Глава 32
Тишина… Она обволакивала мягкой невидимой пеленой. Большие лохматые снежинки падали очень медленно, будто нехотя. Они кружились, танцевали в лучах прожекторов, словно стремились продлить каждое мгновение полета. Сильно потеплело, скорее всего температура приближалась к нулю градусов. Во всяком случае Холанн почти согрелся, хотя лежал навзничь, с откинутым капюшоном.
Невесомый шорох просочился между снежинками. Он вился над сугробами тонкими щупальцами, мягко касался ушей, вызывая странную, нервическую дрожь в руках. Из-за снегопада звуки сильно искажались, поэтому казалось, что шелестит со всех сторон. Это было страшно само по себе. Но хуже всего оказалось понимание — то, что производит этот шорох, совершенно точно не принадлежит к миру людей. И вообще к миру живых. Ни одно живое существо, ни один механизм не могли производить этот звук — накатывающийся, словно неостановимый прибой. Сотни, тысячи ног неустанно, в едином ритме топтали снег, перемешивая многолетний наст со свежевыпавшим слоем.
Холанн почувствовал странное — воздух был непривычно теплым, но каждый вздох будто превращал кровь в жидкий лед. Тело колотила крупная дрожь, пальцы едва двигались. Уве даже снял правую руку с рукояти лазгана, чтобы не нажать ненароком спуск. А вот кто-то позади — нажал, и яркий красный луч ударил справа и вверх, в небо. Рык Тамаса, выговаривающего нервному стрелку, глухо разнесся над пустошью, увяз в снегу. А затем оказался окончательно заглушен шорохом.
"Сколько же там их…" — подумал Холанн. И впервые попробовал по — настоящему представить "их" воочию. Не получилось, только стало еще страшнее.
— Надеть маски, — скомандовал арбитр через мегафон. — Надеть очки!
Только теперь Уве сообразил, что у него не ни того, ни другого. Защитными очками он не пользовался, маску потерял еще ночью. И отползать обратно — нельзя. Поздно. Комендант потер лицо свободной — правой — рукой, стараясь разогнать стывшую в жилах кровь.
Шуршало все громче. Вернее — мощнее. Затем в белой мгле проступили первые тени — авангард наступающих. Это были именно тени, темно — серые силуэты на бледно — сером фоне. Размытые, не имеющих четких очертаний, они словно застряли на гране двух миров — реального и потустороннего. Но будто все еще колебались, который стоит избрать.
Уве предполагал, что преследователи пойдут по колее, пропаханной на заметенной трассе конвоем. Думал, что поэтому орда неизбежно догонит беглецов из Танбранда — идти по расчищенному пути быстрее, чем ехать через завалы. Очевидно на то же рассчитывали комиссар с арбитром — что заслона на дороге должно хватить. Но призрачные тени возникали всюду, на сколько хватало взгляда. Справа, слева, прямо… Всюду. Они шли с одинаковой скоростью, в одном странном ритме, который скорее угадывался, нежели слышался в шуме шагов. От Черного Города шла не орда, а волна — слепая и чудовищная в своей нечеловеческой целеустремленности.
Комендант хотел помолиться Богу — Императору, но понял, что забыл слова. Хотел вспомнить лицо Туэрки, но в памяти лишь мелькали куцые, оборванные картинки, никак не складывающиеся в образ живого человека.
"Мы все умрем" — осознал счетовод, с четкостью и яркостью пикто — вспышки.
Все умрут. Все, без исключений, до последнего человека. Быстро и страшно.
А дальше все происходило стремительно. А может быть так показалось Уве, который увидел первый в своей жизни настоящий бой, да еще и с таким противником. В любом случае — события разом помчались вперед быстрее сумасшедшего сквига.
Тени продвинулись еще и наконец обрели вполне реальные очертания. Из снежного тумана надвинулись уже не призраки, а настоящие, осязаемые враги, из плоти, пусть мертвой и немыслимым образом искаженной. Когда-то они были людьми, это было несомненно — отдельные черты прослеживались даже теперь, в ужасающем, еретическом посмертии, оскорблявшем саму природу человека. Но так же очевидно становилось и другое — "когда-то" и "были". Никак иначе.
Плоть умертвий словно уподобилась податливой глине с которой поработала нечестивая рука безумного скульптора. И у этого демонического мастера безграничная фантазия сочеталась с абсолютным безумием. Среди наступавших на заслон мертвецов не было не одного, кто сохранил бы хоть сколь-нибудь человеческое подобие. И не было двух одинаковых форм — наверное так выразился бы педантичный и точный в определениях медик Александров. Взгляд охватывал серый строй преследователей, но разум отказывался воспринимать его, спасаясь от безумия.
— Огонь! — заорал комиссар, и настоящий, живой, человеческий голос вырвал Холанна из омута сумасшедшего оцепенения.
Похоже, что суетливо, неумело схватив винтовку, счетовод случайно переключил какой-то рычаг, потому что лазган ударил веером автоматического огня. И ствол действительно вибрировал, а система охлаждения жужжала в толстом кожухе, впиваясь в уши дрелью дантиста. Но это было уже неважно — врагов было слишком много. Не промахнешься.
Стреляли все и сразу — из гвардейских лазеров, арбитровских дробовиков, охотничьих ружей и городских пистолетов. Пулеметы грохотали, как отбойные молотки, выплевывая сотни пуль прямо над головой счетовода. Сосредоточенный огонь заслона буквально скосил первые ряды наступавших. А затем снег прекратился, разом, буквально в считанные мгновения. Так, будто и прошел лишь затем, чтобы стать декорацией для боя.
— О, Бог — Император, спаси нас… — прошептал Холанн, увидев то, что было скрыто завесой снегопада. Счетоводу стало не просто страшно — ужас сковал его тело и душу. Даже не столько от того, что открылось его взору, сколько от внезапного понимания — сколько утративших человеческую природу и облик чудовищ покинуло Танбранд.
— Комендант! Назад! Затопчут!
Уве не понял, кто закричал, но сообразил, что обращаются к нему. Пятиться не вставая и не разворачиваясь оказалось делом непростым, но счетовод понял, что ноги его сейчас не удержат.
— Огонь! Огонь! — надрывался комиссар Тамас. — Живем, пока стреляем!
Кто-то вопил, кто-то рыдал в голос. Истерический вопль прорезал воздух, перемежаясь хохотом и рыданиями — похоже один солдат сошел с ума в считанные минуты. Гильзы с трех пулеметных Химер сыпались буквально дождем, сверкая латунью, желтея пластиком — для ускорения процесса Иркумов штамповал патроны из того, что было под рукой. Истоптанный снег вокруг машин покрылся рябью черных оспин — раскаленные гильзы протаивали его до земли.
Сухо — почти неслышимо на общем фоне — треснули выстрелы из пистолета комиссара. Тамас хладнокровно застрелил двух дезертиров, попытавшихся бежать на запад. На мгновение Холанн ужаснулся, насколько просто, буднично это получилось у Хаукона — комиссар отвлекся от основной "работы" — сделал необходимое дело и вернулся к бою. В следующее же мгновение на коменданта бросился "прыгун".
Размытая серо — коричневая фигура застыла в гигантском, физически невозможном прыжке длиной не меньше десяти метров. Длинные, как у гигантской лягушки ноги подергивались даже в полете, словно тварь отталкивалась от неподвижного воздуха. У чудовища остался только один глаз, точнее два человеческих слились в одно белесое бельмо с крестообразным зрачком.
Время остановилось. Тонкие многосуставчатые руки — точнее уже лапы, с десятком пальцев на каждой — потянулись к лицу Уве. Холанн сам не понял, как он ухитрился задрать ствол и нажать спуск. Винтовка едва слышно щелкнула, мигнула красным индикатором опустошенной батареи. В следующее мгновение — точнее в долю мгновения — короткая очередь из пулемета хлестнула падающего прыгуна, сбив прыжок. Мертвец забился в снегу, размахивая конечностями, как членистыми щупальцами, скрипя и шипя на одной монотонной ноте.
Кто-то потряс Холанна за плечо и сунул ему в руку батарею для лазгана. С третьей попытки, одной лишь милостью Омниссии комендант сумел-таки перезарядить оружие. И только после этого сообразил, что надо бы встать с четверенек. Рядом что-то шарахнуло, как взрыв мины или бомбы — Холанна так и не понял, что именно. В голову ударило, как в колокол — до хруста в зубах и звона в ушах. Перед глазами все поплыло, следующие несколько минут Уве воспринимал как обрывки пиктовой постановки — отдельными кусками.
Пикт — арбитр добивает прыгуна прикладом дробовика, не обращая внимания на брызгающую слизь. Склизкие пальцы подыхающей твари скользят по сапогам и плащу Боргара, не в силах разорвать ткань.
Новый пикт — странное создание, похожее на колышущийся, исходящий желтым потом бурдюк, подбирается к борту Химеры. И с расстояния метра в два начинает самым натуральным образом блевать на стальную гусеницу. Широкая пасть раскрывается, как лепестковая мембрана ожившего топливного шланга, и густая струя сложного фермента извергается на машину. Металл плывет расплавленным студнем, траки мгновенно покрываются оспинами кислотного распада, теряют форму и рассыпаются ржавой мокрой трухой. Тварь убивают, но машина обездвижена, покосилась на один бок из-за оплавившихся катков.
Смена кадра — в фонтане снега буквально из-под ног выпрыгивает что-то длинное, веретенообразное, размахивающее десятком коротких лапок. Нападает на ближайшего бойца и утаскивает под снег на обочине, как хищная рыба — неосторожную полярную мышь в полынью.
Во рту пересохло. Глаза слезятся. Уве снова перезаряжает, на этот раз получается чуть быстрее. Откуда взялась новая батарея? Скольких врагов он уже успел убить и вообще в кого стрелял перед этим? Нет времени думать. Нет времени вспоминать. Люди живы, пока стреляют, ни мгновением дольше, комиссар был прав.
Снова пикт — Хаукон бросается в рукопашную, размахивая косой. Это отчаянный, безумный в своей разрушительной ярости прорыв. Любой враг отступил бы хоть на шаг, но только не чумные. Чудовища не знают, что такое страх или сомнения, потому не способны их испытывать. Комиссар скашивает врагов рядами, но на место каждого дважды умерщвленного сразу встает новый. Столь же целеустремленный, направленный только вперед — к живой плоти.
И тут Холанн увидел, как безумно хохочущий солдат подбирается к комиссару со спины, сжимая длинный кинжал. Помешался ли он окончательно? Кто знает… Уве понял лишь то, что сейчас Тамас будет убит одним из добровольцев Волта. И счетовод бросился на безумца, налетел сбоку, повалил в снег.
Кругом люди дрались с мертвецами, сдерживая неостановимый напор. А у правофланговой Химеры два человека хрипели и выли в ярости, пытаясь задушить друг друга, выбить глаза, разорвать горло. Впервые в жизни Холанн чувствовал не просто злобу, и не ярость. Теперь он испытал ненависть. Настоящую, неподдельную ненависть, сжигающую изнутри страшнее любого пламени. Холанн вцепился в руку с кинжалом, выкручивая ее, пытаясь выбить у врага клинок. Пальцы ныли от боли и напряжения, кровь текла с разбитых губ и сломанного носа.
Новый удар, алый фонтан ударил прямо в лицо коменданту…
— Вставай, дружище! — сказал комиссар — хрипло, лающим голосом, встряхивая косу. Большие кровавые капли осыпались с лезвия. В солнечном свете они сверкнули как неграненые рубины. Свет… Солнце выбралось из-за горизонта и озарило пустошь мягким светом с ярким розоватым оттенком. Вот и день наступил…
При виде разрубленного пополам сумасшедшего Уве почувствовал, как желудок застрял у самого горла. Только что был живой человек, теперь же он превратился в мертвеца — обычного, упокоенного. Во рту кислота подступающей рвоты смешалась с медным привкусом от крови. Исцарапанное, разбитое лицо опухло и ощущалось как сплошная болезненная рана.
— Хватай нож, — неожиданно спокойно скомандовал Тамас, поднимая косу над головой. — Сдохнем как положено, в рукопашной. Не худший конец…
Холанн откашлялся, кое-как сглотнул медную кислоту. Тошнота малость отпустила. Настоящий бой оказался совсем не таким, как Уве представлял его. Что происходило, кто кого побил?.. Все было непонятно, рвано, путано. Очевидным и ясным представлялось лишь одно — комиссар был отвратительно прав. Пришло время последней схватки, в которой оставалось только умереть не самым скверным образом.
Эту мысль он додумал машинально, снова опрокинувшись на землю. Прямо перед глазами Холанна оказался серый каток Химеры. Он показался таким надежным, прочным, настоящим… Обычный металл, глубоко утопленный в крупный зернистый снег. Спустя несколько секунд Уве сообразил, что у него странно двоится в глазах — правый зрачок ушел в сторону. Комендант судорожно сморгнул, возвращая нормальное зрение. В голове гудело и гремело — отчасти от контузии. Но только отчасти.
В небе промелькнула длинная тень, похожая на хищную рыбу ахеронского моря. И еще одна, и еще. Хотя возможно это была одна и та же машина, маневрирующая на малой высоте с невероятной скоростью. Нет, все-таки две. Или больше. Стреловидные силуэты танцевали над полем боя, выписывая сложные кривые, меча вниз огненные смерчи.
Ракеты? Плазма?..
Одно было точно — танцующие стрелы с узкими крыльями атаковали не заслон на дороге. Небесный огонь раз за разом обрушивался на орду, что ломилась вперед, не обращая внимания на потери и новое препятствие. Уве не слышал грохота — счетовод оглох. И почти ослеп — кровь склеивала распухшие веки. Но кругом грохотало так, что слух был и не нужен — от шума даже зубы вибрировали. Холанн яростно потер лицо, но только размазал красную жидкость, которая высыхала, осыпаясь мелкими чешуйками — жар близких разрывов опалил голову.
— Наверное я сейчас снова уверую в Императора, — проскрипел Хаукон Тамас, скорее растерянно, чем с радостью. Комиссар даже не пригнулся, озираясь с косой наперевес. — Тысяча демонов Варпа, а я думал, что чудес не бывает…
Уве потряс головой, чувствуя, что слух потихоньку возвращается.
Орда заканчивалась. Поток умертвий, привлеченных следами конвоя, казался бесконечным. Но боеприпасов у воздушных машин оказалось больше. Целые валы дважды убитых корчились от жара, теряли очертания и таяли смрадной жижей кипящего снега. Поднимались к синему небу плотными клубами дыма и сажи. Исчезали безвозвратно. А стреловидные тени вновь и вновь проносились над землей — очень низко, от силы метрах в десяти — и жгли, непрерывно жгли врагов.
— Это чудо… — прошептал Уве. — Чудо…
— Истинно, — согласился комиссар. — Это действительно чудо.
* * *
— Что ж… вот и все, — тихо сказал комиссар.
— Да, — согласился Уве, пытаясь отдышаться. — Все.
Холанну не верилось, что все закончилось, и тем не менее — так и вышло. Битва завершилась, а он был жив. Жив… И дома его ждала любимая женщина, милая Туэрка. Только теперь, в сердце ледяной пустоши, среди трупов и горелого железа, Холанн решился назвать все своими именами.
Он любит. И любят его.
— Да! — заорал комендант в голос, потрясая кулаками, ликующе вопя в синее небо. Яростное ликование того, кто избежал неминуемой гибели сжигало его изнутри, требуя выхода.
— Я жив! Я вернусь домой! И меня ждут! Я вернусь!!!
— А я — нет…
Холанн все еще не опуская рук повернулся к Тамасу. Комиссар с выражением сосредоточенного, мрачного любопытства рассматривал левый рукав своего плаща, распоротый по всей длине, от плеча до обшлага. Черная кожа была обильно полита красным и серым. Кровью комиссара, смешавшейся с тленной плотью одного из умертвий…
Тамас усмехнулся, криво и страшно, скаля белые зубы, окрашенные розовым.
— Вот ведь непруха, — сказал он скорее себе, чем кому-то еще.
— Как же так… — растерянно вымолвил Холанн, опуская руки и чувствуя, как холод прокрадывается в душу. — Так не может быть… Не может…
— Так обычно и бывает, — снова усмехнулся Хаукон. — К сожалению, чаще всего именно так. Глупо, нелепо, случайно.
— Пороха, огня, — засуетился Уве. — Прометия… выжечь!
— Уве, друг мой, ты плохо слушал Александрова. Зараза у меня в крови, все. Конец. Мне осталось от силы… мало в общем осталось.
Тамас вздохнул, одернул разорванный рукав, держа руку на отлете, чтобы не забрызгать никого вокруг.
— Но это же… — прошептал Уве и замолк, поняв, что все случившееся только что — не шутка, не розыгрыш, не случайность. Комиссар, который возглавил самоубийственный порыв добровольцев, который спас лично его, Холанна и возможно — конвой из Танбранда — этот человек уже мертв. Убит нечестивым порождением окончательно. Холанну уже доводилось видеть смерть, в самых разных образах. Но только сейчас он до конца познал весь ужас ее необратимости.
— Комиссар… — это сказал незаметно подошедший арбитр Сименсен. Сказал и также, как чуть ранее комендант, осекся, увидев и оценив беду с одного взгляда.
Тамас снял фуражку, осторожно положил на снег. Поднял голову и зажмурился, словно грея лицо в лучах утреннего солнца.
— Мне теперь кажется, я все-таки где-то вас раньше видел, арбитр, — сказал Хаукон, не открывая глаз. — Давно, много лет назад. Мы не встречались прежде?..
Сименсен вздохнул, тяжело и, как показалось Уве, горестно. Так мог бы вздохнуть человек, который глушит прорывающееся рыдание. Впрочем, комендант наверняка ошибся и сам это понял — разве может арбитр скорбеть столь глубоко по совершенно незнакомому человеку? Тем более на фоне всех испытаний и утрат недавней поры. Глаза Владимира Боргара сверкали так, будто в каждом зрачке засиял чистейший бриллиант. Или непрошенная слеза… Но опять-таки, разве был у него повод для слез? Конечно же нет.
— Нет, мы не встречались, — вымолвил, наконец, Владимир Сименсен. — К сожалению, не встречались.
— Жаль, — резюмировал комиссар, открывая глаза. И Холанну показалось, что белки глаз Хаукона чуть посерели, а красные прожилки подернулись черным. Видимо, чума уже начала разъедать тело Тамаса.
— Пожалуй, мне пора, — сообщил Хаукон.
— Куда? — глупо спросил Уве.
— Туда, — комиссар указал в направлении севера. — Мне нельзя оставаться с людьми. Если верить нашему доброму хирургу, я уже болен, но еще не заразен. Однако скоро стану.
Арбитр опустил голову и чуть приподнял лазган.
— Нет нужды, — мягко сказал Хаукон и поднял на ладони термическую гранату. Не боевую, а из обычного инвентаря арктических горнопроходчиков, их использовали для оттаивания мерзлоты и тысячелетнего льда. — Останется только пепел.
Холанн сглотнул, теряясь в собственных чувствах. Комиссар унижал его, ни во что не ставил, угрожал. И все же… после всего случившегося горе разрывало коменданту сердце, словно его родной брат или лучший друг собирался уйти в пустошь, чтобы сжечь свое зараженное тело.
Уве…
Комендант не сразу понял, что Тамас обращается именно к нему.
— Уве, — повторил Хаукон, очень доброжелательно, действительно по — дружески.
— Да, — потерянно отозвался счетовод.
— Не пытайтесь командовать Волтом, это мое напутствие. Вы не сможете. Дело не в личных качествах, а просто в опыте. Оставьте командование… — комиссар смерил взглядом немого арбитра. — Господину Сименсену. Он тоже не ахти какой боец, но умеет организовывать людей. А у вас другое призвание — вести их за собой. Вдохновлять. Из вас вышел бы отличный комиссар. Я оставляю вам все свое имущество, распорядитесь им достойно. И оставляю вам свой… удел.
— Я не справлюсь, — прошептал Уве
— Справишься… друг. Теперь — справишься.
— Я слаб. И я боюсь.
— Да, это так. Но сила человека — не только в его мышцах и костях. И не столько. Сила — в душе. Ты смог переломить страх, превозмочь его. И ты не боишься пойти впереди тех, кого призываешь к свершениям. Когда-то и я… мог так же…
— Ты смог и сейчас.
— Нет, я набирался решимости и сил у тебя, как и все остальные. Только не показал этого. Решимость происходит из веры. Во что угодно. А у меня веры уже нет. Давно нет. Ни во что.
Тамас махнул целой рукой, решительно, сверху вниз, словно обрубая незримую нить.
— Хватит разговоров. С каждой минутой я становлюсь опаснее. Пора идти.
— Прощай, — потерянно проговорил арбитр, прикрывая ладонью лицо, должно быть от солнца.
Уве не сказал ничего, чувствуя, как предательски увлажнились глаза.
А Хаукон снова улыбнулся, так, как не улыбался на памяти Холанна. Да и никого из тех, кто жил на Ахероне. Спокойно, тепло, как обычный человек с обычными заботами и нехитрыми радостями, а не измученный невзгодами солдат, перешагнувший черту между живыми и мертвыми.
— У меня осталось мало времени, — прошептал Хаукон, будто исповедуясь коменданту и арбитру. — Но все оно теперь принадлежит мне. Не Империуму, не Императору, не гвардии, не долгу. Только мне. До последней секунды.
Уве и Владимир стояли и смотрели, как черная фигура в долгополом плаще уходит все дальше в пустошь. Неторопливо, размеренно, уверенными шагами. Холанн ожесточенно тер глаза. Боргар молчал, страшный в своей печали, необъяснимой для сторонних.
— Солдаты! — крикнул Холанн, пытаясь смахнуть непрошенные слезы, но лишь размазывая по лицу грязь. — На караул!
Холанн не видел, что происходило позади. Не знал, какие команды стоит отдавать в таких случаях. Он просто знал, что поступает правильно. И его поймут.
— Комиссар Хаукон Тамас покидает вверенный ему гарнизон! Он достойно сражался и достойно уходит!
Хаукон развернулся и махнул рукой. Он сказал несколько фраз, негромко, но при полном безветрии каждое слово разносилось очень далеко:
— Один комиссар покидает гарнизон. Другой комиссар берет гарнизон под свою ответственность. Будь достоин своих людей, и сделай их достойными себя.
А затем снова зашагал дальше, в пустошь.
— Троекратное ура комиссару! Троекратный залп в честь комиссара! — приказал Уве.
За спиной жужжали лазеры и гулко, шумно тарахтели пулеметы. Вдали, там, где был лишь серый снег и крошечная черная фигура, вспыхнула искра ослепительного света. Словно крошечная звезда зажглась. Она горела с полминуты, мигая, как спичка на ветру. И погасла.
Все оставшиеся силы Уве сгорели в этих словах. Комендант стоял, чувствуя, как высыхают глаза и полное безразличие затопляет душу. Холанн "перегорел", сжег все душевные силы в безумном хаосе минувших суток. Теперь ему было все равно, даже случись здесь и сейчас вся мертвецкая орда Танбранда.
Он не видел и не слышал, как темные фигуры обступают его со всех сторон, как солдаты Волта и добровольцы из беженцев боязливо всматриваются в своего вождя, несмело протягивают руки, желая и одновременно опасаясь дотронуться до него.
Затем кто-то произнес несколько тихих слов. Повторил чуть громче и смелее. За ним подхватили другие, и вот уже все, кто совсем недавно сражался и умирал в бою с орками и жертвами Чумы, скандировали во весь голос:
— Холанн! Холанн!! Холанн Поджигатель!!!
Окружающий мир померк, звуки приглушились, Уве полностью ушел в себя, склонив голову и не обращая внимания на окружающий мир. Поэтому он не увидел и не услышал того, что произошло дальше.
Наступила мгновенная пауза, когда два или три десятка глоток на одно мгновение умолкли, чтобы набрать воздух для нового крика. И в этот миг чей-то тонкий голос пискнул:
— Нет! Врете! Отец солдат, Комиссар Холанн!!!
И дружный рев вознесся к немому синему небу.
— Комиссар Холанн! КОМИССАР!!!
