Книга: День непослушания. Будем жить!
Назад: Глава 2
Дальше: Глава 4

Глава 3

23 июня, день, вечер, ночь.
Андрей Комаров
Мы остановились друг против друга, я осмотрел «гостя» с ног до головы, он разглядывал меня, и никто не спешил начинать разговор. Его соратники сгрудились кучей у него за спиной, и я отметил, что воинской выучки у них ни на грош. Ну да, я тоже не проходил тренировочные лагеря спецназа, но соображения у меня и моих парней хватает, чтобы не собираться кучей перед лицом потенциального противника. Сейчас дать одну хорошую очередь из пулемета, и всем трындец. Башкой-то надо думать, или они ею только едят? Впрочем, это их дело.
– Ну и? – со скучающим видом спросил я, переводя взгляд на парней из грузовика. Они так и стояли толпой, положив стволы ружей на согнутый локоть левой руки, как завзятые рейнджеры Дикого Запада. Фильмецов, видать, насмотрелись о крутых пацанах-пастухах.
– На х… вы влезли на нашу территорию?! – с ходу начал парнишка, не обращая внимания на висевший у меня на плече автомат. – Мы тут живем, а ты приезжий, я тебя не знаю! И это наша мусарня, мы сами ее вскрывать собрались! А вы прирулили! Валите отсюда!
Мне вдруг стало смешно. Ни злости, ни возмущения – просто смех от такой наглости и такого бесстрашия. «Слабоумие и отвага!» – вот его лозунг. Перед ним стоит человек, вооруженный автоматом, а этот придурок лезет вперед. Он на меня наезжает! Не зная – кто я, что я и что у меня в голове!
– Слышь, тебя как звать, вояка? – спросил я почти миролюбиво. – Ты откуда такой взялся?
– Костян я! – Парень воинственно расправил плечи. – Ты думаешь, тебе поможет твоя пукалка? У меня на пятиэтажке напротив сидят два пацана со снайперками, щас покажу на тебя пальцем, и завалят, как оленя! Так что грузитесь и валите отсюда!
Я посмотрел на пятиэтажки – до них было метров сто. Неужели и правда посадил туда кого-нибудь с охотничьим карабином? А что, почему бы и нет? То, что эти черти всего лишь с охотничьими с ружьями – ничего не значит. В ближнем бою картечь самое то. Так нашпигуют свинцом – мало не покажется. Ну и прикрытие со снайперками.
Неприятное ощущение, когда где-то там сидит стрелок и выбирает место, в которое всадит тебе пулю.
Но что-то не вязалось… Где они взяли карабины с оптикой? Если только имелись у кого-то дома? Явно охотничий магазин не вскрывали – тогда бы у них были короткие помповики, а тут – обычные двустволки да пятизарядка-полуавтомат. Были бы и ножи на поясе, были бы и травматы…
– Может, у тебя кто-то там и есть, – спокойно усмехнулся я, – но, когда я упаду, вас всех тут же положат. Вы сейчас под прицелом двух пулеметов и двух автоматов. Только ошметки полетят. И за машиной с вашими пукалками не спрячетесь – пулемет эту жестянку насквозь прошьет. Так что валите отсюда, да так, чтобы я вас больше не видел. Не хочется вас убивать, людей и так осталось мало. А если уедете и потом учините какую-нибудь пакость, мы вас найдем и всех поубиваем. Будь уверен, так и будет. Мы уже человек пятьдесят таких отморозков завалили. Понял, Костян? Или растолковать еще?
– Да ты только с автоматом борзый! – Голос Костяна дрогнул, и я вдруг понял: никаких снайперов у него нет. И весь его народ тут, у машины, растерянные и напуганные. Вон как оглядываются по сторонам, ищут, откуда смерть придет.
– Почему же? – снова усмехнулся я. – И без автомата борзый. Хочешь проверить? Давай так сделаем, по-мужски – разберемся врукопашную. Набьешь мне морду – мы снимаемся с места и уезжаем. Я тебя вырублю – значит, ты уходишь и нам не мешаешь. Согласен?
– Согласен! – Глаза Костяна вдруг хитро блеснули.
Эге… парнишка-то не простой, похоже, единоборец! Какой? Скорее всего – каратист, хотя, может, и боксер. Нет, не боксер, точно. Иначе я бы его знал. Мы друг друга знаем, хоть раз да встречались на соревнованиях. Это или ушуист какой-нибудь, или каратист, или… да кто угодно. Мало ли их развелось, единоборцев хреновых. Напели им в уши, какими они станут могучими бойцами, вот и тащат деньги в секции, считая, что познают путь воина. А этот их сэнсэй наверняка бывший инженер, нахватавшийся верхов единоборств и звезд с неба точно не хватающий. Впрочем, всякое может быть. И всякие «винчуны» и всякая латата вроде боевого самбо. Сохранились еще старые мамонты, не забывшие прикладных видов единоборств.
– Лена, поди сюда! – крикнул я, не оборачиваясь к машинам.
Когда Лена подошла, вся толпа парней восхищенно выдохнула. Ну да, я их понимаю, смешение брутальности и особенностей Дюймовочки – забавный контраст. Красивая она до умопомрачения!
– Лен, мы сейчас вот с этим… хм… Костяном подеремся, а ты постереги барахло. Только встань так, чтобы их на прицеле держать. Парни, вы не смотрите, что она девушка и маленькая, она муху на лету пулей сбивает. А уж яйца отстрелить – это как два пальца об асфальт. Проверено!
Лена кивнула и заняла позицию сбоку, слева от меня, направив автомат на толпу. Теперь они были и под прицелом пулеметов справа, и Лена могла хорошенько проредить компашку – если что. Я же снял автомат, разгрузку, с пояса снял кобуру с пистолетом и все аккуратно положил на край газона, на бордюр у дороги. Рубаху снимать не стал.
– Тебя как звать? – спросил Костян, наблюдая за моими манипуляциями, и тоже положил ружье на землю.
– Андрей. Андрей Комаров. Костян, еще раз: победишь – мы уходим. Проиграешь – уходите вы. Проигрышем будет считаться, если противник не может продолжать бой или сам скажет, что проиграл. Если попробуете изменить условия, если решите, что вы не должны выполнять условия договора, – мы вас убьем. Всех до единого. Понял?
– Понял, почему бы не понять! – ощерился Костян, сбрасывая рубаху. – Только вот что нам делать, если ты проиграешь и вы откажетесь выполнять условия договора?
– Мы не откажемся, – искренне заверил я. – Мы всегда выполняем условия договора.
Это было все-таки карате. Парень встал в стойку – не знаю в какую. Он был довольно-таки крепок, мускулист и, наверное, силен. Вот только не боксер. Он не получал по морде столько, сколько я. И не бил так, что, если бы не было перчаток, сломал бы кости и свалил наповал. Насмерть. А я посвятил этому годы своей жизни. С самого раннего детства.
Его нога взметнулась вверх, норовя врезаться мне в подбородок. Смешно! Ну только представить путь ноги снизу и до головы противника! Эдак можно подловить только идиота, на встречном. Нет, парень, думаешь, зря в боях без правил пинают только в живот и по бедрам, а нокаутируют руками? Потому что не дураки! И это вот не киношка про хитрых ниндзя!
Он норовил достать меня с дальней дистанции, всякими там маваши и уро-маваши, от которых я легко, просто-таки играючи уходил. И ему ничего не оставалось, кроме как войти в ближний бой. На обычную дистанцию, на которой работают боксеры.
Ну и нарвался. Если достаточно резко, даже не очень сильно нанести удар в скулу человека сбоку, крюком, он же «хук», то мозг в черепной коробке получает микросотрясение и как следствие – отключается. Главное, точно попасть. А попадать я умел! Какое бы там ни было «контактное» карате, все равно волей-неволей боец в спарринге сдерживает себя, не решаясь нанести сокрушительный удар. То же самое на соревнованиях. А вот у боксеров, так сказать, руки развязаны. И бьем мы, как умеем. А мы умеем бить.
Со стороны, наверное, это выглядело совсем не зрелищно и даже странно – вот сейчас только Костян бросился в атаку – красиво так, передвигаясь, как на картинке, ну самурай, да и только! Или ниндзя. Или хрен знает кто, но настоящий мастер! И вдруг обмяк, «стек» на землю, как будто из него выдернули все кости.
Так бывает. Никаких тебе красивых полетов на пять метров, как в кино, никаких тебе кровавых брызг, просто – щелк! И вот он уже потек. Готов. Надо знать, куда ударить и как ударить.
Я поднял разгрузку, не без отвращения надел ее на себя, мокрую от пота. Но раз решил, что все должны быть в полной экипировке, значит, так тому и быть. Потом повесил на пояс пистолет, на грудь – укорот, так, чтобы можно было с ходу стрелять. И только потом посмотрел на лежащего в пыли Костяна.
Тот уже начал подавать признаки жизни – открыл глаза, похлопал ресницами, застонал, помотал головой из стороны в сторону. Через минуту – сел, опираясь руками на асфальт.
– Как это ты меня так запросто? – хрипло сказал он и со стоном потрогал скулу, на которой наливался кровоподтек, – Я же, считай, черный пояс!
– Ну и я черный пояс. Каэмэс по боксу.
– М-да. Говорили мне, с боксерами не связывайся, а я не верил! – Костян растянул губы в улыбке, но снова сморщился от боли. Выругался, протянул руку. – Эй, охламоны, помогите подняться! Черт! Похоже на сотрясение мозга. Кружится все! Крепко ты меня приложил!
– Пройдет, – с не совсем искренним сочувствием заверил я. – Ты крепкий парень, так что все нормально будет. Ты сам-то где базируешься?
Костян зыркнул на меня, мол, «с какой целью спрашиваешь?», потом расслабился:
– Здесь и базируемся. По квартирам. Хотели вот мусарню вскрыть, да ты тут помешал. Оружия по квартирам набрали, отбиваемся от мутантов, но хотелось бы побольше иметь! Вы вон как, с пулеметами, значит, и еще есть стволы, а нас последнего лишаете! Совесть надо иметь, пацаны!
– Мне по фигу, что ты говоришь!
Честно сказать, я рассердился, и сейчас мне хотелось наподдать Костяну как можно больше. И лучше – поджопниками!
– Оружие только для наших! И кстати, как вы собирались вскрывать райотдел? Без инструментов!
– Как-нибудь да вскрыли бы, – нахмурился Костян. – Но все-таки, пацаны, какого черта?
– Миш, дай очередь у них над головами, только не задень, – говорю я в рацию, слышу подтверждение, и тут же грохочет пулемет, оглушительно, аж уши закладывает.
Парни невольно приседают, оглядываясь по сторонам. Костян замолкает и быстро натягивает рубаху. Переговоры людей закончены, теперь – говорит пулемет.
Они быстро грузятся в свой грузовик, он срывается с места, поднимая облачко пыли, и скоро исчезает под путепроводом – в сторону Елшанки. Я провожаю его взглядом и облегченно вздыхаю – обошлись без крови, ну и слава богу. Хватит смертей! Хотя они точно еще будут. Но не сегодня.
– Что это было? – Лена укоризненно мотает головой. – Зачем ты взялся с ним драться? А если бы проиграл? Если бы он оказался сильнее? И что тогда?
– Тогда бы мы их всех убили, – не думая, отвечаю я, замечаю удивленный взгляд Лены и тут же поправляюсь: – Лен, я не мог проиграть. Я же все-таки сильный боец и всех сильных бойцов города знаю. Ну не хочу я кровопролития!
Лена снова помотала головой и пошла к дверям райотдела. А я за ней, чувствуя себя нашкодившим мальчишкой. И правда – я что, всерьез надеялся на то, что Костян выполнит договоренность? Что перестанет канючить и тут же уедет? Надо было сразу пальнуть в воздух и прогнать их к чертовой матери! А не устраивать тут гладиаторские бои! Детство в заднице играет, точно. Пора бы и подрасти… морально!
С этими невеселыми мыслями я собрал своих соратников в одну кучку и занялся тем, чем и занимался до посещения нас халявщиками, – грабежом райотдела. Лену и Катю – в наблюдение, сами – вскрывать дверь дежурки.
Дальше ничего неожиданного не случилось. Мы помучились с дверью дежурки (она тоже была стальной и сейфовой), внутри, как и в Юбилейном, – мертвец, только уже разложившийся до состояния каши и кишащий личинками мух. И не один – видимо, тут остались дежурный и его помощник. Само собой, нас вытошнило, выдирая внутренности. Пришлось долго стоять на улице, вдыхая вечерний воздух. Я ругал себя за то, что не взял противогазы, которые имелись в оружейке райотдела Юбилейного, но теперь уже было поздно сожалеть, так что пришлось ограничиться мокрой тряпкой, прижатой к лицу. Помогало это слабо, больше психологически, и, если бы не дисциплина бывших работников полиции, не стенд, на котором висели все ключи под номерами комнат (в том числе и от оружейки), – нам пришлось бы совсем худо. А так – я быстро нашел и схватил ключи. И выбежал наружу, перешагивая через растекшиеся на полу липкие лужи, некогда бывшие людьми.
К виду трупов мы давно уже привыкли, но к трупной вони… к ней, наверное, привыкнуть все-таки невозможно. Хотя… работали же люди и в морге, и ничего – терпели, не уходили. Так что дело привычки.
Грузились мы долго, закончили только под утро. Фура была полна ящиками с оружием и патронами – начиная от пистолетов Макарова и заканчивая пулеметами «Печенег».
Да, тут были и такие. Хоть я и не великий знаток оружия, но моего знания хватает, чтобы отличить магазинный пулемет Калашникова от ленточного «Печенега».
Вообще-то я всегда любил оружие. Не потому, что из него можно стрелять по людям – что я, садист какой-то? Убийца-маньяк? Ощущение тяжелого, пахнущего смазкой и порохом ствола в твоих руках успокаивает, дает ощущение надежности, порядка. Наверное, это работали гены предков, сотни и тысячи лет защищавших свой дом, своих близких от нашествия захватчиков всех рас и вероисповеданий.
Когда мы, усталые, вымотанные, покрытые потом и пылью, погрузились в машины и поехали домой, не скажу, чтобы у меня дрожали руки, но вымотался я так, как после многочасовой тренировки, на которой выдал все, на что был способен. Тридцатикилограммовые ящики с патронами – это не пакет с булочками и пирожными. Никогда не жаловался на отсутствие силы и выносливости, но сегодня мне крепко досталось. Как, кстати, и ребятам – и Митька, и Мишка к завершению нашей операции едва таскали ноги и выглядели как рабы на рудниках, из последних сил старающиеся выполнить норму суточной выработки.
Честно скажу, тяжело нам далась эта мародерка, и, если бы не наша спортивная подготовка, было бы еще хуже. Взять ящик обеими руками, поднять, пройти по длинному, почти стометровому подвалу до лестницы, подняться на первый этаж, пройти пятьдесят метров по коридору, выйти на крыльцо, бухнуть ящик на пол фуры, влезть внутрь и пристроить груз на свободное место. И так пристроить, чтобы забить все свободные места под самый потолок.
Фура присела под грузом – тут было тонн десять, не меньше. А может, и больше – свинец ведь да железо. Наша добыча из райотдела Юбилейного ни в какое сравнение не шла с этой добычей. Разница – как у поживы карманника с добычей медвежатника.
Когда до базы оставалось минуты три езды, я услышал выстрелы. Стреляли короткими очередями из автомата, и стрельба была довольно-таки интенсивной. Такой интенсивной, что у меня заныло под ложечкой, – неприятности! Точно, неприятности!
– Всем приготовиться! Из машин не вылезать! Стрелять из окон! Скорее всего это мутанты!
Ну а кто же еще, если нет ответных выстрелов? Само собой, мутанты. И потому лучшая наша защита – это машины. В них они так просто забраться не смогут.
Вокруг было уже светло. Который час? Около четырех, может, чуть больше. Ворота… ворота приоткрыты! Точно! Кто-то отодвинул створку! За прогалом шириной сантиметров сорок виделось какое-то движение, но какое именно – из машины было не разобрать. Кто-то метался, бегал по двору, а со второго этажа по этим мельтешащим короткими очередями бил автомат.
– Митя, к воротам прижмись как можно ближе! Миша, из кабины – вали всех, кого там увидишь! – прокричал я в рацию, и фура медленно, тяжело, кренясь на правый бок, описала дугу и подъехала в воротам, едва не согнув торчащий в сторону лопух бокового зеркала.
А потом застучал пулемет. И точно – его огонь был более эффективным, чем автоматная стрельба. Потому что, когда затих пулемет, не было слышно и автомата – похоже, что стрелять больше было не в кого.
Но я ошибся. Через короткое время бухнули одиночные выстрелы – раз, два, три… пять! Вот теперь точно все затихло. Ворота поползли в сторону, увлекаемые электромотором, и скоро открылся двор, на плитах которого лежали трупы… Тут же ходили наши парни, держа оружие на изготовку. У Митьки в руках автомат, у Мишки – «макаров». Похоже, что это они делали контрольные выстрелы. Через пару минут появилась и Настя – растрепанная, раскрасневшаяся, усталая.
– Наконец-то! – выдохнула она и, вдруг обняв меня, прижалась к моей груди. – Я уж думала, не дождусь! Представила – осталась одна, вас нет, а вокруг ЭТИ!
Я погладил ее по голове и посмотрел туда, куда она показывала.
Сердце у меня сжалось. Когда-то, наверное, это была семья. Сейчас в них трудно было узнать людей – физиономии неандертальцев, густая шерсть на груди и спине, но остатки одежды, свисающие с искаженных мутацией тел, указывали – вот это существо было когда-то девочкой. И это. А вот это – мальчиком лет пяти или шести, судя по росту. Да и девочки ничуть не старше.
Эти – папа с мамой. Длинные руки, кривые, мускулистые ноги. У женщины – болтающиеся пустые мешочки грудей, тоже покрытые шерстью. Или волосами? Впрочем, какая разница, шерсть или волосы…
А дальше лежали еще четыре трупа – трое мужчин и одна женщина из мутантов. И… растерзанный труп девчонки. Головы не было, только осколки черепа со следами погрызов, будто череп раскусил какой-то дикий зверь вроде медведя.
– Они пришли вечером, почти ночью, – тихо, с опустошенным выражением лица рассказывала Настя, глядя в пол. – Девчонки как раз домывались на ночь – я заставила их ополоснуться. Все закончили, а одна, что помладше, – беленькая такая, голубоглазая, худенькая, – вы ее помните… Она замешкалась. ЭТИ, видать, отодвинули створку ворот, хотя я и не понимаю, как они смогли такое сделать. Может, через забор перелезли, а потом открыли? В общем, смотрю, а они уже здесь, внутри. Из темноты напрыгнули на девчонку, и один мелкий сразу вцепился ей в затылок. Другой хотел укусить меня в плечо, но на мне разгрузка, так что у него ничего не вышло. Автомат у меня всегда на груди – Андрей же сказал, что нужно всегда ходить с оружием наготове, вот я и ходила. Предохранитель вниз, и я ему прострелила грудь. Или живот – не помню, не до того мне было. И в голову выстрелила. А потом заскочила в дом и захлопнула дверь. И началось… Оказалось, что их тут до фига и больше! Они запрыгнули на второй этаж, на третий, даже бегали по балконам. А еще – били в окна кувалдами и молотками. И топорами. И кричали: «Выходи! Эй, выходи!»
– Что?! – Митька вытаращил глаза. – Как это – «кричали»? Насть, ты чего гонишь? Мишань, твои мутанты кричали что-нибудь?
– Во-первых, они не мои! – хмыкнул Мишка. – Во-вторых, я чего-то такого и ожидал. С чего все решили, что мутанты совсем глупые? Что у них мозг не работает? С того, что им одежда не нужна и они жрут трупы? И что? Мало ли кто жрет трупы!
– Только не говори, что люди жрут трупы! – скривился Митька. – А с чего ты ожидал-то, что они типа заговорят?
– С того, что вели они себя по-человечески. – Мишка нахмурился и взял со стола бутыль с минералкой, отпил с видимым удовольствием, откинулся на спинку кресла. – Они ведь тогда меня дразнили. Они нарочно трахались перед окнами. Чтобы я видел. И может, в самом деле могли что-то говорить! Я-то с ними не разговаривал!
– Я тоже ожидал чего-то подобного, – вмешался я, – чуял, что все так просто не закончится. Подождите, дальше они начнут умнеть еще больше. Вы обратили внимание на то, что они использовали орудия труда? Кувалды, топоры? Дальше может быть гораздо хуже. Они объединятся в племена. Они начнут развивать свою цивилизацию. И нас просто сожрут.
– Или мы их убьем! – внезапно вмешалась Лена. И добавила: – Ребята, может, запремся и ляжем спать? Потом все обсудим? Все с ног валятся.
И мы пошли спать. Нервное напряжение боя спало, и мы буквально засыпали на ходу. Даже мыться не стали – просто упали, как были, на ковры, на диваны, и через десять минут в доме раздавались только сопение и храп.

 

23 июня, день, вечер, ночь.
Настя Самойлова
Так-то не напряжно – сиди, смотри за тем, как девчонки убираются по дому, а можно даже фильмец какой-нибудь включить в записи. Благо, что накачал Мишка всякой всячины несколько терабайтов. Смотри, пока глаза не лопнут. Или пока не уснешь. Только почему-то не хочется смотреть – неинтересно. Эти страсти, эти надуманные приключения, в то время как за окном настоящий постапокалипсис, выглядят наивными, глупыми и совсем не страшными. Эти дурацкие ужастики, эти несмешные комедии, тупые до безобразия.
Настю всегда удивляло: где киношники берут таких тупых сценаристов, способных написать сценарий только для умственно отсталых взрослых детишек? Может, они нарочно пишут такие тупые сценарии, считая, что зритель туп как пробка, что умные фильмы ему не по силам? Теперь уже и не узнаешь: и сценаристы, и продюсеры, и даже их зрители – все перемерли, и скорее всего давно разложились. Или были съедены голодными мутантами.
Настя полистала файлы компа, с которого изображение было выведено на широченный, метра полтора в ширину, вогнутый телевизор, наткнулась на порнушку, которой у Мишки было накачано просто-таки немерено, и минут пять, хмурясь, смотрела на то, как свиваются в судорожных объятиях человекоподобные существа, ненатурально постанывая и пыхтя. Это было грязно, тупо, скучно, а еще – до дрожи напоминало о том, что делали с Настей насильники несколько дней назад. Потому она грубо выругалась, выключила компьютер и даже плюнула в сторону телевизора. Встала и пошла готовить обед – для себя и для девчонок.
Готовить она умела, хотя и не особенно любила. Если они с мамой ели дома, они обычно пользовались полуфабрикатами: разогрел – и ешь. Не очень вкусно, зато времени отнимает мало. Или ходили (ездили) в какое-нибудь кафе.
Готовить Настю научила бабушка – и блины печь в том числе. Настя любила ее блины – толстые, дырчатые, пропитанные маслом. Настоящий ужас фитоняшек, с дрожью считающих каждую проглоченную калорию. Мама всегда возмущалась и фыркала, глядя на то, как Настя наслаждается, поедая бабушкины пироги и блины. Маме стоило огромных усилий поддерживать свою физическую форму в должном порядке – ведь это ее богатство. Кому нужна толстая стареющая баба? Мужчины любят молодых стройных фитоняшек. Или не очень молодых, но стройных. Настя же на зависть своей маме вообще не толстела, сколько бы пирогов не съела и в какое бы время суток. На что мама говорила, что в пятнадцать лет она была такой же… а вот что будет в тридцать лет…
Нет, бабушка Насти полной не была. Но и стройняшкой ее назвать язык бы не повернулся. Так что все впереди. Было – впереди. Теперь – позади.
На десять человек приходилось варить в двух больших кастрюлях, благо что такие в Мишкином доме нашлись. Как и запас картошки, как и ящики тушенки в прохладном глубоком подвале.
Мишкин папа, бывший инженер-геолог, некогда работавший на Севере и доросший до крупного менеджера в отделении Газпрома, был запасливым человеком, готовым к любым неожиданностям, в том числе и к апокалипсису. Нет, скорее всего не к апокалипсису, а к ядерной войне, но… хм… разве ядерная война не апокалипсис? Да какая разница… в общем, он забил склад продуктами на годы вперед, а сам дом построил с таким расчетом, чтобы в нем можно было выдержать длительную осаду – толстенные стены то ли в четыре, то ли в пять кирпичей, которые и жару летом в дом не пустят, и от холода зимой уберегут. Стеклянные окна и двери выдержат выстрел из автомата, а возможно – даже пулю из крупнокалиберной снайперской винтовки. По крайней мере так говорил Мишка, а ему можно верить. При всем своем кажущемся раздолбайстве, Мишка был серьезным, не бросающим слова на ветер парнем. Ему точно можно верить.
Впрочем, Настя верила всем, кто был в их пятерке, – само собой, Лене, Андрею – тоже, Мишке и Митьке без всякого сомнения. Хорошие ребята, дельные и правильные. Что будет дальше, Настя не знала, но точно знала только одно – им надо держаться вместе. Теперь они больше чем соратники, можно сказать – семья.
Настя прикинула, сколько продуктов нужно, чтобы накормить десять девчонок, и пошла за тушенкой. Нет, а что еще делать-то? Где взять свежего мяса? Нескоро еще они поедят борщ с говядиной, точно. Если и выжили отдельные коровенки, то бродят они где-то по сельской местности, не здесь, по голому асфальту. Да как-то и стремно было бы убивать несчастных животин, выживших после апокалипсиса. Тушенка вполне съедобна, и ее можно набрать немереное количество – та же «Лента», считай, под боком. Грузи, вези, питайся. Только хранить где? В холодильнике? И как это до сих пор электричество не отключилось? Даже странно…
Решила сделать рисовой каши с тушенкой. А что? Питательно и вкусно! Только надо на сковороде делать, а не в кастрюле. Ну, чтобы не пригорало. Берешь сливочное масло, бросаешь на сковороду, подливаешь водички, в воду плюхаешь тушенку. А еще – специи всякие типа перца красного, перца черного. Чеснока побольше кладешь, лаврушку. Ну и кипятишь эту массу, разбивая ложкой комки тушенки. А потом в густую, остро-пряно пахнущую жижу кладешь рис. Лучше «Краснодарский», круглый, он хорошо впитывает сок, и получается вкуснее. Каша булькает, рис набухает – тут, главное, кашу не прижарить к дну сковороды. На десять человек мешать кашу трудно, объем большой, но нужно стараться.
Вообще-то кухня в этом доме – это не кухня, а что-то вроде музея современной кухонной утвари. Чего только нет! Посуды – море! Кухонная техника – самых лучших марок! А из ножей, что пристроены в специальные стеллажи вдоль стены, можно было бы составить хорошенькую экспозицию этого самого музея. Тут и японские ножи, и немецкие, и шведские – любой самый дорогой импорт. И российских ножей хватало – некоторые Настя так вообще увидела здесь первый раз в своей жизни и не могла понять, для чего они такие нужны, что с ними надо делать. Вот, например, странный нож – острый, как бритва, с клинком толстым у рукояти и тонким, гибким, начиная с середины. А по лезвию – узорчатые разводы, какие, как Настя знала, должны быть у настоящего булата.
Как оказалось, это и был настоящий булат. Филеровочный нож. То есть нож, предназначенный, к примеру, для того, чтобы снимать филей со здоровенной рыбины.
Это Мишка ей рассказал. Оказалось, что он вообще любитель холодного оружия и всяких там пырялок и металок. Ножей то бишь и дурацких метательных звездочек а-ля ниндзя. И о ножах Мишка знает все, что может знать любитель ножей.
Кстати сказать, он и метал эти самые ножи, как цирковой артист, – однажды показал, красовался перед Настей и Леной и хотел утереть нос Митьке, с которым у них была странная дружба. Странная потому, что они дружили, но одновременно постоянно что-то доказывали друг другу. Типа «письками мерились» – кто что умеет делать лучше. И тут, без всякого сомнения, победил Мишка. Настя даже нарочно поддразнила Митьку, сказав с притворным сожалением, что думала, будто Митька умеет метать ножи гораздо лучше Мишки. Жаль, что ошиблась!
Митька был так раздосадован, что даже не спросил, с чего это Настя решила, что он должен уметь метать ножи, как киношные ниндзя? А если бы спросил, у Насти уже был заготовлен ответ: потому что считала, будто Митька знает и умеет гораздо больше, чем многие ее знакомые.
Ну так… подразнить слегка. А то надоел своими взглядами, облизывающими Настю с ног до головы. Не светит, парень! Если уж насчет какого-то парня и приходили в голову шальные мысли, то на место любимого уже давно имелся реальный кандидат. Ростом повыше!
На кашу ушло около получаса, а еще полчаса – на то, чтобы разложить ее по чашкам и накормить толпу «роботесс». Настя надеялась, что они, как Катя, начнут выходить из своей «задумчивости», но, увы, сегодня этого не случилось. Настя пыталась разговаривать с девчонками, заглядывала им в глаза, тормошила, но… все без толку. Они даже не смотрели на нее. Глядели СКВОЗЬ, в пустоту – бессмысленные, бездумные, пустые куклы.
Настя вдруг с грустью подумала о том, что этим девчонкам сейчас гораздо легче, чем ей, чем всем тем, кто осознает происходящее. Это как наркоз – спишь себе и спишь, а тебя оперируют. Режут, долбят, сшивают. Вот только пробуждение очень болезненное. Пока спишь – все хорошо. А потом начинают болеть раны…
День прошел в хлопотах и размеренной работе по дому. Устроила большую стирку – пока есть электричество, есть вода, стирать надо чаще. Тем более что стиральные машины в этом доме были верхом совершенства. Стало даже немного грустно – теперь такие машины никто не сделает по крайней мере несколько сотен лет. Рассохнутся резинки, выйдут из строя детали машин – и некому будет их не то что производить, даже ремонтировать. Умерли все, кто умел это делать. Но пока техника действует, надо эксплуатировать!
Вечером, уже перед сном, повела девчонок мыться – во двор, к душу, который питался от здоровенного бака, укрепленного на крыше хозяйственного помещения. Скорее всего это был душ для работников. Ну и для всех, кто пожелает под ним помыться, – почему бы и нет? Вода из душевой стекала в канализацию, а наливалась в бак автоматически, как только уровень в ней снижался до отметки ниже половины бака. Тут был и газовый бойлер, но на лето его отключили. Возможно, что под этим душем споласкивались те, кто хотел поплавать в бассейне, вода в котором стала очень неприятной на вид – мутной и зеленой. За бассейном нужно следить, сыпать в него химикаты, а никто из всей их команды не знал, какие химикаты следует сыпать и в каком количестве. Так что, когда бассейн на июньской жаре помутнел и завонял, его просто выкачали, и теперь на дне оставались только зеленые корочки, образовавшиеся после высыхания последних вонючих луж. Бассейн – хорошая штука, но теперь с ним заниматься некому и незачем. Не до буржуйских штучек.
Нападение мутантов Настя постыдно проморгала, за что ругала себя не раз и не два. Она должна была увидеть! Должна была услышать! Они ведь отодвигали ворота, перепрыгивали через стену, ну как Настя их не заметила?! Расслабилась. Привыкла к безопасности и даже мысли не допускала, что они сюда заберутся. Вот на улице – там бы она была настороже, а тут… в доме, наполненном оружием, превращенном в неприступную крепость – чего бояться?
Когда нечто очень быстрое, похожее на мартышку, вцепилось в затылок девчонки, выходившей из душевой, Настя даже не поняла, что случилось. Только когда второе обезьяноподобное существо попыталось прокусить ей плечо, она завизжала, вскинула автомат и всадила твари в живот длинную, патронов на семь очередь.
Но тварь будто и не почувствовала, что кишки ее превращены в мешанину из плоти. Она, яростно рыча, продолжала глодать плечо Насти, добираясь до ее тела, и тогда Настя медленно, как в замедленном действии, подняла ствол автомата выше и выстрелила твари прямо в лоб. И побежала – не думая, не соображая, влекомая только инстинктами, главным инстинктом – инстинктом самосохранения, который подсказывал ей: «Беги! Спасайся! Прочь с улицы!»
Когда Настя захлопнула за собой дверь, в прозрачную пуленепробиваемую створку с такой силой врезался взрослый мутант, что его отбросило назад, и, похоже, он на несколько секунд потерял сознание. Это Настю и спасло. А еще то, что дверь, в отличие от своих северных собратьев, открывалась не внутрь, а наружу. Почему двери северян частенько открываются внутрь? Да просто потому, что, если дом занесет снегом выше крыши, ты дверь, открывающуюся наружу, просто не откроешь. И помрешь с голоду. Здесь не север, так что…
Дверь тут же закрыла на ключ, торчавший из замочной скважины, – стальные стержни скользнули в прочнейшую стальную раму, и… все. Теперь только из пушки прошибать! Больше никак не вскрыть.
То, что происходило дальше, слилось в памяти Насти в мелькание кинокадров, как в старой немой ленте. Первое, что она сделала, – понеслась на второй, потом на третий этаж, чтобы закрыть окна, прикрытые лишь сеткой от комаров. Когда закупорилась намертво, села в кресло и стала мучительно соображать, что же ей теперь делать. А что-то делать надо! Она ведь не будет сидеть и ждать, когда появятся ребята и уничтожат нечисть!
Ее в пот бросало, когда она представляла: вот приехали ребята, открыли ворота, вышли из машины, и… тут же на них со всех сторон набросились мутанты! Стали кусать, рвать, раздирать их тела!
К стыду своему, она не только боялась за жизни своих соратников, которых уже и любила, и считала чем-то вроде родни. Она еще и ужасно боялась остаться одна в этом ужасном, мертвом мире. Никого вокруг, и только девять девчонок то ли зомби, то ли сумасшедших! Да лучше тогда взять и самой выстрелить себе в башку!
Когда успокоилась и все-таки начала соображать, обнаружила, что мутанты бродят вокруг дома, заглядывая в темное стекло широких окон, в дверные стекла, а еще тащат к этим самым стеклам различные неприятно выглядевшие предметы – камни из горки с фонтанчиком, топор из хозяйственного склада, лопату – оттуда же и почему-то совковую. Вооружившись этим всем инструментом, мутанты принялись долбить в окна и в дверь. В дверь стучал высокий тип, весь покрытый шерстью, кривоногий и очень похожий на рисунок из книжки о доисторических временах. Этот типус легко манипулировал розовой глыбой, весом килограммов в пятьдесят, а может, и больше, и методично долбил ею пуленепробиваемое стекло. Стекло пока держалось, но Настя сомневалась, что оно продержится очень уж долго. Нападавший был невероятно, по-обезьяньи силен и не выказывал ни малейших признаков усталости.
Соратники того гада не отставали от родича. Один долбил в оконное стекло у входа совковой лопатой, от чего та громко звенела (пока не переломилась рукоятка), второй рубил стекло топором – тупо и безрезультатно.
А вот паскудник с глыбой в лапах был опасен. Надолго этого стекла не хватит, будь оно хоть трижды пуленепробиваемым.
Бам! Бам! Бам! Бам!
Будто в голову бьют. Доводя до безумия. Бесконечно страшно, нескончаемо, нудно, жутко.
Стекло побелело, помутнело, но держится. Пока держится! А если не продержится? Выкрошит стекло, выбьет стальную арматуру, которая была вплавлена в это самое стекло, влезет и…
Настя так живо представила зубы, впивающиеся в шею, что внезапно ощутила боль в том месте, в которое предположительно должны были вонзиться зубы супостата. Потерла шею и пошла к лестнице, ведущей наверх.
Выходить было страшно. Она помнила, что рассказывали ребята про то, как ловко умеют прыгать мутанты, насколько они быстры и малоуязвимы. Но что делать? Не оставлять же все так до приезда группы? И к тому же все равно придется подавать им сигнал, так что…
Настя аккуратно выглянула с балкона вниз – отсюда вход был хорошо виден. В голову вдруг пришла мысль, что не так просто весь дом был опоясан балконами-террасами, нависавшими над двором. По краю каждого балкона шла толстая кирпичная кладка, и, если за ней укрыться, не страшны никакие пули. Если, конечно, они не выпущены из крупнокалиберного пулемета, который легко прошивает кирпичные стены в два кирпича толщиной. Если верить Андрею, конечно, – он рассказал Насте о том, как работают «крупняки». А Настя верила Андрею. Как можно ему не верить?
В общем, весь дом был построен так, чтобы взять его штурмом можно было только с использованием крупнокалиберного оружия. Из этого дома-крепости можно было простреливать весь двор, сад и даже прилегающую к дому часть улицы (если забраться на третий этаж). Одно только не предусмотрели – сделать так, чтобы мутанты не смогли забраться за забор. Но и это понятно: имеются камеры слежения, есть люди, которые за ними следят, – зачем нужны какие-то стальные штыри по верху забора и ворот? Сработала сигнализация, выскочил чел с дробовиком да и пальнул в негодяя! Если такой идиот вообще найдется… лазить по заборам.
В комнате у выхода лежали автоматы, такие, как тот, что висел на шее у Насти. Стоял ящик с патронами – уже вскрытый, патроны бери да и набивай магазины. И набитые магазины лежали – три штуки. Больше набивать не стали: Андрей сказал, что хранить полные магазины вроде как не рекомендуется – садится пружина подачи патронов в патронник. Хотя и ненамного – примерно на десять процентов за многие месяцы.
Спорное дело: одни говорят, что хранить набитые патронами магазины можно сколь угодно долго, другие – что пружина садится и перестает подавать патроны, и кому верить? (Это уже Андрей сказал: «Кому верить?») В общем, решили следовать золотой середине – набить штуки по три магазина в запас на каждый автомат, пусть будут. А остальные рядом пустыми полежат – у открытого ящика. Так будет надежней.
У Насти в разгрузке уже имелись четыре полных магазина, плюс два в автомате (один привязан к другому изолентой), еще три она взяла в руки, выходя на балкон-террасу. Подойдя к ограждению балкона (пригнувшись, чтобы не было видно с улицы) положила снаряженные магазины на пол и осторожно приподнялась над бортиком, увенчанным металлическими перилами.
Двор – как на ладони. Все освещение, что тут было, включено. Сияют неоновые лампы в столбах вдоль гравийной дорожки, светятся фонари на гостевом доме, светло, как днем! Ох, подольше бы не отключали электроэнергию! Даже представить нельзя – как будут без нее!
Вот он, этот чертов Сизиф с его камнем! Долбит! Присела, пару секунд сидела, прикрыв глаза.
Проверила предохранитель, стоит ли он на автоматической стрельбе. Выдернула магазин, посмотрела, поморщилась – забыла добить патронами после стрельбы! Да черт с ним – перевернула, воткнула другой, полный. Откинула приклад. Снова выглянула, приложила приклад к плечу – поплотнее, чтобы отдача не так чувствовалась, прицелилась и мягко нажала на спуск. Автомат выпустил очередь из трех патронов, и Настя тут же отпрянула, присела – чтобы другие мутанты не заметили, откуда она стреляет.
Постоянное «Бам! Бам!» прекратилось. Убила? Выглянула, готовая к стрельбе, и радостно выдохнула – есть! Прямо в башку засадила!
И тут же едва не завопила – их тут было не меньше десятка! Маленькие и большие, мужчины и женщины – они быстро перемещались по двору, будто вынюхивая место, откуда стреляла Настя, и той пришлось быстро, очень быстро свалить со своей огневой позиции – если заметят, беда будет! Не отобьется она одна!
А тогда что делать? Только ждать ребят, слушать и, как только они подъедут, открыть огонь по мутантам. И сколько так ждать? Да сколько бы ни ждать – предупредить-то надо!
Долгие, долгие часы ожидания. Клонило в сон, и тогда Насте приходилось идти и споласкивать лицо холодной водой. Хватало ненадолго, но… помогало. Полчаса, не больше, а потом хоть спички в глаза вставляй. Даже странно: на улице такая опасность, бродят существа, которые мечтают ее сожрать, – а Насте хочется спать.
Когда послышался рык дизеля, Настя плавала в полудреме и некоторое время не могла сообразить: что же ее вырвало из сладкого сна? Потом выругала себя, сбросила сон – его как не бывало – и выскочила на балкон. Мутанты никуда не делись – так же деловито бродили по двору, расхаживая с видом победителей (как ей показалось), двое глодали изрядно пожеванный труп несчастной девочки, а одна парочка деловито совокуплялась возле гостевого дома, оглашая окрестности стонами и рыком, как настоящие животные.
Настя подвинула к себе полные магазины, лежавшие на полу, прицелилась и… выпустила очередь по тем, что глодали девчонку. Само собой, с первой очереди она им в голову не попала, но шума наделала изрядно. Мутанты всполошились, сексуально-озабоченная пара бросила свое занятие и понеслась к дому, где Настя и встретила их очередью на пять патронов. Промахнуться на таком расстоянии трудно, стреляла она в грудь, но все-таки пара пуль прошла мимо – видимо, потому, что двигались они быстро. Три другие пули ударили в мужчину и в женщину, если их, конечно, можно назвать мужчиной и женщиной. Скорее всего правильно будет называть «самец» и «самка».
Пули их не остановили. Мутанты дернулись, на груди и животе самца расплылись красные пятна.
Самке Настя попала в левое плечо. Видимо, это Настю и спасло – женщина вдруг с невероятной скоростью бросилась вперед, подпрыгнула и, уцепившись лапами за парапет, попыталась влезть туда, где пристроилась девушка. Но раненая рука ее подвела (видимо, Настя попала в сустав), самка завизжала, повисла на одной руке, и тут Настя перегнулась через перила и засветила ей прямо в лоб, очередью разнеся череп вдребеги. А потом стала стрелять в бродящих внизу мутантов, не жалея патронов.
Когда загрохотали пулеметы, Настя едва не всхлипнула от облегчения. Свинцовый дождь снес почти всех, кто бродил во дворе. Как показалось Насте, часть все-таки успела уйти, перепрыгнув через соседский забор. И это было нехорошо. Но пока ее переполняло счастье – вернулись! Живы! И теперь можно будет поспать…
Настя выбежала во двор и бросилась на шею Андрею. От него пахло потом, машинным маслом и сгоревшим порохом. И Насте стало так хорошо, что она даже прослезилась – впервые за все эти страшные дни. Вернулся! Он – вернулся!

 

24 июня, утро, день.
Андрей Комаров
– Честно сказать, я пока что плохо представляю, как именно мы будем жить! – сознался я. – И не подхожу я на должность диктатора. Умею драться, умею воевать, но руководить государством? Никогда не было такого желания – стать начальником. Даже мысли такой не было, что я когда-то буду кем-то там командовать! Может, кто-то другой этим займется? Настя, например! Она умненькая, деловая – ну и пусть командует! Или вон Мишка, ему самое то командовать – сын олигарха, значит, есть жилка начальническая. А я бы… в разведчики пошел. Поездить, посмотреть – как и что, людей поискать. Людей-то будем привлекать? Или так и будем жить впятером?
– Вчетырнадцатером, – фыркнул Митька. – Забыл про наших «зомбачек»? Да и не впятером, если уж на то пошло… про Катю забыл?
– Забыл… – сознался я и украдкой посмотрел на девочку, с отрешенным видом уткнувшуюся взглядом в окно. – Привык, что мы все время впятером, а теперь нас шестеро.
– Вы обещали отвезти меня домой, – вдруг отреагировала на мои слова Катя. – К родителям. Я должна их увидеть.
– Должна, значит, увидишь! – ответила Настя и повернулась ко мне. – А ты прекращай эти самокопания! Никто не думал, что так выйдет! И, кроме тебя, некому встать во главе нашего… хм… рода! Ты главный, мы тебя выбрали, так что давай соответствуй! Думай! Делай! А что не можешь сам – мы посоветуем, поможем. Но твое слово главное. Ты – диктатор! И то, что ты не хочешь быть диктатором, как раз и хорошо! На фига нам сдался упивающийся властью придурок!
Она помолчала, собираясь с мыслями, и продолжила уже спокойно:
– Лучше тебя кандидатуры все равно нет. А людей… людей будем принимать. Вот только надо сделать так, чтобы власть в один момент не поменялась. Прострелят нам башку из наших же пистолетов, и всему конец. И не вооружать нельзя – а вдруг мутанты? Отбиться-то не смогут!
– Мы никого не пустим в этот дом! – после недолгого размышления сказал я. – По крайней мере в ночное время. Этот дом будет нашим штабом, нашей базой, нашим складом оружия. И никто из чужих в ночное время тут появляться не должен. Установим время посещения, например – до девятнадцати часов. Кроме нас, тех, кто сейчас здесь присутствует, все будут получать специальные пропуска, чтобы сюда войти. Но и они должны будут покинуть базу после девятнадцати часов. По крайней мере – пока мы не удостоверимся в их лояльности. Спать будем с оружием в полной готовности, чтобы сразу в бой, если что. Ну что еще… надо будет пробить в стенах между участками проходы и навесить на них двери. Весь этот комплекс домов должен быть объединен в один укрепленный район, но проходы между участками должны перекрываться в любой момент и так, чтобы не могли пройти ни мутанты, ни вражеские бойцы.
– Грустно! – вздохнула Настя. – Вместо того чтобы выживать всем вместе, мы отбиваемся, делим власть и барахло и… не верим друг другу.
– Ну почему же… я тебе верю! – Митька подмигнул и высунул язык. – Вот тебе, врушка!
Настя фыркнула и, кивнув на Митьку, сказала:
– Видал, Андрей? Его хочешь диктатором вместо себя, да? Мы спятим после недели такого правления! Нет уж, давай трудись, кровавый тиран!
Мне вдруг стало не по себе. Скольких я уже убил? Со счету сбился… да у меня руки по локоть в крови, черт подери!
– Прости, Андрюш… – Настя закусила губу. – Не подумав ляпнула. Ты вынужден убивать. Иначе мы не выживем. И спасибо тебе, что ты всех нас организовал.
Все покивали, но мне от этого легче не стало. В крови я по самые уши, и то ли еще будет?
– Вот еще какой вопрос… – вдруг начала Лена. – Давайте-ка продумаем, как будем селить новоприбывших. И как будем жить сами. Сейчас мы живем, как в общаге, – спим по двое, все общее, такая коммуна. Но это неправильно. Мы должны иметь каждый свою комнату, тем более что комнат хватает. Свое имущество. Мы должны иметь личное имущество и личное пространство, понимаете? Нет, похоже, не понимаете. Тогда объясню: некоторое время мы с вами жили при военном коммунизме. Все общее, ничего личного – все делаем вместе, делим на всех, и все такое прочее. Но скоро это все закончится. Первый стресс после Дня непослушания прошел, и жизнь скоро начнет возвращаться в более-менее привычное русло. Мы захотим иметь семьи, захотим иметь свое имущество – личное, наши личные вещи. Придется и деньги снова вводить в оборот. Что будет деньгами, я не знаю. Может, патроны будут деньгами. Или золото. Кстати, вы не задумывались над тем, чтобы выгрести из магазинов ювелирные изделия, а из банков золотые слитки? Бумажки-то никому не нужны, а вот золото… оно всегда будет в цене. И тот, у кого оружие и золото, будет иметь все, что ему потребуется.
– Да на фига это рыжье! – фыркнул Митька. – Оружие рулит! Будет оружие – будет и золото, и все что угодно!
– Митя, все равно когда-то придется вводить деньги, – терпеливо повторила Лена. – И золото самый лучший материал для денег. Нельзя без денег, понимаешь? Это сейчас хватает и еды, и воды. Пока полны склады, и мы можем брать все, что захотим. Но ведь когда-то это все закончится! И что тогда? Натуральный обмен?
– До этого еще далеко! – махнул я ладонью. – Учтем, но специально в банки и ювелирные магазины не полезем. Запасов продуктов и вещей хватит на годы. Ну… наверное, на годы. Вещей – точно на десятилетия. Представьте, сколько барахла лежит сейчас в пустых квартирах… Продукты портятся быстро, вещи – нет. На сто лет вперед у нас барахла. А насчет комнат – все верно. Вполне вероятно, что у нас скоро образуются пары… хм… они должны иметь свои комнаты.
Я старался не глядеть на Настю, но мой взгляд упорно притягивался к ее лицу, я ничего не мог с собой поделать. Да, я бы с удовольствием с ней вместе жил.
– В общем, выберите себе комнаты, в которых станете жить. Никто не будет заходить в них без вашего разрешения. Если замков в дверях нет – мы их вставим.
– То есть ты меня выпираешь из своей спальни? – удовлетворенно кивнул Митька. – Или, может, поищешь себе комнату, а я останусь спать на этом сексодроме?
– Вали! – ухмыльнулся я. – Хоть посплю нормально! Вечно ногами дрыгаешь, лягаешься. А еще – бормочешь во сне. И повизгиваешь.
– Да врешь! – Митька искренне удивился и опечалился. – Хм… да кошмары все снятся. Или не кошмары… даже не знаю, как это назвать. Дом снится… родичи… я к ним иду, а они все дальше, дальше! Кричать пытаюсь, а в глотку как песку насыпали. Не кричится, и все тут! И, что характерно, повторяется этот сон постоянно, считай, через раз. Хоть напивайся, как спать ложиться. Вот такая фигня…
Мы все замолчали, потупив взгляды. А что тут говорить? Хорохоримся, изображаем из себя взрослых, смеемся, умные речи толкаем, а сами… сами никак не привыкнем, что остались одни, что нет больше наших близких, что впереди будущее, о котором ничего не знаем. И от которого ничего хорошего не ждем. И от этого не просто грустно – выть хочется! Как волку!
– Ну так что дальше? – Мишка решил вставить «свои три копейки». Молчал, молчал, и вот разродился: – Тиран, есть какие-то планы на ближайшее будущее? Что делать будем? Просто сидеть дома или мотаться по городу? Мародерить? Так нам скоро и складывать будет некуда. Оружием весь дом забит! Барахла всякого – кучи! Что все-таки делать-то будем? В ближайшую неделю, месяц?
– И мародерить – чем больше оружия, тем лучше. А еще укреплять наш поселок и готовиться к зиме. Не забывайте – мы теперь сельские жители, и, когда отключится газ и электричество, чем будем отапливаться? Будем искать грузовики, отправим бригаду на заготовку дров. Будем пилить, колоть – все, как положено. Камин есть, и не один, как-нибудь согреемся. Думаю, придется еще и ставить печи. Есть такие печи, в которых дрова медленно тлеют по нескольку часов. Выведем эти печи в окна, вот и отопление. Так что придется поискать эти печи на строительных рынках и по магазинам. Кстати, это будет ценный товар, их надо навозить побольше. Если что – мы на них много чего выменяем. Еще нужно будет пригнать пару тракторов, бульдозеры и экскаваторы. Зимой дороги чистить, да и копать пригодятся. А кто-нибудь варить умеет? Я имею в виду электросварку.
– Я немного умею. – Митька пожал плечами. – Сосед учил. Но плохо варю, кое-как.
– А я вообще никак… – я вздохнул и тоже пожал плечами, – не пришлось научиться. Стреляю неплохо, боксирую неплохо, а вот железо варить… придется учиться. Лен, тебе задание! – Лена почему-то дернулась, испуганно подняла на меня взгляд. – Ты что? Что с тобой? Тоже о родителях вспомнила?
– Тоже. – Лена вымученно улыбнулась. – Так что за задание? Всех мутантов перестрелять?
– Сложнее. – Я тоже улыбнулся. – Тебе надо подготовить наши законы. То есть взять уголовный кодекс, процессуальный кодекс, гражданский кодекс и соорудить из них что-то под нас, с учетом, так сказать, самодержавия. Законы нам все равно нужны, потому что без них никак. Сможешь?
– Смогу, но не сразу, постепенно. Пока будешь править без всяких законов. – Лена улыбнулась и посмотрела на меня странным, каким-то затуманенным взглядом. Хотела что-то сказать, но тут же осеклась, замолчала. А я выспрашивать не стал – сама расскажет, если что.
– Ладно. Без законов так без законов, – я усмехнулся, – буду тираном. Знаете, что пришло мне в голову? А где бы нам броневик взять? И лучше, если с пушкой. Или пулеметом. Ей-ей, я бы чувствовал себя гораздо спокойнее. Есть по этому поводу какие-то мысли? Где у нас воинские части?
– В Татищеве. Ракетные шахты. – Митька почесал кончик носа и с ухмылкой добавил: – Знаешь, а у меня ведь была такая мысль, что где-то в этих самых шахтах могли сохраниться живые. Они ведь на дежурстве не вылезают наружу. И у них автономное обеспечение воздухом, и все такое. Представь, сидят сейчас где-то там под землей и думают: как бы это выйти да не помереть! Смех, да и только!
– Смешно, ага! – Настя возмущенно фыркнула. – До слез! Представь, что там, под землей, умирают люди. От голода, от жажды, и ничего не могут сделать! Держатся из последних сил! Рассчитывают каждый глоток воды, каждую крошку хлеба! Смешно тебе, да?! Щас как тресну!
– Ну чё завелась-то?! – Митька слегка растерялся от такого ярого напора. – Это я так, ради прикола ляпнул! Ну жалко людей, да! Мы-то при чем? Речь шла за бэтээры, так где их искать, кроме как у вояк? И у меня предложение – девчонки сидят дома, пасут зомботелок, а мы втроем рвем когти в Татищево, вернее – в Светлый. А еще вернее – к шахтам. Там и оружие есть, и машины крутые. Надо все к себе таскать, Андрюха прав. Больше захомячим – авторитет будет больше. Вот такое мое предложение. Есть возражения?
– Нормальное предложение, – кивнул я. – Подумать надо, когда ехать. И как вооружиться. Там и мутанты будут, уверен. Нам бы как-то насчет фуры придумать – например, наделать стрелковых амбразур в ее бортах, чтобы огонь вести можно было. Но тогда надо усиливать борта…
– Отвезите меня к родителям! – Голос Кати был почти не слышен, но я его услышал. – Я хочу с ними проститься! Пожалуйста!
– Отвезем… Мить… Миш… давайте съездим? Прямо сейчас. Позавтракали, что еще делать? А девчонки тут останутся – бдить будут. Сокровища охранять. А мы еще к Волжскому райотделу съездим – посмотрим, что там и как. Кстати, надо бы и горючкой разжиться – я видел по дороге «КамАЗы», – сольем, а то ездим, ездим, а все не заправляемся. В баке уже на донышке плещется. Хм… не совсем на донышке, но… в общем, заправимся! Канистр надо набрать – заедем за ними в автомагазин. Может, в аптеку заглянем. В общем, помародерим всласть. Ну и разведаем. Все равно больше делать нечего…
– Опять мы остаемся! Ну что за черт?! – Настя в сердцах стукнула кулаком по столешнице и поджала губы. – Почему мы должны торчать тут, пока они гуляют?
– Насть, они не гуляют. – Лена укоризненно помотала головой. – Они по делам едут. А нам и тут дел хватит. Ребята, только будьте внимательнее, ладно? Мы без вас пропадем, помните об этом. Не лезьте никуда без соображения! Ладно?
– Ладно! – легко согласился я. – Полезем с соображением!
– С соображением! С соображением! – заголосили Мишка и Митька, и девчонки заулыбались. Только Катя осталась серьезной, мрачной, как на похоронах. Неужели все-таки что-то вспоминает? Может, не стоило врать?
Видимо, та же мысль пришла в голову Лене. Она посмотрела на Катю, бросила быстрый взгляд на меня и тут же потупилась, нахмурив брови, что-то соображая. Наверное, все-таки пожалела, что не рассказала Кате все с самого начала. Но теперь – что сделано, то сделано. Нечего жалеть. Все будет, как оно будет. Переживет как-нибудь! Худшее уже позади.
Собирались мы недолго. Все, что нам нужно, уже лежало в машине. Оружие, боеприпасы, инструменты на случай, если нам придет мысль взломать какую-то дверь. В хозпостройках нашли три канистры, видимо, ранее используемые садовником для заправки газонокосилки и всякой такой садовой ерунды. Бензина в них не было, я проверил крышки – те закрывались плотно, так что канистры бросили в багажник. Очень не хотелось разлить солярку по машине – ее потом никакими средствами не выведешь. Вечно будет вонять, она ведь не испаряется, как бензин.
Еще нашли шланг для откачки горючего – длинный, с грушей. Жамкаешь грушу, она накачивает горючку. Хорошая штука. Нахлебаться той же солярки нет никакого желания, а я знаю – при откачке горючего хочешь не хочешь, а дряни этой обязательно попробуешь на вкус, иначе никак.
Выехали около полудня – сегодня спали долго, отдыхая после ночных приключений, да и спешить не было никакой необходимости. По большому счету – куда нам спешить? Что изменится, если мы поедем на час, на пять часов, на пять дней позже? Ни-че-го. Наша жизнь стала такой, какой, наверное, была у древних, доисторических племен: если есть еда, есть где укрыться, если ничего не угрожает, зачем куда-то идти, суетиться, думать, где добывать пищу? Лежи в тени дерева, ешь, пей, хм… размножайся. Рай!
Вот и у нас – еды пока что сколько угодно, в школу идти не нужно, так зачем особо суетиться? Другие райотделы полиции кто-то подломает? Да и черт с ними. Я и не рассчитывал на все арсеналы в городе. Если сумеем взять еще хоть один, это уже хорошо. Но не сегодня. После Ленинского УВД мы все так вымотались, что одна только мысль о том, что придется снова вскрывать бронированную дверь и лазить по трупам дежурных, отыскивая ключи от оружейки, вызывала просто-таки тошноту. Пару дней выждем и снова бросимся мародерить по оружию. Отдохнуть надо.
Ехали небыстро, высматривая брошенные грузовики. У первого же «КамАЗа» остановились, проверили баки. Как и следовало ожидать, они были полны. Взяли себе на заметку эту машину, а пока слили соляру из одного бака, наполнив и бак джипа, и канистры. При всем при том в баке «КамАЗа» осталось еще полно горючего – бак был самодельным, переделанным для дальнобоя, так что емкость его была в разы больше, чем у стандартного.
До Катиного дома добрались примерно через час-полтора после выезда с базы. Заправка отняла время. Но опять же – куда спешить? Чего-чего, а времени у нас теперь предостаточно. Все равно делать нечего…
Всю дорогу я посматривал на Катю – нет ли истерики, ну и… вообще. Мало ли как себя поведет, увидев мертвых родителей. Вернее, то, что от них осталось.
На Горе было тихо – ни людей, ни животных. Только птички мелькали в небе да шумел в проводах горячий июньский ветер. И запах мертвечины – сладкий, привычный, но такой мерзкий…
В квартиру пошли Митька и Мишка, ну и Катя, само собой. Я остался охранять машину. Прежде чем подняться, обшарили подъезд на предмет нахождения мутантов и всякой бандитской нечисти – поднялись и спустились по лестницам. Никакой нечисти не обнаружили и со спокойной совестью пошли в Катину квартиру. Заранее договорились: если я услышу автоматные очереди и никто не закричит ни в рацию, ни просто так, – чтобы не дергался. Значит, выбивают дверной замок. А как его еще вскрывать? Ключей-то нет, ломика тоже. А вот очередь из автомата для замка в самый раз, особенно если дверь деревянная. Но даже если стальная – все равно автомата не перенесет, несварение у нее будет от автоматных пуль. Даже если это жалкий калибр 5.45.
Так оно и получилось. Через пару минут, после того как ребята исчезли в подъезде, раздались автоматные очереди – по три патрона штуки три очереди или больше. Точно, дверь вскрывали. И видимо, открыли, потому что еще минут пятнадцать ничего не было слышно. А вот потом…
Потом хлопнул одинокий пистолетный выстрел, прозвучавший в тишине вымершего микрорайона как пушечный гром. Это уже было совсем не по сценарию, потому я схватил рацию и прокричал:
– Эй, народ, вы чего там?! Развлекаетесь, что ли?
Рация молчала секунд десять, потом глухой Митькин голос ответил:
– Мы уже идем. Опасности нет.
И отключился.
Они вышли вдвоем. Кати не было, сердце у меня екнуло и заныло. Когда подошел Митька, держа в руке листок, явно вырванный из тетради, я уже все понял и молча протянул руку. Митька вложил в нее листок и полез на пассажирское сиденье. Глаза его подозрительно блестели, он был бледен и совсем не выглядел тем Митькой, которого я знал. Мишка был ничуть не веселее и, усевшись на заднее сиденье джипа, закрыл глаза и сделал вид, будто уснул.
«Ребята, я все вспомнила. Все, что со мной было. Я знаю, что вы меня обманули, чтобы не расстраивать, думали, что не вспомню. Но я вспомнила. И я не хочу жить. Я ухожу к моим папе и маме, к братику и сестренке. Я знаю, они меня ждут. Простите и помните меня.
Ваша Катя».
– У нее в руке было, – хмуро пояснил Митька. – Попросилась попрощаться с родителями, пошла в квартиру, а потом бах, и все. И записка.
– Может, стоило ей рассказать? Как-то объяснить, что жизнь на этом не закончилась, что она и все девчонки не виноваты? – с заднего сиденья сказал Мишка. – Ну как психологи делали! Объясняли жертвам, что они не виноваты, что виноват преступник. А то я читал, что после изнасилований бывало такое, что девушки кончали жизнь самоубийством. Не выдерживали угрызений совести. Им казалось, что это они виноваты в том, что их изнасиловали.
– Пистолет забрали? – спросил я, не отвечая на вопрос. А что я отвечу? Может, и надо было рассказать, так кто же знал? Оружие не надо было давать? Так она другим способом бы покончила с собой, если задумала такое дело. Если человек решил завершить свою жизнь – кто ему может помешать? Даже если руки свяжешь – так он сосуды на запястьях перегрызет!
– Здесь ее оставим? – уже почти нормальным, деловитым голосом спросил Митька. – Или хоронить повезем?
– Она хотела быть с родителями, – ответил я, запуская движок. – Вот пусть тут и лежит.
На душе у меня было мерзко, хотелось вопить, отправляя ругательства туда, где предположительно сидит этот белобородый «дедушка» с нимбом над головой. Богохульство, да. Так какого черта он ТАК развлекается?! За что это нам?!
Спустились с Горы по Мясницкой на Горную, по Горной проехали до Октябрьской, по Октябрьской – к Волжскому отделу полиции. Тут было тихо и мирно, никто еще не покусился на «наш» райотдел. Я остановился напротив его дверей, минуту думал, слушая, как тарахтит движок джипа, а потом скомандовал Митьке, и тот молча кивнул. Еще минуты три Митяй корябал на листке бумаги, что лежала между сиденьями, послание чужим мародерам, через пять минут это самое послание уже висело на двери райотдела. И было там вот что:
«Всем, всем, всем! Имущество этого райотдела объявляется собственностью Андрея Комарова и его комаровцев! Те, кто попытается украсть это имущество, будут убиты!
Командир отряда А.Комаров
ЗЫ Тот, кто хочет присоединиться к нашему отряду, может найти нас в Усть-Курдюме, в газпромовских домах. Частота рации для связи…»
Ну и все. А что еще можно было написать? Кого-то, может, и отпугнет. А если кого-то не отпугнет – пусть оглядывается. Ей-ей, я буду стрелять, если не отдадут. Сейчас не до сантиментов. Сейчас надо выживать. А оружие – залог выживания. Кто первый встал – того и тапки. Мы правы в любом случае. Не заняли райотдел раньше? Ваши проблемы.
То же самое надо будет проделать и с Заводским УВД, и с Кировским, и с ГУВД. Может, и прокатит. Людей бы нам еще побольше… надежных людей. Своих. Страшно давать оружие чужакам. Эдак можно и до бунта дожить… решит кто-то, что моя власть не от бога, а совсем наоборот, и устроя мне экзорцизм. И никакие бронежилеты не помогут. И запоры в дверях.
После РОВД решили проехаться по Набережной, посмотреть, что и как. Там вообще-то большой массив домов, может, кого-то все-таки найдем? Людей надо набирать. Без людей сгинем. Жалко, что те девчонки с лошадьми сразу с нами не согласились уехать. По всему видно – хорошие, дельные девчонки. И работы не боятся. Нам такие нужны.
Назад: Глава 2
Дальше: Глава 4