6

Из комнаты Покойника доносились странные звуки. Я прошел мимо и направился на кухню, где старина Дин жарил сосиски, одновременно приглядывая за пирогом в печи. Увидев меня, он вытянул из холодильного колодца маленький бочонок. Этот колодец я соорудил на гонорар за дело Старка – в конце концов, если хочется холодного пива, почему я должен отказывать себе в удовольствии?

– Удачный денек, мистер Гаррет? – поинтересовался Дин, протягивая мне кружку.

– Можно сказать и так. – Я запрокинул голову и одним махом опорожнил кружку наполовину. – Подвернулось выгодное дельце. А чем занимается наш общий друг? Что-то сегодня от него много шума.

– Не знаю, мистер Гаррет. Он не разрешает мне убираться в его комнате.

– Вот как? Ничего, разберемся. Но сначала надо повторить. – Я посмотрел на сосиски, перевел взгляд на пирог. Если Дин полагает, что я в состоянии все это съесть, он заблуждается. Или… – Ты что, снова пригласил в гости племянницу?

Дин покраснел.

– Зря, – заметил я, покачав головой. – Сегодня вечером мне придется уйти из дома.

В жилах Дина и всех его родственников текла кровь троллей. Я не считаю себя человеком с предрассудками – иначе разве отправился бы на свидание с той, которая наполовину эльфиянка? – однако родственницы Дина унаследовали от родителей в первую очередь троллье безобразие. Стоило им выйти на улицу, как собаки начинали выть, а лошади ржали и били копытами; в общем, сердце золотое, а рожа, как говорится, на кирпич похожа. Между тем Дин упорно продолжал приводить их в наш дом, рассчитывая, очевидно, рано или поздно сосватать за меня одну из своих племянниц (запас которых, судя по всему, был неисчерпаем).

Три сосиски, два куска лучшего в мире яблочного пирога и несколько кружек пива спустя я почувствовал, что готов заглянуть в логово Покойника.

– Дин, как обычно, все очень вкусно. Спасибо. Что ж, я иду к логхиру. Если не выберусь к выходным, посылай на выручку Плоскомордого Тарпа. У него настолько толстый череп, что Покойник не сумеет прочесть его мысли. – «Может, свести Тарпа с какой-нибудь племянницей Дина? Нет, не буду; все же Тарп мне нравится».

– Убирайся, Гаррет, – заявил Покойник, уловив, что я приближаюсь.

Я, естественно, и не подумал подчиниться.

Он по-прежнему воевал. На сей раз тараканий бог собрал на стене всех своих насекомых, лапки и крылья которых и производили те диковинные звуки.

– Как делишки? – спросил я. Покойник промолчал. – Хитрец этот Слави Дуралейник, верно?

«Интересно, – подумалось мне, – неужели Покойник вознамерился уничтожить всех жуков в Танфере? Если так, надо намекнуть властям, что за подобные услуги принято платить».

Логхир не подал виду, что слышит. Насекомые на стене забегали быстрее. Я уселся в кресло и некоторое время наблюдал за ходом боевых действий. Как выяснилось, Покойник не воспроизводил некую кампанию – он экспериментировал. А может, воевал сам с собой. Ведь мозги логхиров устроены таким образом, что их можно при желании разделить на два-три независимых друг от друга участка.

– Забавный выдался денек.

Покойник продолжал хранить молчание. Наказывал меня за бесцеремонность, притворяясь, будто я для него не существую. Тем не менее он слушал. В конце концов других приключений, кроме тех, о которых рассказывал я, у Покойника не было и не могло быть.

Я поведал о том, что со мной сегодня произошло, постаравшись не упустить ни единой подробности. Сами знаете, что-нибудь забудешь, а потом окажется, что это было главное.

Слушая мой рассказ, Покойник руководил войсками. Мне вдруг почудилось, что перемещения жучиных подразделений осуществляются по определенной схеме, понять которую я не в состоянии.

Что ж, пора двигаться. Я встал и направился к двери, бросив через плечо:

– Увидимся, когда встретимся, Мешок-с-Костями.

– Гаррет, постарайся не приводить свою подружку сюда. Я не потерплю подобных глупостей в моем доме.

Честно говоря, я поступал так лишь изредка, что называется, под давлением обстоятельств, поскольку иначе могло показаться, что я просто потешаюсь над несчастным Покойником.

Живые логхиры распутны как семнадцатилетние юнцы. Должно быть, женоненавистничество для Покойника – нечто вроде компенсации за упущенное удовольствие.

– Будь осторожен, Гаррет, – сказал он, когда я закрывал за собой дверь.

Я всегда осторожен. Точнее – когда обращаю внимание на мелочи и полагаю, что мне есть из-за чего беспокоиться. Но что может случиться с человеком, который пошел за спиртным в лавку через пару улиц?

Поверьте мне, все, что угодно.

Денек и впрямь выдался забавный. Я уловил запах «травки» и, признаться, заинтересовался. У нас по соседству любителей «травки» раз-два и обчелся, а запах был на удивление сильным. Я двинулся в ту сторону, откуда он доносился.

И наткнулся на пятерых парней, в которых с первого взгляда угадывалось родство с гоблинами. Мне повезло вдвойне: гоблины вообще туповаты и неповоротливы, а эти накурились до такой степени, что соображали медленнее улитки. Впрочем, кое-что они все-таки замечали – видно, сказывалась привычка.

– Гаррет? – пробормотал один.

– А тебе какое дело?

– Такое.

– Да он это, он. Айда, братва.

Я начал первым. Ударил одного ногой в пах, врезал второму по кадыку – а потом споткнулся и упал. Между тем первый противник сложился пополам и принялся опорожнять желудок, а второй, утратив всякий интерес к происходящему, побрел прочь, прижимая ладонь к горлу.

Перекатившись на спину, я свалил с ног третьего, которого сумел застать врасплох. Он рухнул как подкошенный, ударился головой о мостовую и на какое-то время выключился из игры.

«Неплохо, Гаррет. Пожалуй, ты сумеешь выкрутиться…»

Оставшиеся двое противников тупо глядели, как я разбираюсь с их подельниками. Вокруг начала собираться толпа.

Наконец у последних двоих мозги прояснились настолько, что они подступили ко мне. Я двигался гораздо проворнее, однако у них было преимущество в численности. Мы повальсировали по мостовой; я нанес пару ударов (которые не достигли цели, поскольку гоблины явно осторожничали) и столько же пропустил.

Третий удар изрядно поколебал мою уверенность в благополучном исходе. В глазах на мгновение помутилось, а мой могучий интеллект целиком и полностью сосредоточился на древнем как мир вопросе: где, собственно, верх?

Один из гоблинов высказался в том смысле, что мне следует держаться подальше от семьи Владычицы Бурь, а второй тем временем вознамерился окончательно вышибить из меня дух. Я выхватил у пожилого зеваки шишковатую палку, на которую он опирался, и от души врезал противнику промеж глаз. После чего, покончив, так сказать, с бойцом, двинулся на говорилу. Тот отбивался до тех пор, пока я очередным ударом не сломал ему руку.

Тут он запросил пощады. Я согласился на мировую, вернул старикашке из толпы, которая вдруг бросилась врассыпную, его палку и тоже юркнул в переулок. К месту нашей стычки спешили те, кто сходил в Танфере за стражей законности и порядка. Мне вовсе не хотелось, чтобы меня забрали и обвинили в превышении допустимых пределов самообороны (ведь закон, когда действует вообще, действует именно так). Пускай разбираются с гоблинами.

Ничего не скажешь, забавный денек.

Покойник жадно выслушал мой отчет о событиях, отпустил язвительное замечание, когда я упомянул о том, что гоблины могли бы быть и посообразительнее, а в конце разговора – я пошел умываться и переодеваться – заметил:

– Я же говорил, будь осторожен.

– Помню, помню. Теперь уж точно не забуду. А ты последи за своими тараканами. Они вот-вот обойдут с фланга чешуйниц у горы Желтого Пса.

Покойник отвлекся от войны лишь затем, чтобы поднять в воздух и швырнуть в меня каменную статуэтку какого-то логхирского божка. Она врезалась в дверь, которую я предусмотрительно поспешил захлопнуть.

Ладно, хватит, пускай себе забавляется. Когда он становится настолько раздражителен, это означает, что у него возникает или уже возникло решение какой-то задачи.