Глава 17. Болезнь Лиззи
Русамия. Велидар. 2016 год
Галлюцинации отступили.
Руслана размеренно дышала, но не решалась подобрать разбросанные листы. Подсознательно она догадывалась, что чем больше узнает о жизни Лиззи, тем меньше шансов стать прежней. Хотя Лана начинала сомневаться, что хочет жить как раньше. В тайнах, которые ее окружали, присутствовала некая пикантность. И подобной остроты ощущений Руслане как раз не хватало.
Я захлебывалась кровью. Руки, ноги отказывались слушаться. Они налились невыносимой тяжестью и болью. Все, что оставалось, – это беззвучно молить о помощи.
Глаза были закрыты. Но я знала, скоро придется их открыть. И увидеть мертвое лицо мамы, неподвижное тело отца Натана и пробитую штырем голову его матери.
Каждую ночь, когда я ложилась спать, эта картина всплывала перед глазами. А утром, просыпаясь от лихорадочного сна, я кричала в объятиях Натана, отчаянно пытаясь избавиться от губительной боли.
Долгие дни и ночи текли словно во сне. В той аварии я выжила не просто так и теперь жила за четверых. Видимо, для меня не осталось места в собственной судьбе.
Натан всегда был рядом. Его участие, добрая улыбка. За этим крылась тяжелая ноша, ведь они с Кристиной страдали сильнее меня. Потому что мое спасение было в забвении.
Но песочные часы неумолимо мерили время, и вскоре я научилась притворяться живой. Находить мелочи в пустяках. Смеяться над глупыми шутками. Любить. Неистово, страстно, словно наспех. Ведь страх, что за углом притаилась Смерть, от которой удалось сбежать, не отпускал.
– Ты думаешь только о себе!
Я вцепилась в лестницу, отказываясь спускаться. Натан стоял внизу, его усталый взгляд совершенно меня не трогал. Знала одно – он должен пойти со мной.
– Лиззи, вчера я вышел на работу вместо Егора. А завтра уже моя смена. У меня физически нет сил идти на День города.
Натан говорил очевидные вещи, словно я – маленький ребенок. И это раздражало.
– То есть я ничего не значу для тебя? – голос дрожал.
Эмоции бурлили внутри и готовились прорваться наружу, словно лава из ожившего вулкана. Через силу сделала шаг, затем еще один и медленно спустилась вниз. Неожиданно захотелось плакать, но уже через секунду я истерически засмеялась.
– Кристину не отпустили из пансиона. Ты – на работе. А я? Кому-нибудь есть дело до моих чувств?
Натан опустил голову. По воздуху разлилась тихая ярость, которую он старательно подавлял в себе. Нервно облизала губы. Это дико возбуждало. Ходить по краю лезвия, балансировать и каждый раз удерживаться от падения.
– А если я пойду, ты будешь счастлива? – произнес он.
Сердце екнуло. Очередная маленькая победа. На кончике языка остался привкус терпкой сладости, как после вина.
– Да.
– Тогда собирайся. В восемь вечера мне на смену. У нас есть четыре часа.
Я радостно завизжала и бросилась Натану на шею. Горячо расцеловала его и опалила дыханием шею. Внезапная жалость к любимому сбила с толку, ужалила в грудь. Холодные слезы скатились по щекам.
– Ты ненавидишь меня? Я все время заставляю тебя делать то, что ты не хочешь.
Взгляд Натана смягчился, и он прижал меня к себе, ласково перебирая локоны:
– Я люблю тебя, Лиззи. Но меня печалит, что ты не хочешь обратиться к врачу.
Приступ жалости рассыпался словно песок, и я отскочила от него, ощетинившись, как дикий пес.
– Мы уже обсуждали это! Никаких врачей! Никаких больниц! Они не помогут! Не помогут! Не помогут! – заверещала я.
Натан быстро обнял меня и задушил крики поцелуем.
– Я здорова, – сквозь слезы простонала я.
Так тяжело объяснять, что я вовсе не больна. Но он не верит. Никто не верит. Я сама не верю.
– Конечно, – он поцеловал меня в лоб, – собирайся, а то веселье пропустим.
Но за радостными нотками в голосе расслышала грусть и усталость. И так каждый раз. Наши ссоры заканчивались наигранным весельем. Будто все хорошо. Но на самом деле все было плохо. И я знала – следующий день не станет лучше. Потому что мертвых нельзя воскресить.
Шумный праздник затушил раздражение, на душе стало легче. Я с визгом потащила Натана в самую гущу. На мгновение мы превратились в беззаботных детей, которые с восторгом поедали сахарную вату и кидались попкорном, проигрывали деньги в стрельбе из винтовки и старательно выбирали плюшевого медведя. Но самое главное таилось в танцах. Я с азартом смотрела на танцующие пары, которые из последних сил держались, чтобы выиграть статуэтку. И хотела оказаться среди них.
– Ну, пожалуйста!
Натан не реагировал на мои умоляющие глаза.
– Я не умею танцевать, Лиззи.
– Но здесь не надо уметь. Достаточно просто двигаться. Натан, прошу!
– Нет, – отмахнулся он. – Если я сейчас целый час потрачу на танцы, то кто будет работать? Меня уволят, а это единственный наш заработок.
Натан говорил резко, его слова ранили, но вместо понимания меня охватила необузданная злость. Стиснула кулаки и уже хотела закричать, что наплевать на его работу, как знакомый голос утихомирил мой пыл:
– Я только что от Кристины. И она просила передать, что если вы снова ссоритесь, то, как только ее отпустят из пансиона, она отлупит вас обоих.
– Глеб!
Обаятельная улыбка парня затмила недавнюю обиду на Натана.
– Ты виделся с Кристи?
– Ну, не мог же я не поцеловать невесту в такой день. Она бы точно не простила, – усмехнулся он. – Отказываешься танцевать?
– Ты же знаешь Лиззи. Ей тяжело в чем-то отказать. – Натан облокотился о высокий столб и скрестил руки на груди.
– Тогда в чем проблема?
– Ему вечером на работу, – вспыхнула я.
– И что? Даже ради любимой девушки не готов уступить? – усмехнулся Глеб.
– Он упрямый, как Кристи.
Натан отвернулся и уставился на сцену, где хор детдомовских детей исполнял гимн Русамии. Их сияющие лица вызвали во мне далекие воспоминания. Я передернула плечами. Детский дом номер семьдесят пять все-таки снесли через полгода. Но к тому времени мне уже было безразлично.
– Я еще тут, если вы не забыли, – фыркнул Натан.
– И что с того? – Глеб скривился, и парни сцепились взглядами.
– Ты перегибаешь палку, – я кинула на Глеба красноречивый взгляд и утешающе поцеловала Натана в лоб, – а танцевать все равно пойду. С тобой или без тебя.
Подхватила удивленного Глеба под руку:
– Пошли быстрее. Скоро начнется новый конкурс!
Взгляд Натана прожег спину. Я причинила ему боль, но мне было плевать. Моя вторая сущность не могла иначе. Только тогда на душе становилось спокойно, а галлюцинации отступали. Если кому-то плохо, я не видела мертвецов.
Мы вошли в шатер и заняли место.
– Обещай, что не отдавишь мне ноги, – прошептал Глеб.
– Обещаю, – слукавила я.
Заиграла заводная мелодия, и проблемы отошли на второй план. Я танцевала и танцевала, задыхаясь от удовольствия. Ради таких моментов стоило продолжать никчемное существование.
Наша пара выбыла на двадцатой минуте. Глеб споткнулся, и мы кубарем полетели на землю.
– Лиззи!
Натан подбежал ко мне и помог подняться, но я со смехом оттолкнула его:
– Успокойся, я всего лишь упала.
– Ты могла разбиться, – он глянул на Глеба и утащил меня с танцевальной площадки. – Мы идем домой, – заявил он.
– Нет. – Я насупилась.
Глеб остановился позади нас, пытаясь отдышаться. Капельки пота блестели на лбу, на лицо упала тень от вечернего солнца, и шрам на виске казался белее.
– Ты ведешь себя как ревнивец, Натан. Когда ты уже смиришься с тем, что мы с Кристи поженимся?
– В день вашего развода, – рявкнул парень.
Он поволок меня за собой, продираясь сквозь толпу, словно джунгли. И на этот раз я не осмелилась возмущаться. Есть граница, которую лучше не переступать. Глеб не отставал.
– Ты ревнуешь. Не хочешь отдавать Кристину, потому что она и Лиза – все, что у тебя осталось. Но я не собираюсь ее забирать. Я хочу стать частью вашей семьи.
– Именно эту цель ты преследовал, когда целовался с соседкой Ольгой? – Натан развернулся к Глебу и схватил его за рубашку. – Я не сказал Кристине, потому что она еще не отошла после смерти родителей. Но сейчас меня ничто не сдерживает.
– Ты не посмеешь. – Глеб побледнел.
Солнце постепенно садилось, надвигались сумерки, но музыка с площади не затихала. Люди и не думали расходиться. Наоборот, праздник набирал обороты. И чувства Натана зашкаливали тоже.
– Еще как посмею, – процедил Натан и оттолкнул Глеба. – Пошли, Лиззи. Я сыт по горло вашими дурачествами.
Я только беспомощно оглянулась на понурого Глеба, и мы скрылись в доме.
– Почему ты не рассказывал мне о Глебе? Он ужасно поступил.
Но мои действия противоречили словам. Повисла на Натане, как ребенок, и укусила за подбородок. Да все равно, что сделал Глеб. Он – не Натан.
– Ты смеешься? – Парень ласково убрал локоны с моего лица. – Это случилось спустя несколько месяцев после аварии. У меня не было сил лечить разбитое сердце Кристи. И ты… тебе нужен был уход. А потом я не решился. К тому же Глеб убедил меня, что Ольга была ошибкой. Наверное, пересмотрел мелодрам.
Усталый вздох красноречиво высказал мое мнение.
– Ты уходишь? – выпятила нижнюю губу. Любила играть маленького ребенка.
– Надо. Приду утром, любимая. – Парень расцепил мои руки и поцеловал их.
Я урвала у Натана последний поцелуй и с грустью проводила его. Стоило остаться одной, как тихий шепот зазвенел в ушах. Я обхватила себя за плечи. Дрожь волной промчалась по телу. В темных углах комнаты зашевелились тени. Нужно отвлечься, нужно срочно отвлечься…
– Ненавижу его работу! – топнула ногой и подбежала к кухонному шкафчику.
– Все женщины одинаковы. Хотят дорогие игрушки и милого рядом.
Я вздрогнула и обернулась. На пороге стоял Глеб. Он скрестил на груди руки и насмешливо смотрел на меня, ожидая реакции. Мельком взглянула на черные углы, где копошились демоны, затем снова посмотрела на него. Разве у меня был выбор? В конце концов, лично мне Глеб ничего не сделал.
– Мне не нужны игрушки, мне нужна любовь, – упрямо возразила я и достала прозрачную бутылку с темной жидкостью. – Смотри, что у меня есть.
Гордо поставила коньяк на стол. Глаза Глеба заблестели. Он приосанился и устроился на стуле, словно хозяин.
– Тебе же нельзя пить. Разве ты не принимаешь те таблетки? – на последнем слове парень сделал ударение.
– Уже нет. Но Натану об этом необязательно знать. А я не скажу, что ты приходил.
Глеб хмыкнул, и я щедро разлила коньяк по стаканам, скрепляя наш молчаливый уговор.
– Откладывала деньги с тех, которые Натан дает на продукты. Эта бутылка стоит недешево, но сегодня я хочу праздника, Глеб. Поэтому обойдемся без нравоучений.
Парень усмехнулся и осушил стакан. В этом мы были с ним похожи. Заговорщики. Если бы я догадывалась, во что выльется наш вечер, то выгнала бы Глеба из дома в тот час. Но я не знала. И продолжала вести себя как глупый, необразованный ребенок.
Спиртное медленно заканчивалось, веселье нарастало. Глеб поставил пластинку, по дому разлилась страстная, горячая музыка. Голова кружилась, по телу расходились приятные волны тепла. Я не заметила, как романтичный танец перешел в поцелуи. А шершавые ладони Глеба заскользили по моему телу. Я смотрела на его лицо и видела глаза Натана. Губы Натана, улыбку Натана.
Поцелуи, объятия, смех, музыка…
Музыка, смех, объятия, поцелуи…
Все вертелось, кружилось, сердце замирало от восторга. Дрожь сопровождала каждое движение.
Я сидела на полу возле дивана и неловко поправляла растрепанное платье. Рукав не хотел слушаться и постоянно съезжал вниз. Подол безвозвратно помят. А на душе отвратительная горечь. Спиртное еще бурлило в крови, но сознание вернулось слишком неожиданно. Возвратив страшное чувство безнадежности.
Глеб развалился на диване и тоже пытался переварить то, что сейчас произошло. Я растерянно смотрела на него. Я и Глеб. Глеб и Я. Это сочетание казалось нереальным, невозможным. Всегда был только Натан. А теперь его образ треснул, рассыпался, и чернота отравила прекрасное чувство под названием «любовь».
– Мы не должны были это делать, – с трудом встала на онемевшие ноги.
Между бедрами саднило. Но эта боль не могла сравниться с той, которая разрывала сердце.
– Черт, – Глеб потер лицо.
Застегнул брюки, пнул ногой пустую бутылку.
– Черт, – повторил он.
Я опустилась на диван. Хотелось снова напиться. Но спиртное кончилось.
– Ничего не было! – вдруг заявил Глеб. – Мы обо всем забудем. Досадная ошибка, ничего больше. Ты будешь счастлива с Натаном, а я женюсь на Кристине. Слышишь? – Он схватил меня за руки и заглянул в глаза. Лихорадочный блеск в его взгляде обжигал.
Сложилось чувство, что Глеб убеждал не меня, а себя.
– Разве это можно забыть? – голос охрип.
– Можно. Я даже не понимаю, как это случилось. Но мы должны зачеркнуть этот вечер. Как досадную ошибку, – повторил он.
Я отвернулась. Омерзение к себе накрыло с головой. Захотелось остаться одной, и я была готова пообещать что угодно.
– Хорошо. Как скажешь. Только уйди.
Дважды просить не пришлось. Услышала, как хлопнула дверь, и дала слезам волю. В этот момент я была благодарна, что жители на празднике и никто не слышит моих криков. Не видит моего позора и грехопадения.
Я рвала на груди платье, задыхалась и испуганно оглядывалась на стены. По углам вновь скапливалась кровь. Густая, черная кровь, которая неотвратно ползла на меня. Хрип вырывался из горла.
Моя жизнь была адом. Но после этого вечера она безвозвратно погрузилась во тьму.
