33
Сначала Давид почувствовал запах гари. Он оторвал щеку от стола, в голове гудело, в висках стучало. Он запаниковал и сильно ударился рукой о пишущую машинку.
Перед ним трепетали языки пламени, в свете которых на стене корчилась чья-то тень. Кто-то, скрючившись, почти неподвижно сидел напротив него. Когда Давид смог сфокусировать взгляд и пьяный туман рассеялся, он с трудом различил силуэт худой женщины. На полу сидела Эмма, перед ней стояло мусорное ведро.
Из металлических недр поднимался слабый свет.
Давид тряхнул головой, чтобы убедиться, что он не спит и не видит кошмарный сон.
Нет, тощая брюнетка и правда сидела в нескольких метрах от него. Она сжигала отпечатанные листы, плотно стиснув зубы, несмотря на опухший рот. На шее у нее вздулись огромные вены. Она была одета в свой порванный свитер и джинсы, слишком широкие для столь худых ног.
Чистая реинкарнация мифологического монстра.
– Можете ничего не говорить, – резко произнесла она, не глядя на него. – То, что вы сделали, непростительно.
Вокруг женщины лежали смятые бумажные страницы, разложенные один за одним на равном расстоянии друг от друга, как совершенно лишнее проявление нездорового внимания к деталям. Рядом – стопка бумаги.
– Но я не понимаю, почему вы на меня ополчились, даже принимая во внимание ваше жалкое состояние, – таким же ровным голосом добавила она. – Я вам сделала что-то плохое?
Давид протер глаза. Слова Эммы болью отзывались у него в висках. На часах было два с четвертью ночи.
– Что вы тут забыли… – пробормотал он, безрезультатно пытаясь придать фразе вопросительную интонацию. – Убирайтесь… и побыстрее…
Она не ответила. Наступила ужасающая тишина. Душевное спокойствие перед невиданной бурей.
Давид откинулся на спинку. События безжалостно всплывали в мозгу. Кэти… Аборт… Их ссора в спальне. Как он сходил с ума, сидя перед пишущей машинкой. Кажется, приходила Аделина… У нее в руках – фотографии детей. Под кроватью – его героиня Марион… Сапоги Палача… Сдернутый матрас… Потом пустота. Он заметил бутылку виски и понял, отчего ничего не помнит.
Он посмотрел направо. На свою кипу бумаг. Они исчезли. Наконец Давид сообразил, что происходит.
Она жгла его книгу!
– Идиотка! Что вы делаете! – заорал он, резко выпрямившись.
Он уже хотел вцепиться ей в глотку. Но остановился.
Как будто ему дали под дых.
В десяти сантиметрах от правого колена Эммы лежало ружье. Блестящее ружье. Черное дуло нацелено прямо на него.
Давид мгновенно протрезвел и инстинктивно перестал паниковать.
Она продолжала уничтожать страницы его романа. Пламя становилось все более густым.
– Послушайте, Эмма… я… предполагаю, что у вас есть веские причины перечеркнуть всю мою работу, но… Артуру ваша идея, вероятно, не понравится. Это его книга.
– Артур в курсе… – ответила она.
– Что?
– Эта замечательная мысль родилась именно в его голове. У Артура всегда отличные мысли.
Ее распухшие губы разошлись в клоунской усмешке.
– Нет! Артуру нужен только роман! Он бы никогда так не поступил!
– Поступил бы!
Она лгала! Она точно лгала! У него на глазах исчезал весь его труд. Палач превращался в пыль. Как Артур мог позволить ей это?
– Мы внимательно прочитали и перечитали ваши последние страницы, – продолжила Эмма. – Которые вы написали сегодня ночью. И мы невероятно расстроены.
– Этой… ночью?
Эмма начала двигаться. Она сидела в позе лотоса и покачивалась взад и вперед.
– Да, этой ночью. Вы не представляете, как вы нас обидели.
– Я… ничего не понимаю… Я не помню, чтобы… что-нибудь сегодня печатал, – пробормотал Давид. – Я сильно напился и…
– А! Алкоголь, значит, виноват! Надо нести за себя ответственность, господин Миллер! Никто не заставлял вас напиваться!
Повсюду на ее теле вздувались вены. Давиду показалось, что перед ним сидит пациентка сумасшедшего дома, каким-то образом сбежавшая из-под присмотра.
– Вы пытались меня убить! Если бы я… сделала, как хочу, я… я бы вам уже давно пулю в голову пустила!
Давид почувствовал, что теряет равновесие. Эмма могла выйти из себя в любой момент. Она была так же нестабильна, как нитроглицерин.
– Эмма… я… не совсем понимаю. Как вы можете такое говорить? Убить вас? Но…
Эмма положила ладонь на приклад ружья. Давид хотел было отпрыгнуть в сторону, но сдержался. Эта психованная была ловка и быстра, как заяц.
– Послушайте, Эмма… может быть, это как-то связано с тем, что я написал, но… но это же вымысел! Эти персонажи не реальные люди!
– А я тогда что? Чернила на бумаге? Вы специально заменили имя Марион на мое! Чтобы сделать мне больно!
– Я… я ничего не соображал, – нашелся он. – Я был в шоке… из-за того, что узнал… о жене. Я… рассердился на вас с Артуром и поэтому…
Она резко разогнула ногу и попала по ведру, то откатилось в сторону. По комнате разлетелись черные хлопья.
– Рассердились на меня? За то, что я открыла вам правду, что ваша жена вам изменяет? Что она сделала аборт за вашей спиной? Но… вы должны были бы мне спасибо сказать! Должны были бы полюбить меня за это!
– Полюбить вас?! Но, Эмма!
Ее лицо исказила ярость. На губах выступила пена. Эмма подняла ружье, потом опустила на пол. И так несколько раз.
Наконец она решилась. Взяла ружье. Направила его в сторону письменного стола.
Давид понял, что у него остаются считаные секунды, чтобы спасти свою жизнь.
– Эмма! Эмма! Вы… вы правильно сделали, что все мне рассказали! Эмма… вы были правы!
Она по-прежнему держала ружье нацеленным на Давида.
– Оно заряжено, если что, – прорычала Эмма. – Четыре пули, раз-два-три-четыре.
Давид прикинул, что можно сделать. До сумасшедшей ему не добраться, надо обойти стол. Схватить пишущую машинку и запустить ей в голову? Но еще раньше она снесет ему башку.
– Я знаю, что была права, – ответила женщина, не опуская дула. – Но вы не в состоянии этого понять. Вы просто чертов эгоист!
– Эмма! Я никогда не хотел причинить…
– Откройте ящик!
Давид послушался. В ящике оставалось несколько листов.
– Возьмите нижнюю страницу и прочитайте последние строчки!
– Эмма! Ваш немецкий акцент! Куда он дел…
– Чита-а-ать!
– Я… Нет, Эмма! Я не хочу читать. Это… Плохая мысль.
Она опустила палец на курок.
– Хорошо! Хорошо!.. «Дофр умер, задохнувшись, с собственным членом во рту. Эмма… тоже умерла, держась за член Дофра. Конец. Посвящается Артуру Дофру и Эмме Такой-то. Ваш покорный слуга, Давид Миллер».
Давид дрожал. Он положил перед собой страницу, не спуская глаз с фурии. Ее лицо ничего не выражало, но стиснутые зубы и конвульсивно работающие челюсти выглядели пугающе. Словно пробудившийся вулкан. Дьявол в фарфоровом тельце.
– Когда собака срет дома, ее тычут носом в собственное дерьмо, чтобы убедиться, что она не станет так больше делать.
Эмма замолчала и выключила лампу. В следующее мгновение Давида ослепил луч фонаря, направленный ему прямо в лицо. Он зажмурился, стараясь защитить глаза от яркого света.
Эта девица – настоящая сумасшедшая, с неудержимой тягой разрушения вокруг себя всего и всех. Но пока что она его не убила… Свет фонаря в лицо… Мрачное предзнаменование… Она будет его мучить.
В этот момент Давид отчетливо понял, что с его семьей случилась беда. В доме слишком тихо. Почему ни Кэти, ни Клара не реагируют на крики Эммы? Где Аделина?
– Эмма… Скажите что-нибудь… Прошу вас… Чего вы… чего вы от меня хотите?
Как найти верные слова, жесты, чтобы не задеть ее? Как утихомирить ее бушующую ярость?
Ослепленный, он различал лишь черный силуэт.
– Эмма, я сейчас встану, возьму ведро и… сам все сожгу. Я… я должен сам… Я сделаю это… чтобы доказать вам, что искренне сожалею о случившемся. И я перепишу свой роман. Только для вас. Он вам обязательно понравится…
– Это было бы слишком легко, – жестко ответила она. – Вы должны в полной мере ощутить каждое написанное вами слово. Так что эти семь страниц гадостей, вы их сожрете, сожрете все до последнего клочка.
– Нет, Эмма! Я…
В доносившемся из темноты голосе послышался металл.
– Совет – закройте рот и выполняйте. Вы сами виноваты. Только вы! Мы не в ответе за ваш дебилизм.
Казалось, Эмма вот-вот взорвется. Давид знал, что она полна решимости, что пойдет до конца.
Если он не послушается, то непременно умрет.
Он взял со стола лист бумаги, разорвал его на мелкие кусочки и засунул себе в рот. Вкус чернил был отвратительным. Он стал жевать бумагу, пока та не пропиталась слюной, и затем, морщась, проглотил первый комок.
– Прошу вас, Эмма… Это отвратительно. Я не…
Свет фонаря запрыгал. Эмма поднялась. Давид почувствовал дуло ружья у своего виска.
Она пододвинула к нему чистый лист:
– Еще слово – и количество увеличивается на одну страницу.
– Нет, Эмма! Нет! Я…
Вместо ответа поверх оставшихся шести страниц, которые Давиду еще предстояло проглотить, легла дополнительная.
– Поверьте, мне вовсе не приятно поступать с вами таким образом. Но если мы не выработаем определенные правила, через месяц тут будет царить полная анархия. Надо много работать, чтобы у нас все получилось, Давид Миллер, но мы сможем. Уверена, сможем…
О чем она говорит? Эмма совсем слетела с катушек. Какая работа? Что сможем? Месяц! Месяц! Она не собиралась его убивать! Она собиралась помешать Давиду уйти! Хотела любым способом удержать его в этой тюрьме. Кристиан! Возможно, он вообще никогда не приедет!
Давид порвал второй лист и проглотил отвратительную смесь чернил и целлюлозы. Эмма снова отошла, держа его на мушке.
Почему Артур позволил ей сжечь рукопись? Разозлился? Но ведь он так желал эту книгу!
Давид чего-то не понимал, туман в голове еще не полностью рассеялся. Одно было ясно – Артур использовал Эмму, чтобы удержать его, сделать своим узником, как он использовал ее, чтобы убить Гринча. Манипулировать же самой Эммой он мог благодаря ее психологической неуравновешенности и приступам сумасшествия, контролировать которые умел только он. Так Эмма стала его ногами и руками.
Лучше, чем в любом романе.
В изодранной одежде, обессиленная, Эмма появилась в шале, в этом всеми забытом месте, очень вовремя. Шизофреничка оказывается нос к носу с психологом… Но теперь Эмма говорила на чистом французском, даже без намека на акцент…
В мозгу Давида появилась ужасная мысль. Появилась и исчезла… В горле пересохло. Ему казалось, что язык не помещается во рту. К жажде, вызванной алкоголем, теперь добавилась еще одна пытка. Ему нужно было выпить воды. И немедленно.
Попросить, но не словами.
Стараясь не делать резких движений, Давид взял со стола ручку и написал: «Воды». Потом положил лист и ручку перед собой.
Ручка была ему нужна, чтобы кое-что проверить. Нечто совершенно немыслимое, но что могло, однако, объяснить происходившее сумасшествие.
Его пальцы дрожали. Он спрятал руки за спину.
Эмма осторожно приблизилась. Желтое пятно фонаря раскачивалось в темноте. Вдруг Давид закашлялся и выплюнул бумажный комок.
Эмма схватила записку.
«Возьми ручку! – подумал Давид, отплевываясь. – Возьми эту чертову ручку и напиши что-нибудь! Ну же!»
– А волшебное слово? – спросила Эмма с издевкой, пододвигая к Давиду его записку.
Вытирая рот платком, он вывел на бумаге: «Пожалуйста».
– Воды не получите, – бесстрастно произнесла она. – Наказание должно быть полным. Продолжайте! – потребовала она, резким жестом скинув стопку бумаги на пол. – Набейте себе брюхо своими глупостями!
Она унижала его, а Давид послушно жевал и проглатывал следующие кусочки бумаги…
Эмма безжалостно наблюдала за ним. После долгого молчания она наконец проговорила:
– Думаю, нам надо бы выбраться наружу. Полагаю, мне следует подвесить вас за ноги, отрезать вам член и запихать его в ваш поганый рот. Да, так и сделаем.
Давид держался за живот. У него кружилась голова, было тяжело дышать.
– Эмма… Вы… Я вас послушался… Я все съел… До последнего грамма… – взмолился он, губы и язык у него были черными.
– Вы просто поддались угрозам. Жизнь себе спасали. Вы что, меня совсем за дуру держите, чертов эгоист? За Dummkopf! Ду-у-у-ру!
Она вышла из тени и прицелилась ему в грудь:
– Поворачивайтесь и выходите из комнаты!
– Эмма! Прошу вас…
– Повор-р-р-р-рачивайтесь! – прорычала она с искаженным лицом.
Давид подчинился, поднял руки над головой, Эмма встала за ним. Впереди – коридор смерти. Они миновали запертую на ключ комнату и остановились у спальни Эммы. В глубине блеснул металл. Потом показались горящие глаза.
– Артур! Прошу вас! Скажите ей…
Старик снова исчез в темноте.
– Артур! Артур!
От удара в спину Давид пошатнулся. Эмма толкнула его к двери.
– Быстро, внутрь!
Он упал на пол. Умоляюще посмотрел на нее:
– Прошу вас… Не трогайте их…
– Все могло быть так просто, Давид… Но вы со своей дурной головой…
Эмма снова замахнулась и со всей силы ударила его в пах. Давид пополз в комнату.
– Артур мне поможет… Да, Артур мне поможет… – сказала она ему. – У нас все получится, милый… Времени для этого сколько угодно…
Она закрыла за ним дверь на замок.
Давид скорчился на полу, он едва мог дышать. Когда он закрыл глаза, сквозь боль со всей очевидностью проступила мысль: он вдруг понял, почему находится в этом лесном аду, где никто не может услышать его криков.
Он оказался в огромной ловушке.
Помощи не будет. Никогда.
От бессилия он застонал, словно животное, которое привели на заклание.
