Глава 7
20 июля. Вечер.
Никита Оленев
Оскаленная рожа с торчащими из пасти здоровенными клыками!
Нырок, уход в сторону – удар! Сбоку, рядом с ухом. Если ударить прямо, по клыкам – можно занести в рану какую-нибудь заразу, а оно ему надо?
«Бабуин» свалился как подкошенный. Ага, все-таки башка у них не железная! И по мозгам все-таки можно настучать!
Бегом, скорее, бегом!
Позади крики, звуки выстрелов бьют по ушам, и кажется, что вот-вот пуля или картечина вопьется в затылок! Быстрее, еще быстрее! На пределе возможностей! Под хрип легких, под боль в исколотых стеклом ступнях, под мучительное напряжение мышц! Уйти как можно дальше, пока они не очухались! И не попасть на зуб мутантам…
Он знал, кто такие мутанты, и уже едва не стал их жертвой. Спасла только скорость. Никита Оленев умел бить, умел бегать и, когда его однажды едва не прихватили в магазине, спасся именно за счет своей тренированности и умения наносить нокаутирующие удары. Все-таки мастерство не пропьешь! Так говорил сосед дядя Коля, когда выгонял из гаража свой «жигуленок», в очередной раз «давший клина» и спасенный золотыми руками старого мастера. Вот и Никита, в просторечии Ник, без тренировок уже месяц или больше, но тело-то помнит!
Ох уж это тело… досталось ему! Скорее бы добраться до дома… Или тут попробовать найти кусок стекла? Нет, все-таки тут. Пока добежит – член отвалится к чертовой матери!
Забежал за угол дома, поискал взглядом кусочек стекла – бутылку хорошо бы найти. Разбить – вот тебе и ножик. Оглянулся вокруг – ничего такого. Чисто, как в трамвае. Влезть в какую-нибудь брошенную машину, там поискать нож? А можно еще и стекло кирпичом кокнуть – вот тебе и стекла! Нет, с автомобильными стеклами не прокатит – они разлетаются на мелкие кусочки.
Витрину! Вот!
Поднял с земли кусок старого асфальта, запустил в витрину магазина рядом с аптекой. Звон! Посыпались куски стекла, крошка блеснула на вечернем солнце.
Оглянулся – не приманил ли кого-нибудь ненужного этот звон? Вроде бы тихо. Если кто тут и обитал поблизости, скорее всего они отправились к тому месту, где стреляют. Твари, похоже, уже знают: где выстрелы, там и жратва.
Эх, дурак он, что вылез навстречу этим нелюдям! Гладовским уродам. Просто подумалось – одному-то не выжить, скоро зима. Надо к кому-нибудь прибиваться. Все лучше, чем сидеть дома и думать, как выжить и не попасться мутантам. Один теперь не проживешь, особенно без оружия. А оружие, как назло, ему не попадалось – если не считать топоров да мачете. Мутанты же, как Ник успел заметить из своего окна, начали наглеть – укрупнили свои стаи и вроде как организовались. У них явно возникло что-то вроде организации. Ну как у этих… в первобытно-общинном строе. Скоро и во двор не выйдешь без того, чтобы не попасть на зуб этим гадам!
Никита осторожно подошел к груде набитого им стекла, стараясь не наступить на острые осколки, подобрал длинный, похожий на кинжал осколок и стал примеряться, как бы это половчее пропилить шнур и не задеть кожу. Шнур глубоко в нее впился, а при том что член и мошонка уже слегка распухли и посинели, чертов шнурок почти не было видно, так он врезался в тело. И теперь стало ясно, что без крови никак не обойдешься. Но и оставлять шнур до того момента, как придет домой, было нельзя. До дома еще минут двадцать тащиться – со всеми предосторожностями, а за это время у него в паху уже будет целое вымя!
Ох, чертова девка! Это жуть какая-то, а не девка! Когда наклонилась над ним и поцеловала, он заглянул ей в глаза и тогда уже реально испугался. Так испугался, что чуть не описался. Да и описался бы – если бы не наглухо затянутый шнуром член. Никита и сейчас ужасно хотел помочиться – вот и еще одна причина того, чтобы снять шнур именно сейчас.
Примерился и начал аккуратно, стараясь не порезаться краешком стекла, пилить капроновый шнурок. Без пореза не обошлось, так что пару раз крепко выругался, сморщился, остановившись на секунду, и снова продолжил.
Шнурок сдался секунд через двадцать – хлестко лопнул и моментально ослаб, оставив после себя глубокую борозду. Кровь зациркулировала в пережатом органе, онемевшем, как отсиженная нога, и Никита невольно застонал – ощущения в высшей степени неприятные.
Потом встал и долго, выжимая из себя все до капли, мочился, проклиная Глада с его бандой и весь мир, который допустил такое безобразие, как апокалипсис.
А еще – впервые пожалел, что выжил, а не остался лежать в своей постели, как родители, как бабушка, как сестры-двойняшки. Лучше бы он вместе с ними отправился на тот свет. На хрен ему этот мерзкий мир, в котором теперь правят такие уроды, как Глад и его совершенно безумная девка-маньячка?!
Точно, маньячка. Глаза черные, на морде придурковатая улыбка.
А этот ее прикид? Голая по пояс, сисек почти нет, как у совсем малолетки, – и татуировка! Она в чешуе! Желтая, синяя, красная чешуя! Ну вот только представить старый мир, где на улице вдруг появилась бы малолетка, по пояс голая, в одних маленьких драных шортах и вся татуированная с ног до головы! Что бы тогда было?! Скандал! А тут… То ли змея, то ли дракон…
Кстати – неужели не больно? И когда успела набить такую татуху, во все тело! Ведь и ноги в татуировке! И спина! И живот! Неужели и до апокалипсиса на ней была татуха? Вряд ли.
Ох и жуткая девка! Брр… аж дрожь берет! Если бы не мутанты – сейчас его член лежал бы в баночке с водкой!
Никита передернул плечами – мороз по коже! Жуть! Кто-нибудь рассказал бы ему о чем-то таком, он бы ржал, как сумасшедший! Мол, начитался книжек о постапокалипсисе и гонишь дурку! А вот теперь…
Сзади что-то шевельнулось, Никита замер, а затем медленно, очень медленно повернулся. Повернулся и остановился – не дыша, боясь шевельнуться, боясь сделать какое-либо движение, которое могут принять за агрессию. Или просто за сигнал к броску.
Пятеро мутантов. Трое раньше были детьми – лет по семь, не больше. Маленькие такие обезьянки с крупными и очень белыми зубами. А с ними, видимо, папа и мама. Папа при жизни был здоровенной тупой обезьяной весом центнера полтора и соответствующего роста, мама – потощее и поменьше, но тоже широкоплечая и сильная. Одежды на всех почти уже нет – так, какие-то клочки, видимо, остатки маек и джинсов. Грудь женщины, как и положено обезьянам, – два пустых мешочка, свисающие к пупку. Мужчина зарос шерстью, как настоящая горилла, но его первичные признаки торчали вперед, как у человека, и он их сосредоточенно почесывал.
«Сука бескультурная!» – вдруг подумалось Никите. А еще у него почему-то отлегло от души – может, не бросятся? Вроде благодушно настроены, наверное, сыты. Может, выхватили кого-то из гладовских уродов? Пожрали, и довольны! Зачем им гоняться за следующей жертвой? Сытому бегать не хочется!
Успокаивая себя таким образом, Никита сделал осторожный шаг назад. Потом другой, третий. Мутанты стояли, смотрели на него маленькими белесыми мутными глазками и никак не реагировали на поведение «бифштекса». И только когда Никита уже отошел шагов на семь и собирался завернуть за угол, маленькая мутантка издала какой-то странный, утробный звук, что-то вроде громкого мяуканья, и бросилась вперед. За ней – двое братьев-мутантов (если это были братья, конечно).
Все, что успел Ник, – это встать в боевую стойку, изготовившись к схватке. И когда мутантка бросилась на него, чтобы вцепиться в горло, он встретил ее ударом в шею. Целил он вообще-то в подбородок, но он у этих тварей был скошенным, попасть по нему не так уж и просто, а кроме того, в полете она вытянула шею, как бы задирая клыки для удара, вот кулак и попал ей прямо по гортани.
Нет, убить таким способом мутанта невозможно, это Никита уже знал. Надо разбить голову, чтобы тварь издохла. Но на какое-то время он все-таки ее выключил. С разбитой гортанью особо не подышишь, придется некоторое время восстанавливаться.
Мутантка отлетела назад, сбив своим телом второго нападавшего, так что Никита остался один на один с третьим – тем, кто когда-то был, вероятно, мальчиком лет шести-семи. Ну или карликом такого же размера.
Этот получил в ухо и на время выключился, шмякнувшись о стену, как мешок с дерьмом.
А потом Никита рванулся бежать, со всей своей возможной скоростью, прекрасно понимая, что убежать не сможет и, похоже, ему пришел конец. Мутанты сильнее его, быстрее его, и, если он все-таки умудряется их побеждать, то не за счет своих феноменальных физических данных, а за счет того, что умнее, а еще – у него хорошо поставлен удар. Не зря все-таки семь лет занимался боксом и стал кандидатом в мастера спорта!
Никита бежал по улице Соколовая в сторону Сенного, отчаянно надеясь на чудо. Позади верещали и ревели мутанты – папа и мама семейки все-таки решили, что человек пригодится им на ужин. Хлопали босые ноги по асфальту мостовой, болели легкие, работавшие, как кузнечные мехи, болели многострадальные ступни, оставлявшие на мостовой красные пахучие следы. Мутанты бежали быстро, но у Никиты было ощущение, что бегут они вроде как вполсилы. Ну не хотят они его сразу пришибить! Может, развлечение у них такое – загонная охота?! Чтобы жирок растрясти, повеселиться, а уж потом можно ему и член отгрызть.
Почему член – Никита и сам не знал. Может, потому что на член сегодня уже покушались, так почему бы на него не посягнуть и еще кому-то? Не сказать бы, что Никита гордился своим хозяйством, но оно было очень даже ничего. Не хуже, чем у других людей!
Все эти глупости лезли в голову, несмотря на отчаянное положение запыхавшегося, покрытого потом беглеца. И страшно, и не место для таких мыслей, но Никита бежит, бежит, бежит… а чушь в голову лезет, лезет, лезет…
Пока опомнился, оказалось – умудрился пробежать улицу Симбирскую и уже приближается к улице Рахова! Все эти улицы перпендикулярны улице Соколовая. Почему не побежал домой, фактически пробежал мимо своего дома? Да сам не понял почему. Может, боялся менять направление, опасаясь, что перехватят? Или надеялся, что стае надоест его гнать и они в конце концов отстанут?
Никита этого не знал. Инстинкт гнал и гнал его вперед, выжимая из тела все ресурсы, которые в нем остались. А осталось их совсем немного – скоро Никита, как автомобиль с пробитым радиатором, закипит, выбросит пар и встанет. Попробуй побегай по июльской жаре, когда на пятки тебе наступает толпа оголтелых мутантов!
А они все ближе и ближе. Повизгивают, похрюкивают, торопятся! И… у Никиты вообще-то появилось подозрение, что не особо торопятся. Вроде переговариваются и даже хихикают! Точно, точно – хихикают!
Звуки плыли в воздухе, в горячем, тягучем воздухе июля, солнце жгло макушку, плечи, пот разъедал широкую запекшуюся рану на границе лба и волос, и Никита чувствовал, что еще немного, еще чуть-чуть, и он упадет. Свалится под ноги преследователям. И они будут рвать, терзать его тело. И только одно его утешало, если можно назвать это утешением: пусть лучше ему перегрызут глотку мутанты, чем долго и трудно умирать с содранной кожей. Никита где-то читал, что с содранной кожей можно прожить много часов, и даже дней. Страшных часов, мучительных часов, когда понимаешь, что фактически ты умер, и ничего, совсем ничего не можешь с этим поделать!
Бежать! Бежать! Держаться!
Если бы не подготовка, привычка к долгим и тяжелым нагрузкам – давно бы валялся в пыли, истекая кровью и захлебываясь нестерпимой болью раздираемых клыками мышц.
Когда он споткнулся, ударился плечом о стоящий посреди дороги красный автомобильчик и свалился на теплую, нагретую солнцем мостовую, он даже испытал облегчение: наконец-то все закончится! Наконец-то он уйдет из этого мерзкого мира и отправится туда, где его ждет семья! Не те разлагающиеся трупы, которые он сволок в соседнюю квартиру (якобы похоронил!), а живые и здоровые, веселые, родные! Если, конечно, на том свете что-то все-таки есть.
Раньше он не задумывался о таких вещах и никогда не интересовался никакими религиозными темами, но теперь, лежа посреди трупа старого мира и ожидая, что в загривок вонзятся белые клыки мутантов… вот теперь как раз и стоит подумать о душе! О ней, о бессмертной! Если она есть, конечно…
Выстрелы прогрохотали так громко, что звук пробился даже сквозь вату в ушах. Но Никита так и лежал, наслаждаясь лучами вечернего солнца, теплом нагретого асфальта и отдыхом, наконец-то пришедшим к натруженным мышцам. Он старался не обращать внимания на боль от раны на голове, он даже забыл, где находится. Его душа плавала где-то далеко-далеко, там, где нет девчонок, развлекающихся мучениями людей, где нет мутантов-каннибалов и где на улицах не стреляют и не льется кровь.
Наконец он пришел в себя. Сколько прошло времени после его падения, Никита не знал. И только когда выстрелы прекратились – по телу прошла дрожь, а в сердце похолодело: догнали?! Эти твари, из Ордена, – догнали?! О господи… лучше бы его сожрали мутанты!
Сознание залило красной, всепоглощающей яростью. Нет, он так просто не сдастся! Он даст им бой! Он еще жив, а значит – может драться! В конце концов – он мужчина! Он боец!
Никита открыл глаза и в первую секунду не увидел ничего, кроме радужных пятен, мелькающих перед глазами. Потом зрение очистилось, и он увидел джип – здоровенный такой, черный, с огромными колесами. У джипа стояли высокий парень в камуфляже, лицо которого показалось ему смутно знакомым, и небольшой парнишка, некрасивый, но с живыми, блестящими глазами, которые постоянно двигались, видимо, оглядывая окрестности на предмет нахождения цели, – в руках парнишка держал здоровенный автомат с необычайно длинным рожком. Или не автомат? Пулемет, наверное. Этот тоже был в камуфляже.
А еще была девчонка. Тоже в камуфляже, никаких первичных признаков девчачьего племени не разглядеть, да и прическа у нее необычайно, даже неприлично короткая (такие называют почему-то тифозными), но спутать ее с мальчишкой было никак нельзя. Тонкие черты необычайно красивого лица не оставляли никакого сомнения в том, что это была девушка. И рост. Она была даже ниже, чем тот шустрый мальчишка со здоровенным автоматом. Девушка держала в руках автомат с откидным прикладом, и этот автомат своим стволом смотрел Никите прямо в живот.
– Мрази! Ну, попробуйте, возьмите меня!
Никита шагнул к дверце автомобиля, оглянулся в поисках какого-нибудь оружия и вдруг с удивлением и радостью увидел за спинкой сиденья легковушки короткую лопату, на рукояти которой было написано «Fiskars». Она торчала из машины так, будто кто-то нашел ее, попытался достать, но… не успел. Почему не успел – дело десятое. Не успел, и все тут. Умер, наверное, а уж от чего умереть в этом мире, за каждого выбирает его судьба.
Лопата в руке, удобная, с острыми краями – меч, а не лопата! Теперь попробуйте возьмите, твари!
– Ну?! Кто первый?! Гниды! Мрази! Подходите! – Никита хрипел, из его рта вылетали слюни пополам с кровью. Видимо, при падении он разбил себе губу.
– Эй, парень, ты чё, охренел? – говорил парнишка с пулеметом, и голос его был веселым и удивленным. – Да на хрена ты нам сдался?! И вообще – чего разгуливаешь голышом? Нудист, что ли? Или крыша поехала?
Высокий вдруг шагнул вперед, остановился перед Никитой, уперев руки в бока. Наклонил голову вправо, влево, каждый раз демонстративно прищуривая то один глаз, то другой, а потом хмыкнул, пожал плечами и спокойно спросил:
– Парень, ты, случайно, не Никита Оленев?
Никита едва не вздрогнул, опустил лопату, которую держал в руках, и тоже всмотрелся в лицо высокого парня. Покусал губу, сморщился от боли, сплюнул:
– Ну я Оленев, и что? Откуда меня знаешь?
– Я Андрей Комаров. Помнишь, как мне проиграл на «городе»? Серебро у тебя, золото у меня. Вспомни, ну!
– Точно… – Никита кивнул, лицо парня было ему знакомо, – Андрей. Ты что, с Орденом?
Он снова поднял лопату, и лицо его сделалось злым и решительным. Но Андрей только пожал плечами и недоуменно спросил:
– Каким таким орденом? Не знаю я никакого ордена! Что за орден? И правда – какого черта ты голым бегаешь, девчонок пугаешь! Ленок, он тебя напугал?
Девчонка мило улыбнулась и нежным голосом, звучавшим, как колокольчик, негромко сказала:
– Было бы чем пугать. От страха вон как съежился! Эй, как там тебя… Никита! Чего боишься? Мутантов мы убили, бояться нечего! Нам ты не нужен – хочешь, так бегай, развлекайся. Хоть голышом, хоть с морковкой в попе – нам-то чего?
Небольшой парнишка фыркнул и захохотал, а девчонка продолжила:
– В общем, рассказывай свою историю, если хочешь. А не хочешь – иди по своим делам, а мы поехали. Вот еще, будем мы тебя уговаривать, дел нам больше других нет!
Никита вдруг ей поверил. Ну не может девчонка с такой ангельской внешностью и с таким нежным голоском так врать! Не из Ордена они, точно!
И тогда он выпустил из рук зазвеневшую о мостовую лопату и начал свой рассказ. Когда рассказал обо всем, что с ним случилось, лица его новых знакомых стали жесткими, хмурыми, без малейшей тени улыбки. Даже шустрый парнишка, живой, как ртуть, – и тот застыл на месте, и на лице его закрепилась маска отвращения и ненависти.
– Охренеть! – протянул он и недоверчиво помотал головой. – Точно, Глад! Я же говорил – там грузовик стоял тот самый!
– Да вроде не ты говорил, а Мишка говорил, – поправил его высокий, но парнишка отмахнулся:
– Да какая, на хрен, разница, кто говорил! Ты глянь, чё они творят! У них уже полсотни отморозков под ружьем! Каннибалы, мать их ети! Я хренею!
– Они типа не каннибалы, – поправил его Никита. – Как я понял, это такой обряд. Выпил крови, съел кусок мяса – вот ты и стал адептом Ордена. Я читал, как в байкерские банды принимали в США, в самые отмороженные банды: вначале новичка били все кому не лень, а потом на него ссали. Он вот так и ходил потом, вонючий и ссаный. Типа настоящий байкер стал. А эти вместо того кровь пьют, ну как у ацтеков было. Жертвоприношение. Но самая страшная там все-таки вот эта палачка. Она ростом как… как вот она, – он указал на Лену, – может, чуть повыше. Красивая девка. Ходит в одних коротких шортах, можно сказать голая, вся в татуировке – чешуя, как у змеи, нарисована. Или как у дракона. И все время улыбается. Представляете? Она все время улыбается, как полудурка! И у нее коллекция членов! Она отрезает их у жертв и заспиртовывает!
Никита вдруг вспомнил, что он сидит голым перед девчонкой, опомнился, закрыл пах рукой. Но никто не обратил на его жест никакого внимания. Им было плевать, одет он или раздет. Оно и понятно – не до него сейчас, совсем не до него!
– И что делать? – Маленький парнишка нервно вздернул пулемет на плечо. – Не добили, вот и результат! Как будем их валить?
– Как-как… пока – никак! – зло сплюнул высокий. – Куда мы сейчас пойдем? Без подготовки, без боезапаса, такими малыми силами? Полсотни бойцов! Это тебе не хрен собачий! А у нас полуобученные парни и девчонки, они еле в мишень попадают! Основная ударная сила – наша пятерка! А это плохо! Готовить надо личный состав, и только потом… Если Глад опять уйдет… беда будет! Ты посмотри, какой он, сука, удачливый! И умелый организатор! Одну банду покрошили – он тут же другую организовал! Талант, да и только! Ладно, дома решим, что делать. Возьмем на заметку. Теперь – что будем делать с Никитой? Берем с собой, если вы не против?
– А он-то не против? – задала закономерный вопрос девчонка. – Может, ему тут интереснее! То с мутантами побегает, то от Ордена попрячется. Веселье!
– Ха-ха-ха! Ленок, да ты сегодня просто фонтан искрометного юмора! – закатился небольшой парнишка. – Я тебя просто не узнаю! Вот что значит семейная жизнь!
– Но-но! – грозно буркнул высокий, но глаза его прищурились, а на губах мелькнула улыбка. – Не трогать мою семейную жизнь! Свою обсуждай! Справляешься с тремя-то девчонками? Как пожалуются, что ты филонишь в постели, так сразу двух у тебя заберем! Чтобы не понтовался, мол, тебе и сотню обслужить не влом! Болтун!
– Хе-хе-хе… – захихикал небольшой парнишка и, не ответив, махнул рукой Никите. – Эй, Никитос, поедешь с нами? Айда, поехали! Чую, парень ты крутой, вон сколько времени от мутов бегал! И от Ордена ушел! И вообще – духовитый пацан!
– Сколько раз тебе говорил, не произноси это слово! – сердито пробурчал высокий, Андрей. – «Пацан» – это значит «маленький поц», а «поц» с иврита – «член». Вот приятно Никите, что ты его назвал «маленькой пиписькой»? А если тебя так назвать?
Девчонка вдруг засмеялась – как колокольчик зазвенел, и оба парня, как и Никита, удивленно на нее посмотрели. Видимо, она нечасто смеялась, потому они так и восприняли ее смех. Что небольшой парнишка тут же и подтвердил:
– Да, Лен, не узнаю тебя! Семейная жизнь тебе точно на пользу! Даже завидую Андрюхе – вон как тебя… хм… пробрал, что ты смеяться стала. Ни разу не видел еще, чтобы ты смеялась!
– Да ну тебя! – Лена улыбнулась и, отвернувшись от собеседника, обратилась к Никите: – Никита, поедем с нами. Мы живем в Усть-Курдюме. Там у нас база. Там еще много народу – тоже где-то с полсотни наберется. Только у нас больше девчонок. Почему так? Ну, так получилось – больше, и все тут. Хотя и парней хватает. Если поедешь с нами, будешь жить по нашим законам. По совести будешь жить. Сразу скажу – никаких кровавых жертв у нас нет. Но дисциплина есть. Если не будешь слушаться командира – мы тебя прогоним. У нас работают все, каждый делает то, что может. Еды хватает, одежды – тоже. И оружие есть. Так что будет возможность отомстить Гладу и его банде. Но – после. Итак, ты с нами едешь?
– Еду! – Никита больше не думал ни секунды. Встал, снова прикрыл ладонью причиндалы (ему вдруг стало очень стыдно стоять голышом перед такой красивой девчонкой) и негромко, краснея, спросил:
– А у вас нет какой-нибудь тряпки? Ну… на время, прикрыться. А то стремно так-то, голышом…
Ему дали штаны – слегка потрепанные, но вполне носимые, дали рубаху – пропотевшую, но хорошую (Андрей с себя снял, они по росту оказались почти одинаковы). Ботинок не было, но, если не выходить из машины, так и ничего страшного. Никита забрался на заднее сиденье джипа, и скоро машина, урча движком, ехала по улице Соколовой в сторону улицы Мясницкой.
До апокалипсиса Соколовая, начиная от Симбирской, была улицей с односторонним движением, но сейчас уже все равно, так как никакого движения и нет. За все время, что они ехали, Никита не увидел ни одной машины ни в попутном направлении, ни навстречу. Почему, он понять не мог и решил спросить у своих нежданных соратников, сидевших в машине так, будто эти поездки для них были совершенно обыденными и даже скучными.
– Как думаете, почему никто не ездит на машинах? Куда делись люди?
– Ну а ты почему не ездил? – Андрей оглянулся, и на губах его появилась улыбка. – Вот что ты делал в тот день, когда… хм… все началось? Мы называем его День непослушания. Апокалипсис, в общем.
– Я… ну, я очнулся, захотел пить. Пошел и… увидел родителей и сестер… и бабушку… неживых…
Голос Никиты прервался, он откашлялся и продолжил слегка осипшим, но спокойным голосом:
– Я стал звонить по телефону – в разные службы. Никто трубку не брал. А потом связь вообще исчезла. Тогда я пошел по дому, по квартирам. В подъезде никого не было – живых. Рядом жили бабка с дедом, ну… чужие бабка с дедом, старики, в общем. Дверь у них простая, не стальная. Я ее выбил… чуть плечо не сломал. Хоть и деревянная, а крепкая! Старики тоже умерли. Я перетащил в эту квартиру моих… открыл окно, накрыл их простынями и оставил. Хотел отнести куда-нибудь похоронить, когда понял, что никто не поможет, но… не стал. Где хоронить? Во дворе? Чем копать могилу? Ну и все такое. В общем, оставил в квартире, как в склепе. Ну а потом жил… продукты были. А когда хотелось еще чего-то, ходил в магазин, всего набирал. Людей не видел. Только мутантов. Только я сразу понял, что мутанты – это зло, и от них прятался.
– Ну а почему никуда не пошел, не поехал? – снова спросил Андрей, уже без улыбки. – Машин-то на улице просто кучи!
– Не знаю, – пожал плечами Никита. – А куда ехать? Кто и где меня ждет? Продукты есть, вода есть… Да и противно – в машинах воняет трупами, покойники там сгнили. Мух просто ужас сколько!
– Ну вот ты и ответил, – усмехнулся Андрей. – Ехать некуда, машины не нужны, все живут растительной жизнью и прячутся по своим норам. Только вот скажи, как ты думал жить дальше? Вот пришла зима. Отопления нет. Электричество – со дня на день рухнет, и я вообще не понимаю, почему оно до сих пор есть. И вот ты – дальше-то как? Мысли не было – собрать кого-то, организоваться? Планы какие-то были?
– Честно сказать, никаких планов. Жил, как в тумане. Ел, пил, спал. Ну да, потом начал задумываться: что делать дальше? Решил к кому-нибудь прилепиться. Вот и вышел к отморозкам Глада. И попал… Я думал, и вы от него, он ведь тут весь район подмял, всю Набережную, Волжский район до центра. Всех собирает! Или в рабы, или в боевики, и никак иначе. Ну или в жертвы. Хотя я уже это вам рассказывал, чего повторяться…
– А вот эта девушка… как ты ее назвал? Милка? – Лена посмотрела на Никиту, и он вдруг почувствовал, как кровь быстрее побежала по сосудам. Ну до чего же красивая! И не просто красивая, она… милая! Дюймовочка, вот! Хрупкая такая, но… сильная! Эх…
– А что – Милка? – Никита невольно вздохнул и воровато отвел глаза от расстегнутой на груди рубахи Лены. Отсюда ему была видна ложбинка между небольшими грудками девчонки, и Никиту это волновало так, что он сам себе удивился – какого черта? Что он, сисек никогда не видел?! Не маньяк же в самом-то деле!
– Она на самом деле такая сумасшедшая? Ну… маньячка? Или прикидывается? Может, они просто тебя пугали? Ну как может девчонка… и, как ты говоришь, симпатичная девчонка… быть такой озверевшей?
– Лен, да какая тебе разница? – вмешался парнишка, которого, как Никите сказали, звали Митькой, – ну озверевшая, и что? Мало ли сейчас ненормальных повылезало?
– Мить, я задала вопрос! Какого черта ты вмешиваешься? – В нежном голоске девчонки вдруг прорезалась сталь. – Если спрашиваю, значит, надо! Понять хочу! Если ты понял врага – значит, уже наполовину его победил!
– Это кто так сказал? – не унимался Митька. – Какой-нибудь Конфуций? Нахваталась всяких книжных глупостей и обижаешь козырных пацанов! Тьфу!
– Ты, козырная маленькая пиписька, в самом деле, ну что ты лезешь? Дай человек расскажет! – Андрей протянул руку и попытался щелкнуть Митьку по носу. Митька мгновенно уклонился, и щелчок пришелся по воздуху. Никита сделал для себя отметку – а пацан-то не так и прост! Скорость движений у него ой-ой! Похоже, что тоже боксер!
– Мить, а я тебя не мог нигде видеть? – Никита все-таки не выдержал, решив узнать все, что возможно.
– Как не мог! На тех же соревнованиях и мог! Только на ринге мы с тобой встретиться не могли – вы с Андрюхой вона какие орясины, а я маненький, хилый… мне только с моим же весом драться! Но я тоже КМС – в своем весе. Так что мы тут собрались тесной компашкой! Кстати, ты на сиськи Ленки-то не заглядывайся. Вообще-то она Андрюхина жена! Тебе ничего тут не светит, ищи другую скво! Хе-хе-хе…
– Я и не заглядываюсь! – буркнул Никита, упорно стараясь не косить глазом в сторону Лены. Ему казалось, она сейчас улыбается. Но Лена не улыбалась. Она снова повторила свой вопрос:
– Так ответь, что собой представляет Милка, на твой взгляд. Кто она и что она. И вообще – что заметил вокруг себя? Вспомни, в подробностях.
– А может, дома будет вспоминать? – предложил Андрей, вращая рулем при объезде очередной преграды в виде брошенной легковушки. – Там еще Мишка и Настя, придется тогда еще раз повторять.
– Небось язык не отвалится еще раз повторить, – внезапно поддержал Лену Митька, – пусть базарит, потом еще расскажет!
– Ну что за выражения?! – сердито буркнул Андрей. – Это тебе что, банда, что ли? Мить, учись литературному языку!
– Вот как, в натуре, найду себе такую жену, как твоя – с литературным языком, так сразу и начну говорить правильно, а пока терпи. Ну чё, Никитос, давай, вываливай, чё вспомнил! В натуре, интересно!
– Да я вроде вам все рассказал, – беспомощно пожал плечами Никита. – Ну да, эта Милка сумасшедшая… она все время вроде как улыбается. Ну как кошка, понимаете? Она все время довольна! И еще, когда она собиралась меня пытать… она перевязала мне… ну это… в общем, член перетянула, чтобы кровью не истек, когда отрежет!
– Пипец! – выдохнул Митька. – А ты это не рассказал! Ну-ка, поподробнее!
– Изврат! – скривился Андрей, но кивнул: – Давай-ка все рассказывай, нечего стесняться. Все тут свои. Мы всякого насмотрелись…
– Ну и вот. – Никита задумался. – Перетягивает мне, а сама в глаза смотрит! В глазах – безумие! А еще… она меня… будто любит! Понимаете? Вот что страшно! Она меня не ненавидит, она меня не наказывает, как Глад! Она меня любит! Ей нравится меня мучить! Ей кажется, что, когда она меня мучает, мне приятно!
– Чёт ты какой-то хрени насмотрелся, ужастиков! – присвистнул Митька. – Эк загнул! Какую психологию вывел – просто пипец! Или порнушек нагляделся?
– А я, кажется, понимаю, – задумчиво кивнула Лена. – Он для нее как холст для художника. Как мрамор для скульптора. А жертва для нее – картина. Когда она над ней поработает. Не удивлюсь, если Милка училась в художественной школе. Художница она или скульптор. Ничего об этом не говорили?
– Нет. У Глада еще две девки подручные. Они другие – типа его помощницы. Тоже в татуировках, тоже с голыми сиськами… хм… как дикари! Да они все как дикари! Все в татуировках, все почти голые! Я видел, некоторые совсем голые, представляете? Только краска, татуировки и пояса, на которых висит оружие! Ножи, мачете. Пистолеты еще – не знаю, настоящие или травматы. Ах да! Оружие. Вот я заметил, что огнестрельное оружие не у всех. Всего человек пятнадцать с оружием. Это в основном помповики. Еще такие, как обрезы, из которых кулаки колхозников шмаляли, – я в кино видел. Только те были из винтовки сделанные, а эти под картечь – дуло очень толстое. Отверстие широкое.
Никита задумался, прикрыл глаза, вспоминая. Новые знакомые поняли, не мешали, молчали.
– Когда выскочили мутанты и всем стало не до меня… я врезал этой Милке так, что другому бы челюсть свернул. Она же только села! И даже не вырубилась, а я ведь нокаутер! Ну да, я лежал в этот момент, бить неудобно, но верьте – я бил от души! Со всей дури! А потом, когда начал сваливать оттуда, оглянулся – Милка уже на ногах и Глада защищает! Понимаете? Она у него типа телохранителя и палача одновременно. И еще заметил, как Глад на нее смотрит. Вот как Андрей на Лену…
Митька усмехнулся, кивнул, мол, понял. Хотел что-то сказать, но Никита продолжил:
– Знаете, она двигается, как мутант, – у нее потрясающая скорость! Если бы она была боксером – конец всем! Мускулистая, или скорее жилистая. Наверно, спортом занималась – гимнастикой или прыжками в высоту. Сжала мне ногу так, что аж синяки остались! Честно скажу, я ее боюсь до дрожи. Это какой-то монстр! Ну что еще… толпа, я уже сказал – все разрисованные, все… как из киношки! Ну это… про Безумного Макса, понимаете? Они играют! Типа – игры такие! И убийства – это для них тоже игры! Они не понимают, что делают! Они в детство впали! Ну вот играют дети во дворе в войнушку или там еще в какую игру – и они играют! В Безумного Макса! В банду!
– Мне отец рассказывал, – задумчиво сказал Андрей, переключив передачу. – Самые страшные зоны – это зоны с малолетками. Тамошние сидельцы – вот такие же отмороженные идиотики. Они придумывают абсолютно дурацкие законы, по которым живут. Например – красное нельзя! Все, что красного цвета, – западло! Мать придет на встречу с сыном – он к ней не выйдет, потому что она в красном платье, к примеру. Или красных ботах. Западло красное! Почему западло? Да кто их знает! Колбасу нельзя! Она на пипиську похожа. Ну и еще всякая дурь наподобие. Зоны с малолетками самые беспредельные. И вот представьте – эти, которые с малолетки, на свободе. Что они будут делать? Как жить? Глад ведь ауешник, воровской закон поддерживает. Хотя сейчас и не знаю… все меняется.
– Как думаешь, Андрей, война будет? – вдруг спросила Лена и поправила автомат, лежащий на коленях.
– Будет. Нам с Гладом слишком тесно на Земле. Он будет подминать под себя всех, кого достанет, и в конце концов мы встретимся. И будет война. Я же не зря торопился с райотделами, теперь вы поняли?
– Теперь – поняли! – вздохнул Митька. – Признаю свою ошибку! Но, честно сказать, задолбались таскать! Кстати, все-таки кто Заводской подломил?
– А я откуда знаю? Кто-то да подломил! Не одни мы такие умные. Хорошо хоть остальные успели обнести… нам еще надо с «крупняком» поторопиться, пока другие не опомнились!
Никита слушал разговоры своих спутников, и на душе почему-то сделалось гораздо легче. Вот вроде бы за окном тот же самый постапокалиптический пейзаж – пустые улицы, брошенные машины, над которыми вьются мухи, ветер гонит через дорогу обрывки бумажек – тоска, печаль и безнадега. Но из сердца ушло отчаяние – он теперь не один! И… есть кому за него подумать. Ведь всегда легче, когда кто-то за тебя думает. Ты можешь возмущаться приказом или соглашаться с ним – но принимать решение не тебе. И это, если разобраться, совсем не так уж и плохо. Одному не выжить, точно.
Джип поднялся на Соколовую гору, проехал мимо бывшего КП ГАИ, проскочил строительный рынок, Юбилейный и понесся по трассе в сторону Усть-Курдюма. Впрочем, «понесся» можно было сказать лишь с натяжкой, потому что приходилось постоянно объезжать заторы из автомобилей. Никита даже удивился – как много машин осталось на дороге. Почему-то он думал, что большинство людей умерли дома, в своих постелях – зачем, куда они неслись в автомобилях? Неужели думали, что где-то лучше, чем в городе, где-то нет смертельной болезни? Или это инстинкт – бежать куда глаза глядят при первом же известии о смертях?
Когда подъехали к дому, где жили его новые знакомые, Никита смотрел во все глаза – ему было не просто интересно, на самом деле он чувствовал, что теперь этот здоровенный дом надолго, если не навсегда, станет его домом.
Ему нравились эти ребята. Они были ПРАВИЛЬНЫМИ, он чувствовал это. Обычные, нормальные ребята – если забыть о том, что они обвешаны оружием с ног до головы.
Джип посигналил, и через пару минут ворота медленно поползли в сторону. Джип тронулся с места и медленно поехал, лавируя между бетонных блоков, уложенных на дороге в шахматном порядке. Никита видел такие блоки в репортажах о Кавказе – их укладывали у ворот воинских частей, для того чтобы никто не мог протаранить ворота с разгону.
Сразу же обратил внимание на площадку выше забора – грубо сваренная из металлических труб и листов, накрытая пластиковой крышей от дождя – это была наблюдательная вышка и одновременно стрелковая ячейка. На ней кто-то дежурил и, похоже, с пулеметом.
Никита прикинул – отличная позиция, с нее простреливалась вся улица вверх, до самой церкви, и вправо на километр, не меньше. Хороший стрелок никого не подпустит в пределах видимости с этой самой сторожевой вышки.
Ворота закрылись позади джипа, он прокатился по плитам, выстилающим двор, и замер возле высокого крыльца, выложенного то ли мрамором, то ли мраморной крошкой. Андрей потянулся так, что хрустнули суставы, зевнул и, дернув ручку двери, со вздохом облегчения покинул джип. Тут же подлетела высокая красивая девчонка в камуфляжных штанах и армейской майке, обрисовывающей довольно-таки высокую грудь, с ходу бросилась к Андрею на шею, впилась в губы долгим поцелуем.
Никита замер, недоуменно покосился на Лену, деловито копошившуюся рядом. Та что-то собирала с сиденья и с коврика – то ли патроны, то ли еще что-то. Хотел спросить, но передумал – какое его дело? Потом разберется, кто тут и что тут. Но вообще-то слегка напрягся – зачем ему сказали, что Лена жена Андрея? А эта девчонка тогда кто?!
– Вторая жена Андрея! – хохотнул Митька, сползая с сиденья и закидывая на плечо пулемет. – Что глаза-то вытаращил! Вот такой у нас командир… любвеобильный! Две жены у него! А почему бы и нет? Я бы и сам не отказался… хе-хе… от таких жен!
– Иди уж… мечтатель! – фыркнула Лена. – У тебя есть уже! Хватит!
Они пошли дальше, перешучиваясь и хихикая, а Никита задержался у джипа. Он, честно сказать, не знал, куда идти и что ему делать. Сейчас Никита с досадой и грустью вдруг почувствовал, что снова остался один. Как всегда – один! Они все свои, они все вместе, а он… так, случайный прохожий, которого походя, ненароком спасли от гибели в зубах мутантов. Неинтересный и ненужный прохожий.
– Все в порядке! – объявила девушка, которую, как узнал Никита, звали Настей. – До кости разрезано, но уже почти заросло. Как там ты говоришь, Миш? В каждом свинстве?..
– В каждом свинстве есть свой кусочек бекона, – объявил аккуратный симпатичный парнишка, тоже в камуфляже и с пистолетной кобурой на поясе. – Английская пословица. Не знаю, точно ли английская, – я там не слышал такого, в этой самой Англии, но приписывается наглам. Вирус затягивает раны просто моментально! Мы не болеем, и зараза нас не берет. Знаете, у меня есть подозрение, что мы можем жить не восемьдесят и не сто лет, а, к примеру, тысячу. Или две. А может, и вечно!
– Типа как эльфы? – заинтересовалась Настя, аккуратно промакивая шрам на голове Никиты какой-то жидкостью и всматриваясь в затянувшуюся рану. От девушки пахло чем-то тонко-ароматным, похожим на масло для тела, а еще – этим самым чистым девичьим телом. Хорошо пахло. Так что у Никиты невольно участилось дыхание. Он уже и забыл, как выглядят и пахнут молоденькие красивые девчонки. Засиделся в своей берлоге!
– Ну типа того! – кивнул тот, кого назвали Мишей. – Вирус сохраняет наши тела вечно молодыми. Но при этом не дает нам размножаться. Такая вот у меня есть версия.
– Ни хрена себе! А на кой черт тогда нам такое бессмертие? – присвистнул Митя. – Человечество, как бы оно ни было бессмертно, все равно вымрет, если женщины не будут рожать! Люди-то убывают! Гибнут в бою или просто случайно: упал, разбил голову, и вот тебе труп! И кем тогда заменить? Ерунда какая-то!
– А что ерундового? – пожал плечами Миша. – Вполне себе версия, не хуже, и не лучше других! И все в эту версию прекрасно укладывается! Вот смотри – ни одна девчонка не забеременела. Факт? Факт? Значит, они не могут рожать!
– А может, это вы не можете нас оплодотворить? – фыркнула Настя.
– А месячные? Нет ведь месячных! Хотя вполне может быть и тот и другой вариант – и вы бесплодные, и мы. Ну так вот: выжили те, кто достиг примерно пятнадцатилетнего возраста – плюс-минус год-два. И дело даже не в возрасте, а в определенном состоянии организма, присущем этому возрасту. Перестройка этого самого организма, гормональные бури, и все такое.
– Умный, да? – ухмыльнулся Митя. – Слова-то какие толкуешь! Гормональные бури! Ишь ты! Метеоролог хренов! Секс-метеоролог!
– Слушай, не мешай, а? – Андрей недовольно помотал головой. – Миша дельно говорит. Я и сам над этим думал и пришел к такому же выводу. И девочки тоже.
– Так вы уже сами до всего дошли? – Миша улыбнулся, махнул рукой. – А я тут распинаюсь! Что зря-то болтать тогда?
– Ну почему – зря? – Лена потянулась, и тонкая ткань топика обрисовала ее крепкую маленькую грудь. И снова по телу Никиты прошла дрожь, и он постарался отвести взгляд от девчонки. Хотя ему ужасно хотелось смотреть на нее и смотреть… вечно смотреть!
– Мне, например, интересен твой взгляд на проблему, – продолжила Лена, подтягивая к себе чайник с кипятком. – Да, мы это все уже обсуждали. Ну и что? Лишний раз обсудить не помешает. Кстати, предлагаю завтра заехать в институт «Микроб». Я понимаю, что наверняка делать там нечего – все ученые мертвы, а мы не разбираемся ни в микробиологии, ни в том, как работать с их приборами, но все-таки! А вдруг кто-нибудь из них оставил лабораторные записи? Какие-нибудь указания, как и что будет дальше? Вели же они какие-нибудь исследования по этому самому вирусу?
– Даже если и вели – что оно нам даст? – резонно заметил Митя. – Сама сказала, мы не понимаем ничего в биологии! Мы не умеем обращаться с приборами! Что нам даст этот институт?!
– А может, мы научимся? Найдем книжки, выучим то, что там написано, и попробуем изменить ситуацию! А что? Создадим вакцину, которая сделает так, что мы сможем рожать! И тогда человечество выживет! Произведем на свет кучу детей, обучим их, и они возродят цивилизацию! Когда-нибудь…
– Хм… ты серьезно? Да люди учатся в институтах годами и годами, чтобы все это изучить! А ты хочешь научиться по книжкам?! Смеешься, что ли?
– Почему это смеюсь? Годами? А что, у нас нет времени? Если верить Мише, впереди у нас сотни, тысячи лет! И мы будем учиться. И будем исследовать вирус! И победим его!
Все замолчали, глядя на Лену. Не удержался и Никита – поднял взгляд на девушку и по спине у него прошел холодок. Неужели влюбился? Так она замужем! За Андреем! Выкинуть эти мысли! Нет, скорее всего это просто гормональный всплеск. Увидел девушек – и сразу бес в ребро, точно. Так ведь кроме этих девушек есть и другие! Найдет он себе подругу, какие его годы! Во дворе вон их сколько бегало! Штук пятнадцать насчитал, точно!
– Так. На завтра – институт «Микроб» и воинская часть, та, что в центре, – я там ворота видал. Все почти в одном месте. Вначале – институт. Кто поедет? Кто-то должен остаться рулить охраной. Девчонки, кто останется?
– Жребий! – в один голос сказали девушки и улыбнулись.
Андрей достал блестящую монету, похоже, пятирублевку, подбросил ее в воздух, поймал, хлопнул по запястью ладонью. Секунду подумал, сказал:
– Орел – с нами едет Настя. Решка – Лена.
Открыл – монета лежала решкой. Настя вздохнула, пожала плечами:
– Мне вечно в азартные игры не везет! Ленусь, следи там за ним – он вечно лезет во все дырки! Нос сует! Еще прищемят!
– Это в какие я дырки лезу? – слегка обиженно протянул Андрей. – Вот ты болтушка!
Митька хотел сказать какую-то скабрезность про дырки, но Андрей тут же показал ему кулак, и тот заткнулся, но рожи строить не перестал – одну противней другой.
– А кто поединки с заезжим дурачком устраивал? Вместо того чтобы его сразу шугануть? У Ленинского РОВД! Так что молчи уж… Тебя вообще бы дома оставить – ты типа императора, тобой рисковать нельзя. На тебе все завязано! Сидел бы дома да руководил!
– Ну уж нет! Я еду, и это не обсуждается! – нахмурился Андрей. – Император я или нет! Хе-хе-хе…
Он не выдержал и рассмеялся. Захихикали и все остальные – все, кроме Никиты, для которого и разговор, и все вокруг было абсолютно чуждым. Так бывает, когда попадаешь в чужую компанию, где все друг друга знают, понимают с полунамека, а ты сидишь дурак дураком и только мечтаешь пораньше отсюда выбраться и поехать домой. Вот только дома у него теперь никакого нет. Вернее, теперь здесь его дом!
– А я? – неожиданно для себя самого спросил Никита. – Я поеду? И вообще – мне что делать? И кто я здесь?
– Хороший вопрос, – задумчиво кивнул Андрей. – Кто ты здесь? И что тебе делать? Ты сам-то что думаешь, кто ты здесь? И что будешь делать? И самое главное – что умеешь делать?
Никита задумался, потом развел руками:
– Ну а что я умею? Драться умею. Больше, наверное, ничего. Стреляю я не очень… если потренируете – научусь стрелять хорошо. Бегаю быстро. – «Видели!» – хихикнул Митя. – Дерусь умело, не хуже, чем Андрей. Если примете в свою компанию, буду драться за вас. Я не предаю, не крысятничаю и работы не боюсь. С детства боксом занимаюсь, так что умею и боль терпеть, и нагрузки. Ну а тут уже сами смотрите – для чего я пригожусь.
– Машину водить умеешь?
– Даже трактор! – усмехнулся Никита. – Я в деревню ездил, дядя у меня там… был. Он на тракторе давал поездить, на гусеничном. И на грузовике – у него «газон» был. Так что умею. Не шибко, не Шумахер какой-нибудь, но умею. В ворота попаду. Ну вот и все в принципе.
– Это уже неплохо! – улыбнулся Андрей. – Завтра с нами поедешь. Мы хотим бэтээр пригнать либо что-то такое наподобие. Чтобы крупнокалиберный пулемет был или даже пушка. Мало ли… тут у нас оружия полон дом, вдруг кто-то захочет его получить, нам надо быть наготове. Тот же Глад – вдруг узнает, что мы тут засели и запаслись стволами, – может попробовать нас достать.
– Кстати, а что думаете с Гладом делать? Вы вообще думаете с ним что-то делать? – осторожно спросил Никита. – Ведь если с ним ничего не делать, он так весь город подомнет! Типчик совершенно отмороженный, вы же слышали, что творит!
– Слышали, слышали… – страдальчески скривился Андрей. – Одноклассник мой… бывший. Я ему когда-то зубы выбил за… в общем, за пакости разные. Даже повторять вслух не хочу эту дрянь, что он делал. И не так давно мы его чуть не достали – он чудом ушел! Мы всю его банду покрошили! Удачливый, гад! И дерзкий. Будем его брать, конечно… но чуть позже. Завтра, как наметили, съездим в «Микроб» и насчет бэтээра разведаем, а уж потом… Вот ты сам прикинь: у нас парней, бойцов – раз-два и обчелся. Ты сам-то стрелять не умеешь! А между прочим, Глад очень даже умеет! И народ у него боевой, и стрелять умеют, и резать. И как мы против них пойдем? Против полусотни? Даже против тридцати отморозков! Да, у нас хорошее оружие, ну и что? Нужно выбивать Глада и всю верхушку банды, а я уверен: Глад все это уже предусмотрел, и к нему так просто не подберешься. Значит, нужно провести разведку, установить график их передвижений, подготовить как следует бойцов, и уже тогда… И лучше, если у нас к моменту атаки будет «броня». С бэтээром, или бээрдээмом мы их на два счета завалим! Разгоним эту шелупонь!
– Валить их надо! Всех валить! – внезапно охрипшим голосом сказал Никита, и его душу залила волна кипучей ярости. – Как только увидишь татуировку Ордена – сразу и валить! Там нет хороших! Поймите, те, кто в боевиках Ордена, – они пили кровь людей, они ели человечину! Они уже переступили черту! Это нелюди! Их только убивать!
– Согласен. Миндальничать не будем! – кивнул Андрей. – Но и подставляться не будем! Мне каждый человек дорог! Не дай бог подстрелят, и что тогда? Без подготовки – никуда!
Все замолчали, задумались. Никита посмотрел в окно – уже сумерки. Странный сегодня был день… жуткий день. Он вдруг ощутил прикосновение капронового шнура к своим причиндалам, и ему ужасно захотелось почесать в паху. Вроде как убедиться – все ли на месте? Смешно, ага… только тем, кто не видел глаз этой маньячки, ее дурацкой улыбки и ее ножа, который приближается к твоим глазам. Брр! Век бы не видеть!
– Сейчас девчонки тебе покажут комнату, где ты будешь спать, и отдыхай. Утром дам тебе пистолет – без оружия никуда не выходи. У нас тут мутантов тоже хватает, целыми бандами бегают. Мы вроде как неплохо отгородились, но они скачут через заборы, так что встретить во дворе мутанта можно запросто. Если что, стреляешь ему прямо в лоб – этого они не любят и сразу подыхают. Ну вот вроде и все. Наелся? Сытый? Тогда давай шагай, сегодня у тебя был тяжелый день. Отдыхай…
Через пятнадцать минут Никита уже лежал в постели – в нормальной, чистой постели, пахнущей стиральным порошком и почему-то духами. Может, потому, что стелила Настя и невольно нанесла этот запах на белье? Никита лежал в полудреме – ноги и руки гудели, отходя от дневного напряжения, а перед глазами мелькала мешанина из кадров, будто прокручивалось документальное кино. А потом он уснул, будто провалился в темный колодец. И впервые за много дней ему было хорошо и спокойно, будто он действительно оказался у себя дома.
21 июля, утро.
Андрей Комаров
– Андрюш, вставай! Пора!
Прохладная рука прошлась по моей груди, ниже… оп! Поймал!
– Кыш! Рано еще!
– Андрей, и правда – пора! Ехать надо!
Я открыл глаза, сел в постели, подложив подушку под спину, и минут пять смотрел, как девчонки одеваются. Красота! Вот сколько смотрю, столько и поражаюсь – ну до чего красивые! Не сказал бы, что я такой уж спец в женских фигурах, но моих знаний хватает, чтобы понять – совсем не все женщины без одежды красивы. Одежда скрывает недостатки, облагораживает, прикрывает то, что лучше не видеть мужчине. А тут… ну надо же быть такими красивыми! Впрочем, в пятнадцать лет гораздо легче быть красивой, я и это понимаю. Молодая кожа, полное отсутствие целлюлита и лишнего веса. Совершенство! Два совершенства. И оба – мои. Повезло!
– Девчонки… вот все-таки не могу понять – почему вы не ревнуете? Неужели сердце не сжимается, когда видите, что я с кем-то из вас?
Язык мой – враг мой! Вот ляпну… и думаю потом: зачем я ляпнул? Все ведь хорошо, мечта, а не семья! И зачем мне копаться, искать мотивы и мысли? Сказал – и пожалел.
Замерли, задумались… потом синхронно улыбнулись и покачали головами:
– Глупый! Глупый!
И продолжили натягивать штаны, извиваясь, влезать в топики, ну и все такое прочее. Кроме лифчиков. Если только не считать лифчиками разгрузки с запасными магазинами. Отец говорил, что в армии «лифчиками» называли такие вот разгрузки.
А меня уже заело! А у меня вожжа под хвост попала! А я удила закусил!
– Чёй-то глупый?! Как сразу – так и глупый!
– Все парни – глупые! – важно заметила Лена. – Вам все равно не понять душу девушки! И вообще – нечего глупые вопросы задавать!
– Нечего глупые вопросы задавать! – эхом откликнулась Настя и тихонько хихикнула: – Глупый!
Я раздраженно отбросил тонкое одеяло и проследовал мимо двух чертовок прямиком в душ. Пока электричество не отключили – надо пользоваться! И мыться как можно чаще – при первой подвернувшейся возможности. Скоро это все закончится!
Будто отвечая на мои мысли, свет погас, и напор воды в кране тут же ослаб. Вот оно! И я почувствовал нечто сродни облегчению – устал уже «ждать смерти». Кончилось электричество! Теперь – только по-старинке.
– Все! Кончилась лафа! – констатировала Настя. – Эх… так хорошо было! Как думаешь, Андрей, это, случайно, не атомная станция жахнула?
– Вряд ли! – откликнулся я, приоткрыв дверь в ванную комнату и стирая с себя остатки мыльной пены. Все-таки я успел слегка помыться.
– А откуда знаешь, что вряд ли?
Похоже, Настя сегодня решила до меня докопаться. Вот бывает у нее такое настроение – делается нудная, вреднючая и достает глупыми вопросами. На которые можно ответить только так же глупо.
– ПАТАМУШТА!
Нет, ну а что я отвечу, черт подери?! Я откуда знаю? Надо будет достать из склада радиометр и теперь проверять воду и все вокруг. Ну так… на всякий случай. О чем я тут же сообщил моим женушкам, чем и вызвал их бурное обсуждение проблемы: кому дать радиометр, кто будет за него отвечать, каким будет журнал выдачи прибора, как вести отчетность, где повесить графики дежурства, и все такое. Мне это было глубоко неинтересно. Девчонки вели хозяйство, и надо сказать – очень умело это делали, сбросив с моих плеч огромный, просто-таки неподъемный груз. Я готов руководить, осуществлять, так сказать, стратегическое планирование. Но вот заниматься хозяйством, следить за тем, как накормлен мой народ, как его обстирывают и обеспечивают барахлом, – нет. Меня просто тошнит от такой работы. Это не мое! Этим как раз и занимались Настя и Лена. Ну и другие девчонки, которых они набрали себе в помощницы. К сегодняшнему дню вышли из состояния «овоща» все девчонки, которых мы освободили из рабства.
С ними не обошлось без истерик – были и слезы, были крики и заунывный вой, но, слава богу, обошлось без суицидов. Все живы, и все более-менее поправились – и психически, и физически.
К этому дню мы собрали у себя почти всех живых, что оставались в Усть-Курдюме, плюс часть живых из Юбилейного. Кто-то не захотел к нам пойти по разным причинам – одних не устраивало самодержавие, которое мы тут установили, – таких я сразу разворачивал и предлагал жить самим. Нам такие не нужны – только смуту вносить да настроение портить. А то еще и какое-нибудь восстание против самодержца и его клики попытаются замутить, придется кровь лить. А оно мне надо? Пусть себе живут как хотят.
Другие решили, что как-нибудь проживут и сами – еды хватает, одежды хватает, зачем им мы? Они и сами могут организоваться, сделать свою общину – и некоторые попытки в этом отношении уже были сделаны. Дважды мы столкнулись с мелкими общинами в Юбилейном – человек по пятнадцать-двадцать в каждой, сколько точно – неизвестно. Все встреченные нами количество участников сообществ скрывали.
Огнестрельного оружия у них практически ни у кого не было – только у некоторых охотничьи ружья, ну и само собой – травматы, от которых по большому счету проку совсем никакого. Только если использовать их против своих же соплеменников – против мутантов они бесполезны.
У нас теперь шестьдесят два человека, из которых чуть больше половины девчонок. Почему так много девчонок – честно сказать, я и сам не понял. То ли парни к нам неохотно идут, решив, что и сами проживут, то ли среди выживших преобладают девушки – по каким-то объективным биологическим причинам.
Вообще-то по большому счету ничего удивительного в том, что девушек выжило большее количество, совсем даже и нет. Я еще давно случайно прочитал в Сети упоминание о том, что по американским законам, если в катастрофе гибнет вся семья, муж и жена, то наследство погибших переходит к родственникам жены, потому что жена после катастрофы жила хотя бы на секунду, но дольше, чем муж, и значит, успела стать его наследницей. То есть в нашем случае – большее количество девушек выжило потому, что женщины, по сути своей, гораздо более живучи. Может, и смешное утверждение, но… почему бы и нет?
За период с момента катастрофы мы успели вооружиться, ограбив почти все райотделы полиции города, вскрыли несколько охотничьих магазинов – что дало нам еще кучу всяческого оружия (в том числе и великолепные охотничьи карабины с оптикой, то есть – снайперские), снаряжения и всего такого. А вот чего нам не хватает, так это крупнокалиберного оружия, способного бороться с бронированными машинами. И бить стены. Если я что-то понимаю в тактике и стратегии, то в скором будущем мы столкнемся с ситуацией, когда какая-нибудь группа людей пожелает отобрать у нас с таким трудом награбленное оружие и снаряжение, и для этого врагам достаточно подогнать бронетранспортер с крупнокалиберным пулеметом либо пушкой и вынести нас вместе с воротами, бронированными стеклами и бронедверями. Никакие стены не выдержат очереди из «крупняка». Он прошивает кирпичные стены навылет. Нужен такой же «крупняк», а еще – гранатометы. И взять это можно только в воинской части. Где именно, большой-пребольшой вопрос.
Нет, так-то все мы знали, что надо отправиться в Татищево, а вернее, в город Светлый, и там заняться поисками оружия и бронетехники, но сказать легко, а вот сделать…
Все надо делать шаг за шагом, и первое, что мы сделали, – выгребли оружие из райотделов. Потом наведались в охотничьи магазины (в те, что не успели пограбить конкуренты). Потом надо было научить наш контингент хотя бы мало-мальски обращаться с этим самым оружием. И уж после возник вопрос: как бы это поехать в воинскую часть и всласть ее пограбить? Только вот… в какую воинскую часть? В Энгельс, на военный аэродром? В Светлый? Или еще куда-то?
Решили, что пока навестим воинскую часть, что в центре города, я видел там красную табличку: «Воинская часть номер…» После чего заедем в институт «Микроб», поскольку он рядом, а уж затем можно наведаться в Светлый.
Вчера съездили на разведку, нашли воинскую часть, и, когда возвращались домой, Митьке вдруг приспичило по-маленькому. Пришлось остановиться, подогнать машину к дому, ведь Митька категорически отказался делать свои делишки на глазах у Лены, – и дожидаться, когда он сходит за угол и вернется назад. Вот тут-то и заметили картинку, от которой просто-таки глаза полезли на лоб: по Соколовой улице со стороны моста бежал абсолютно голый парень. Грязный, пыльный, в бурых потеках, похожих на кровь, он бежал довольно-таки быстро, и его преследовали несколько мутантов, которые, как мне показалось, и не особенно утруждали себя преследованием жертвы. Похоже было, что они ждут, когда же наконец беглец упадет. Они развлекались!
Почему я так решил? А потому, что было видно, как они скалят зубы, переговариваются и периодически то отстанут, то моментально набирают скорость и сокращают дистанцию, держа ее примерно на расстоянии двадцати шагов.
Тут как раз вернулся Митька, и мы с ним устроили мутантам замечательную встречу. И вовремя – парнишка как раз в этот момент выдохся и свалился на землю.
Парнишка хороший – я его помнил, встречался на соревнованиях. Мы, боксеры, знаем всех, кто в нашем городе может представлять для нас опасность на ринге, со многими уже встречались, так что не было ничего удивительного в том, что я этого парня вспомнил. Знал я его. Сильный боец, и проиграл мне по очкам – только потому, что я оказался все-таки техничнее и опытнее, чем он. И вел он себя прилично – не высокомерный, не наглец и не шпана. Нормальный парень, о котором у меня остались только хорошие воспоминания.
Вот и сейчас он меня не разочаровал. То, как он выступил против Глада, как попытался противостоять этой озверевшей толпе, вызвало у меня большое уважение. Я и сам не смог бы поступить по-другому. И скорее всего со мной было бы то же самое, что и с ним. Повезло парню! Если бы не мы…
В общем, надо его подтягивать к руководству общиной. Это будет правильно. Бойцы нам нужны.
– Андрей! Строители спрашивают: цемент когда будет? – Настя указала рукой в сторону парнишки в запыленной робе, переминающегося с ноги на ногу у прохода в заборе.
– А чего он сам-то не спросит? – удивился я. – Чего через посредника? Язык проглотил, что ли?
– Хм… – Настя как-то странно на меня посмотрела, чуть усмехнулась. – Боится парень.
– Чего боится-то? – еще больше поразился я. – Кого боится?!
– Тебя боится! Ты вообще себя в зеркале видал? – Настя тихонько хихикнула. – Весь обвешанный оружием, здоровенный, как… как… в общем – большой! И самое главное – взгляд у тебя…
– Какой взгляд еще, черт подери? – внезапно разозлился я. – Чего придумываете? Какой, на хрен, взгляд?!
– Тяжелый взгляд! – отрезала Настя. – Боятся тебя! Говорят, как глянешь, так аж холодок по спине! Тебе человека пристрелить – как воды выпить! Легенды ходят: мол, ты голыми руками десяток забил и еще полсотни пристрелил. И ножом зарезал. Вот!
– Насть, ты издеваешься, что ли? – У меня вдруг совершенно испортилось настроение. – Придумываете какую-то хрень… Да откуда ты все это взяла? Кто это такую чушь придумал?!
– Мы с Леной, – криво усмехнувшись, неожиданно призналась Настя. – И нашим всем сказали, чтобы, если спросят, вот ты такой и есть. Терминатор! Убийца с руками по локоть в крови!
– Зачем?
– Затем! Сам подумай. Ты – над всеми. Самый сильный, самый ловкий, самый безжалостный и справедливый. Надо, чтобы боялись и уважали. Чтобы порядок был. Вот мы с Леной и придумали… и слушок пустили. А они уже сами все додумали.
– Политики вы с Ленкой!.. – сплюнул я и повернулся, чтобы уйти. И, уже отойдя на пару шагов, был остановлен вопросом:
– Так что насчет цемента? Им столбы забетонировать надо в третьем коттедже. Цемент на исходе.
– Вот и организуй! – огрызнулся я. – Мое дело – убивать! Резать, душить, крушить! А ваше дело – созидать. Вот и созидайте! Организуй команду – грузовик есть, горючка есть, оружие есть, «Леруа Мерлен» под боком, шуруйте! Мне тебя учить, что ли? Мы на разведку, нам не до этой фигни.
И я зашагал дальше, не слушая фырчания Насти. «Убийца», – надо так сказать про меня! «Терминатор»! Тьфу!
Мы позавтракали – хоть электричество и отключили, баллоны с газом пока еще были. И не только туристические плиты. Можем и на печи готовить. Не так удобно, но можем. И генераторы запустить можем, пока горючка есть.
Завтрак уже приевшийся – разогретые консервы, и все такое, но грех жаловаться – могло быть и хуже. А живому все хорошо! Сыты, и ладно. Только надо будет теперь подумать: как станем мыться? Откуда горячую воду брать? Раньше как-то и не задумывались, хотя знали – вот-вот электричество отключат! Все-таки раздолбаи мы, точно. Хотя… у нас и без этого дел было выше крыши. Главное – обеспечить безопасность, а как помыться, мы уже придумаем. Авось и холодной водой пока обойдемся, лето на дворе, в конце-то концов!
Собрались быстро – я, Митька, Лена и Никита. Мишку оставили дома – руководить защитой периметра. Кто-то ведь должен это делать? Да и чего толпой мотаться?.. Нет такой необходимости.
Впрочем, Мишка особо и не протестовал. Парень он ответственный и разумный, и вообще – славный парнишка. На удивление славный.
Даже немного странно – вот как так выходит, что ко мне липнут хорошие люди, а к тому же Гладу – одна пакость? А может, в каждом есть и хорошее, и плохое? И в определенных условиях берет верх та или иная сторона сущности человека? Ну вот рядом со мной, например, Миша хороший парень, а если бы попал к Гладу – стал бы отморозком. Могло такое быть?
Сложный вопрос. Думаю, все-таки нет, не стал бы Миша отморозком. Никита ведь не стал! Отказался стать каннибалом! Так почему Миша должен был бы им стать? Или я – что, я бы стал бы пить кровь и есть человечину? Не могло такого быть!
А вообще вопрос очень сложный. Невероятно сложный! Ни за кого нельзя ручаться, даже за самого себя.
Выехали мы около восьми утра, если бы точным – в семь сорок местного времени. Джип привычно катил по дороге, а я обдумывал, как нам жить дальше. Что еще делать Тирану, как не обдумывать будущее своего народа?
