19
Кэти прижалась носом к стеклу и смотрела, как по снегу, собирая последние хлебные крошки, прыгал черный как смоль дрозд.
Аделина, стоявшая рядом с ней, разминала вареный картофель, из которого затем, добавив в пюре муки, принялась замешивать тесто. Наконец она заговорила:
– Может, перестанем уже дуться друг на друга? А то я с ума сойду после всего, что тут приключилось.
– Двадцать минут уже… – вздохнула Кэти.
– Двадцать минут… Он еще не уехал, а ты уже хочешь, чтобы он вернулся! Ты все время за ним так следишь?
– Я… Просто Давид не отдает себе отчета в опасности. То есть я не это имела в виду… Конечно же, он понимает, что опасно, а что нет, только… Только смерть его не страшит…
– Типа того, что бросится на помощь какой-нибудь бабульке, на которую напали пятеро гопников?
– Точно… – ответила Кэти, напряженно улыбнувшись.
Аделина покачала головой:
– У него такая работа, что это нормально, согласись. Смерть ему… стала подружкой, ну как бы…
– Ты что… Его отец погиб в автомобильной аварии, когда Давиду не было еще и пятнадцати. А мать… От болезни. У него, в общем-то, семьи особенно нет… Дяди есть, тети, но он с ними не видится. Когда Давид был маленьким, его родители постоянно переезжали…
– Мои тоже, – ответила Аделина. – Все детство. Тяжело, когда нет своего постоянного дома.
Кэти засунула руки поглубже в карманы джинсов и втянула голову в плечи.
– У меня такое впечатление, что ему что-то нужно от всех этих трупов… Изо дня в день он узнает привычки смерти, следит за ее движением, временем, это немного похоже на то, как ты готовишь… И тут он занимается тем же, со своими тушами… Меня… Меня пугает в нем эта его… эта его двуличность… Мне кажется, что и Дофр такой же.
– Этим объясняется то, что они так близки… Оба увлечены неизведанным, экстремальным…
Аделина вытерла руки кухонным полотенцем и подошла к окну:
– Вы никогда не говорите о его работе?
– Никогда… Он приезжает домой, закрывается наверху и сидит какое-то время за компьютером. Я пытаюсь спросить, как у него прошел день, но… – Кэти тряхнула головой. – Может, это покажется странным, но он как будто оберегает своих покойников. Как будто не хочет их оскорбить тем, что будет рассказывать о всяких некрасивостях, шрамах, которые он обнаружил на их теле. О тайнах, которые они замалчивали всю жизнь и теперь больше не могут скрывать. Татуировку, пирсинг, спираль… Он их слишком уважает. Обсуждать значило бы нарушить их интимное пространство. Понимаешь?
– Конечно…
– Не знаю, почему он этим занимается. Отец у него работал в коммерции… Его мать я знала очень мало, она почти сразу… почти сразу сильно заболела. Она… она была так не похожа на сына! Будучи при смерти, все молила меня, чтобы я отговорила его от этой работы. Умоляла, представляешь?
– Но почему?
– Не знаю, не знаю… Она будто бы чувствовала, что ее сына… что его преследуют какие-то плохие сущности. С… с ума можно было сойти… – На каждом слове Кэти окно запотевало от ее дыхания. – Да куда он подевался?
– Скоро вернется!
– Когда мы еще сюда ехали, я вдруг представила себе, что потерялась в чаще этого огромного леса. Я бы тоже сделала все, что в моих силах, чтобы только спастись. Шла бы и шла без остановки. До самого конца. Хотя я хорошо понимаю, что в какой-то миг в подобных обстоятельствах может захватить отчаяние и тогда будет казаться, что надежды больше нет, что уж лучше смерть, и ты остановишься, желая умереть тут же, не сходя с места. Давид объяснил мне, что люди ничего не чувствуют, когда засыпают на морозе. Похоже, что это самая спокойная смерть в мире…
Аделина резко отвернулась к столу и принялась катать шпецле, пока у нее не получились маленькие желтоватые колбаски.
– Смерть спокойной не бывает. У всех она одинаковая. Вонючая и мрачная.
Плечи ее задрожали.
– Тут все вокруг провоняло смертью.
На этот раз к ней подошла Кэти:
– Поговорим о том, что произошло вчера во время прогулки?
– Нет-нет! Извини, но лучше нет. Мне кажется, ты не… не готова к тому, чтобы это услышать…
– Почему ты так думаешь?
– Слишком долго я об этом молчала… – При этих словах Аделина ударила себя кулаком в грудь.
– Именно! Поговорим об этом – и тебе полегчает!
Аделина стиснула зубы. Но спустя мгновение произнесла:
– Когда отец брал меня с собой на охоту, он научил меня узнавать дичь даже по полету. Утки, например, взлетали, как ракеты, вытягивая шею, прямо по диагонали, под углом градусов в тридцать. Стоило лишь взглянуть на них, чтобы узнать…
– О чем ты?..
– Когда мы с тобой только познакомились… Я увидела выражение твоего лица. Услышала первые слова… В тот момент я тебя еще не знала, но они отпечатались у меня в памяти. Сейчас ты скрываешь свои настоящие мысли обо мне, потому что мы живем бок о бок, а ты человек вежливый. Но я знаю, что ты обо мне думаешь. То же, что и все остальные.
– Ты ошибаешься! Я очень хорошо к тебе отношусь.
– Ага, относишься хорошо… но когда смотришь на меня… Уверена, ты снова и снова задаешь себе вопрос, что заставляет женщину торговать своим телом… А ты представь на минутку: заключенных какой-нибудь тюрьмы, всех до одного, согнали во двор, окруженный забором с вышками по углам, и открыли перед ними ворота. Как тебе кажется, что случится потом? Сколько заключенных попытается вырваться на свободу, даже зная, что в них, скорее всего, будут стрелять?.. – Аделина скрестила на груди руки. – Все мы реагируем на окружающую действительность, хотим мы этого или нет. На меня повлияла моя юность…
Она жалела, что столько всего рассказала, но желание объясниться оказалось сильнее.
– Все детство мне навязывали внешнюю картинку, говорили о деньгах. Мне едва шесть исполнилось, а отец уже таскал меня по кастингам. Меня это совсем не интересовало, да и отец поступал так не из желания порадовать свою дочь, дело заключалось в гонорарах, полученных от продажи моих фотографий. Он по всей Франции катался… Ни одного конкурса не пропускал. По выходным, вместо того чтобы позволить ребенку сделать уроки, меня тянули с собой на охоту или я ходила по подиуму у какой-нибудь там тетки, позировала в купальнике. А когда мне исполнилось двенадцать…
Что-то мешало ей говорить. В глазах читалось отчаяние.
– И что, что тогда случилось? – спросила Кэти, чуть нахмурившись.
Аделина тряхнула головой:
– Прости… В шестнадцать он отдал меня в манекенщицы. Отличная школа – лицемерие и конкуренция в одном флаконе. Какое-то время я держалась, но не так хорошо, как бы он хотел. Астма тоже делу не помогала. Мне было всего семнадцать, когда он сбежал с новой подружкой, оставив нас с матерью, у которой началась депрессия. Как в плохом кино, да?! И тем не менее… Жизнь несчастливой семьи соткана из подобных событий.
Кэти слушала молча.
– Как сложилась моя жизнь дальше, ты можешь и сама себе легко представить. В школе я училась плохо, а чаще всего вообще там не появлялась; семья была разрушена, и единственное, что я реально умела делать, то, чему научил меня мой сволочной папаша, – так это торговать своим телом и приносить домой деньги. Мне повезло – я попала в привилегированные круги, типа гарема для богатеев… На улице не работала, знавала только кожаные кресла да сигарный дым. Но если копнуть глубже: все это одно и то же, те же человеческие отбросы. Веришь или нет, я действительно хочу покинуть эту гнилую среду. Ужасно так говорить, но поможет мне в этом Артур, мой клиент. Предполагаю, что вы здесь по той же самой причине. Деньги…
– Все немного сложнее… Когда у тебя началась астма?
Аделина выпучила глаза. Она мотнула головой и прошипела:
– Оглянись…
У входа в кухню стояла замотанная в серое одеяло босая женщина с короткими черными волосами. Ее лицо было удивительно спокойным, ни грустным, ни веселым, ни заинтригованным. Она выглядела как после глубокого наркоза. За ней с совершенно невозмутимым видом на кухню въехал Артур.
– Ее зовут Эмма, – представил он незнакомку. – Она… Как бы выразиться… Она хотела бы одеться, но ее одежда…
Кэти ответила не сразу.
– Ох, вы меня напугали! – воскликнула она, поднимаясь. – Э-э-э… Аделина слишком высокая. Эмма скорее моего роста, как мне кажется. У меня есть все, что нужно, пойду… Моя одежда, конечно, не для таких тощих. Вы можете ей это объяснить, Артур? То есть другими словами, конечно…
– Спасибо, – застенчиво улыбнулась Эмма. – Думаю, она мне прекрасно подойдет… – Заметив смущение Кэти, она добавила: – Мой отец – француз, а мать – немка. Я уже пять лет живу во Франции. В Страсбурге…
Гостья очень хорошо говорила по-французски, хотя и с акцентом. Аделина в свою очередь представилась подругой Артура, а потом задала вопрос, который интересовал всех обитателей шале.
– Простите за дерзость, но… не могли бы вы рассказать, что с вами случилось?.. Во сне вы все время… повторяли одно и то же слово… «Нечто»… «Нечто»…
Пальцы Эммы скрючились под одеялом и стали похожи на лапки обуглившегося паука. Женщина чуть помедлила и заговорила:
– Я… я ехала по трассе B500, было часов семь утра. Похороны бабушки через… – Подыскивая слова, она бросила взгляд на настенные часы. – Через два часа, в Пфорцхайме. А я ведь специально поехала через Шварцвальд, чтобы не заезжать в Карлсруэ и сэкономить время! Но в лесу оказалось очень много снега… И сильнейшая гололедица на дороге. Я… я уже было собиралась повернуть назад. Но решила, что это обычное здесь дело… Поэтому поехала дальше… стараясь двигаться как можно медленнее. Потом вдруг за поворотом я увидела… какую-то тушу, фары высветили. Я… резко затормозила. Машину повело в сторону низины… Я не справилась с управлением и врезалась в дерево. Я… я не знала, что делать. Позвонить не получалось, телефон не ловил сеть. Поэтому я… я взяла фонарик из бардачка, еще не рассвело, потом вышла на дорогу… Туша… Это было… животное, что-то вроде здоровой злобной кошки… Пу… пума, думаю.
– Рысь, скорее, – вмешалась Аделина.
Эмма поднесла пальцы к губам:
– У вас не будет закурить?
– Извините, но тут никто не курит. Может быть, Давид, муж Кэти, не забудет прихватить ваши сигареты.
– Вы же не хотите сказать, что кто-то туда поехал!
Кэти взорвалась. Паника.
– Почему?.. Почему?!
Эмма надолго замолчала. Ее взгляд выдавал то, что она пыталась скрыть.
– Мадемуазель! Эмма! Почему вы так говорите!
Молодая женщина медленно произнесла:
– Эта… рысь, она была zerrissen… искромсана, да, верно, искромсана на части… потом… ее туда притащили, положили прямо на дорогу. Я видела следы… следы на снегу… Длинные кровавые следы, они вели из леса… Я… когда я обернулась, там… – На ресницах у нее заблестели слезы. Все трое не сводили с гостьи глаз. – Там был огромный силуэт, прямо передо мной! И когти! Гигантские когти, они вонзились мне прямо в грудь! – Она показала. Замахнувшись широким движением, как будто серпом. Эмма выдохнула и продолжила: – Я… я помню, что заорала, потом… потом побежала! И я слышала! Слышала шаги этого существа! Оно преследовало меня!
– Но почему вы постоянно называете его «Нечто»?! – воскликнула Кэти. – Что это значит – «Нечто»?
Эмма в страхе не находила нужных слов. Кэти бросилась к окну, громко повторяя имя мужа:
– Давид! Давид! Давид!
– Этот силуэт, на что он был похож? – спокойно спросил Артур, не отрывая взгляда от Кэти.
Эмма не переставая дрожала под одеялом.
– Я… Как объяснить? Было еще темно. Я… я не очень различила… Это что-то… большое, в звериной шкуре с густым мехом…
– Мехом… А морда?
– Я… не успела… У него… такие ужасные когти… Раз – и они рассекли воздух! Длинные… длиннее моей ладони!
Обессиленная, Эмма рухнула на стул. Ее руки беспомощно повисли вдоль тела.
Кэти встала прямо перед ней:
– Эмма! Эмма! Вы должны рассказать нам, что вы видели! Животное? Медведь? Эмма! Вы же не могли забыть, черт подери!
Эмма покачала головой:
– Но я не помню, не помню… Я была очень уставшей. К тому же темень вокруг… Нет, не медведь… В этом лесу медведи не водятся… Я… У меня все смешалось в голове… Мне… мне очень жаль…
Кэти схватила одеяло, которое было на Эмме, и начала сжимать его изо всех сил в руках, как будто собиралась раздавить согревавшуюся с его помощью женщину. Аделина кинулась к ней.
– Кэти, ты должна успокоиться, ясно? – приказала она ей, оттолкнув в сторону. – Твой муж за рулем, ему ничего не угрожает, он скоро вернется! Какое бы животное ни набросилось на Эмму, оно не сидит там в ожидании Давида!
Аделине хотелось бы говорить более убедительным тоном, но ей это не удавалось. Кэти больше себя не контролировала. Артур взял ее за руку и довольно сильно сжал:
– Успокойтесь! Понятно? И сходите уже за одеждой для нашей гостьи! За обедом, когда Давид вернется, мы спокойно обсудим случившееся. Я уверен, что он вот-вот приедет. Всему этому должно быть логическое объяснение.
– Логическое объяснение! Да, логическое объяснение! – заорала Кэти, исчезая в коридоре. – Давид приедет, и мы сразу отсюда свалим! Слышать о вас больше не хочу, и о Палаче этом тоже!
Артур смотрел, как она убегает, водя мизинцем по ручке кресла.
– А вы, Эмма, идите в постель. Неблагоразумно оставаться на ногах. Вы нуждаетесь в отдыхе.
Оставшись с Артуром наедине, Аделина накинулась на старика:
– Я должна знать, что происходит!
– То есть?
– Крепкие двери, везде замки́, чуть ли не бронированные окна! И это ружье над камином! Мощное, и им не так давно пользовались! А теперь этот бред, зверь с огроменными когтями! Ты… ты говорил, что финансируешь эти… эти жуткие исследования! А раз так, ты точно в курсе всего…
– Мощное ружье? Вот как! Я и не знал, что ты разбираешься в ружьях! Видишь: любой объект может стать оружием, но только в двух случаях – если его используют против себя или… против кого-то другого…
Аделина почувствовала, что ей не хватает воздуха. Выход только один. Контролируй дыхание. Иди в атаку.
– Не надо мои же вопросы оборачивать против меня! Отвечай, что здесь происходит!
Артур злобно посмотрел на нее:
– Прими совет – смени тон!
– А что ты мне сделаешь? Уволишь меня? Полагаю, наше маленькое приключение подошло к концу в любом случае! Миллеры вот-вот сбегут отсюда! Ты видел, в каком состоянии Кэти? – выпалила Аделина и резко вдохнула вентолин.
Артур внимательно посмотрел на нее и потом опять ухмыльнулся:
– Вот эта Аделина мне по душе! Грозная, яростная, даже дикая…
– Хватит! Прошу, объясни, что здесь к чему!
Артур покатился в кухню, его как будто совершенно не задевала разворачивающаяся драма.
– Ты что же думаешь? Раз я финансирую проект, то день за днем слежу, что тут происходит? Мое желание – бороться с преступлениями, бороться теми средствами, которые у меня еще остались, то есть деньгами. Я хочу получать только результаты, графики, цифры, все, с чем можно работать. На остальное мне совершенно наплевать! В этой дыре живу не я, я не контролирую ни существование, ни быт энтомологов. Откуда мне знать, что это за замки, что за ружье?.. Может, ученые охотятся на крупную дичь? И это скорее всего! Здесь отличные места для охоты. А может, они боятся, что их обворуют, когда они в отъезде? Ты заметила, что внешние ставни сняты с петель? Кто-то же их унес! Ну уж поверь, я считаю, что замки тут далеко не лишние и нужны хотя бы для того, чтобы предупредить неожиданное появление в доме этого Франца.
Артур протянул Аделине руку. После секундного замешательства она протянула ему свою, ее рука дрожала. Он чуть коснулся ее губами.
– Персик мой… – прошептал он.
– Ты знаешь… Франц… Ты вот сейчас сказал…
– Да?
– Он… Он вчера утром у поленницы положил для нас две освежеванные кроличьи тушки! Я решила выкинуть их в ручей, но мы с Кэти вернулись с полпути, не дойдя до него. Так что мы их оставили в снегу, не очень далеко отсюда!
– Ай-ай-ай! Не стоило этого делать! Я же вас предупреждал.
Аделина откинула рыжие волосы назад и присела, чтобы оказаться на одном с Артуром уровне.
– Скажи… Ты думаешь, то, что случилось с этой… Эммой… как-то связано с Францем? Он похож на сумасшедшего. Если я верно разглядела, он… как бы сказать… искромсал глазницы у кроликов!
Артур поморщился:
– Слушай, давай подождем, когда Давид вернется. «Эта Эмма», как ты ее называешь, кажется, еще не пришла в себя, она, скорее всего, преувеличила рассказ. Холод, темнота, странные тени от огромных елей… Зачем кому-то тащить изрезанное животное на дорогу, по которой никто не ездит?
– Именно! Может быть, это ловушка, чтобы какой-нибудь заезжий водитель таки остановился! Может… Может быть, какой-нибудь псих бродит тут в лесу, переодетый в… Ну не знаю! Маньяк какой-нибудь, живет где-то поблизости! Наше шале так далеко от всего… Ты же тоже заметил ужас в глазах Эммы. Она что-то видела, Артур. Это существо, быть может, прямо сейчас наблюдает за нами из-за какого-нибудь дерева… – Аделина подошла к окну. – Ставни… Их… Их снял этот псих, я уверена… Он все предусмотрел… Он следит за нами… Следит, я просто убеждена в этом.
Молодая женщина посмотрела на часы. Она чувствовала, как ею овладевает беспокойство. Ведь без машины они более напоминали путешественников, потерпевших кораблекрушение и оказавшихся на острове в окружении невидимых чудовищ. В вечном заточении.
– Со времени нашего приезда здесь с каждым днем становится все хуже и хуже, – пробормотала Аделина. – Пусть он вернется… Боже мой… Пусть он вернется…
