Глава 35
Суббота, 6 января
Мэддокс схватил пальто и тоже выскочил на палубу. Энджи уже шагала по заливаемой дождем пристани, и ветер трепал ее волосы и полы куртки.
– Энджи! – крикнул он, перебираясь через борт и торопясь за ней.
Она остановилась и обернулась. Лицо казалось призрачно-белым в тумане, подсвеченном фонарями у пристани.
– Позвони мне, – попросил Мэддокс, подходя. – Обещай, что позвонишь и скажешь, как прошло с Белкиным.
Она колебалась. Ветер бросил прядь мокрых волос поперек лица. Она выглядела такой одинокой, но Мэддокс любил эту вспыльчивую, как порох, одинокую бунтарку, уважал и любил. И сейчас ему казалось, что она ускользает от него. Мэддокс боялся за Энджи. По натуре он был спасателем и стремился спасти Паллорино с той же настойчивостью, с которой она противилась его усилиям. Она хотела справиться сама, но при этом серьезно рисковала.
– Ладно, обещаю, – Энджи повернулась идти, но вновь поглядела на Мэддокса, отчего он ощутил огромное облегчение: – Я не спросила, как прошел ужин с Джинни?
– Прекрасно. У нее все хорошо, своя жизнь. Она не в восторге, что папа всюду лезет со своей помощью и опекой, – он состроил скорбную гримасу, моргая, чтобы смахнуть дождевые капли с ресниц. – Все более-менее вернулось в свою колею. Правда, ее мать требует, чтобы Джинни вернулась к ней, и трясет меня, блин…
Что-то переменилось в лице Энджи при словах о бывшей жене Мэддокса.
– Ты мне и про штрихкодовых девушек не рассказал.
Мэддокс не хотел об этом говорить. В нем еще не утихло возмущение по поводу напрасной гибели Софии Тарасовой и вмешательства королевской канадской полиции и объединенной группы, фактически связавших им руки. Рассказывать об этом означало взвалить на Энджи новую тяжесть. Как бы не оказалось чересчур, учитывая, сколько на нее свалилось за последние дни. Чувство вины кольнуло Мэддокса и еще от одной, более мрачной мысли: язык Тарасовой отрезали по заказу русской мафии, и объединенная следственная группа, действующая в условиях строжайшей секретности, – очень деликатный и конфиденциальный материал, а Мэддокс чуть-чуть – всего на волос – не очень доверял Энджи в ее взвинченном состоянии. Правильно ей назначили сходить к психотерапевту и разобраться в себе!
– Расследование движется, – ответил он. – Поговорим в понедельник, когда ты вернешься.
Энджи прищурилась и отбросила мокрые волосы с лица, вглядываясь в Мэддокса при слабом свете фонаря.
– Точно все в порядке?
– Ага.
Она слегка нахмурилась, явно колеблясь, будто разрываемая неким внутренним конфликтом.
– Спасибо, что выслушал, – произнесла она наконец. – Я вернусь в воскресенье вечером, заеду сюда и передам беседу с Белкиным. – Она шагнула к Мэддоксу и приложила ладонь к его мокрой щеке: – И тогда ты расскажешь о своем расследовании и… обо всем остальном.
Мэддокс сглотнул – ее слова разбудили в нем целый коктейль противоречивых эмоций и желание.
– Ты уж там поосторожнее.
– Ладно, – улыбнулась она. – Ты тоже.
Отвернувшись, она с новой решимостью зашагала по мосткам, ведущим к охраняемым воротам на причал.
– Буду ждать в воскресенье! – не выдержав, крикнул Мэддокс вслед.
Энджи, не оборачиваясь, подняла руку и вскоре исчезла на улице, растворившись в туманной мгле. Над заливом тоскливо выла сирена – низкая, звучная и одинокая.
Мэддокс постоял под дождем, вглядываясь в туман, поглотивший Энджи. Его посетило нехорошее предчувствие, но прежде чем он успел что-то понять, в кармане зазвонил мобильный. Мэддокс развернулся и побежал на яхту, ответив на звонок, когда оказался в кают-компании. Джек-О по-прежнему мирно дрых на диване и ухом не вел.
– Мэддокс!
– Это Флинт. Извини, что разбудил…
– Я не сплю.
– Хорошо. Только что узнал – тебе дали полный допуск. Ты единственный из полиции Виктории временно включен в эту объединенную следственную группу. Предупредили, чтобы ты присутствовал на расширенном совещании в Сюррее завтра, вернее, уже сегодня в полдень. «Вертушка» будет ждать тебя на вертодроме в шесть.