Глава 04

Высокое небо в полной темноте все равно чуть-чуть светится. Но это не беда, звезды и так отлично видны – чисто, ясно, и до сезона дождей, когда будет лить не то что сутками, а неделями, не переставая, – до дождей еще есть время. Тихо. Совсем тихо. Последний самолет с материка садится около десяти вечера, а сейчас полночь. Тихая ясная прозрачная тягучая звездная полночь.

Ровно в полночь автоматика медленно, на протяжении нескольких минут, приглушает наружное освещение на всей территории усадьбы. Свет прожекторов, освещающих двор словно огнями театральной рампы, становится все слабее и слабее. Остаются только штрих-пунктирные линии огней, столбиками вырастающие из земли по сторонам пересекающих лужайки дорожек. Ночью лишнее освещение ни к чему – оно только привлекает назойливых насекомых. Усадьба засыпает. А тем, кто сейчас бодрствует, освещение не нужно.

Внизу, между дорогой и морем – дома, домишки, хижины, какие-то строения, узкие дорожки, ветвящиеся, превращающиеся в аппендиксы, обсиженные гостиницами, магазинчиками, виллами. Лезущие из земли густо, скученно, обреченно, словно рыжие с покатыми шляпками опята из трухлявого пня. Внизу всегда суета, но даже там сейчас тихо и сонно. А выше дороги – сплошные заросли, и не сразу в них можно отыскать усадьбу, словно парящую над суетой курортного разнообразия. Усадьба – на горе, сотней метров выше кольцевой дороги, пронизывающей остров, замыкающей его самого на себя.

От кольцевой к усадьбе ведет извилистая асфальтированная дорожка, перед воротами заканчивающаяся небольшой круглой площадкой. Справа от ворот – одноэтажное длинное здание с покатой крышей, окнами в пол и низким широким крыльцом. Это офис. Слева, симметрично офису, такое же здание, но с воротами и без окон – гараж и хозяйственные помещения.

Кажется, что территория усадьбы ничем не отделена от внешнего мира – просто дикие заросли деревьев и кустарника. Но это не так. Заросли маскируют трехметровой высоты решетчатый металлический забор с торчащими из него через равные промежутки полусферическими головками, скрывающими прожектора и объективы видеокамер – если понадобится, забор в секунды превратится в сплошную световую стену, сияющую так, что и мышь не проскочит. Тишина обманчива. Впрочем, как и темнота.

За забором угадываются два широких двухэтажных дома, соединенные между собой крытым переходом, похожим на длинную застекленную веранду. Сейчас им никто не пользуется, но вот в сезон дождей переход – единственная возможность попасть из одного дома в другой, без зонтика миновав падающую с неба непрекращающуюся стену из дождевых капель.

Перед домом слева – пруд с перекинутым через него пологим каменным мостиком. Перед правым – бассейн, что, как и пруд, едва бликует водным зеркалом под высоким звездным небом.

Полночь. Значит, время для работы. Двое коренастых невысоких мужчин одновременно выходят из домов, слева и справа, и по тропинке направляются к воротам. Еле слышно включается сервомотор. Створка калитки справа от ворот бесшумно отъезжает в сторону, выпуская обоих наружу. Открываются ворота гаража, двое заходят внутрь. Один направляется в прачечное помещение, загружает и стартует две стиральные машины. Снова возвращается в гараж.

Тщательное мытье трех автомобилей – двух джипов и тяжелого удлиненного седана повышенной защиты – занимает полтора часа. Они не разговаривают друг с другом. Их движения экономны, точны, отточены, раз и навсегда отработаны. По всему видно, что до сегодняшней ночи они делали это многие сотни раз. Тускло горит гаражное освещение. Льется вода. Шумит пылесос. К половине второго ночи работа сделана. Время двигаться дальше.

Свет внутри гаснет, створки ворот, чуть подрагивая, опускаются. Мужчины покидают гараж и направляются через круглую площадку ко входу в офис. Один отрывает дверь, зажигает свет и скрывается внутри. Второй отстает от него, подходит к воротам. Из-за створок, состоящих из тонких вертикальных металлических прутьев, за ним в полной тишине внимательно следят две пары глаз. Мужчина просовывает руку между прутьями, по очереди гладит двух черных ротвейлеров, дает каждому заранее припасенное в кармане рабочих брюк лакомство. Отворачивается, направляется в сторону открытой двери офиса. Входит, закрывает дверь за собой. Собаки бесшумно растворяются в темноте.

В офисе несколько комнат, большая переговорная, кухня, рекреационная зона. Час тридцать пять. Время приниматься за уборку.

Для начала мужчины наполняют большой лоток кофейными кружками и грязными блюдцами со столов, заряжают посудомоечную машину. Посуды немного – в офисе работают от силы человек двадцать. Собирают мусор из корзин под столами – это тоже быстро. Один держит большой мешок. Другой достает из корзин заполненные канцелярским мусором маленькие мешочки, завязывает, бросает в большой мешок, отрывает от рулона новые мешочки, заправляет в корзины, ставит на место. Теперь, когда они рядом, видно: они похожи друг на друга – как родные братья. Низкорослые, коренастые, смуглые, с чертами лица, напоминающими индейские, с чуть выдающимися вперед скулами.

Настает время для самой трудоемкой работы – уборки столов. Столы завалены бумагами, книгами, папками, всякой другой ерундой и всячиной. Это понятно – столы не для красоты, за ними работают. Но столы должны быть чистыми. И чистыми они должны быть каждый день. Один из мужчин вешает себе за спину ранец с портативным пылесосом. Из ранца выходит длинный электрический провод, включенный в розетку. С этим ранцем он похож на астронавта в открытом космосе, соединенного с орбитальной станцией лишь страховочным фалом.

Второй неотступно следует за первым. Его задача – поднимать и удерживать на весу предметы, находящиеся на столах, пока первый, орудующий пылесосом, очищает столы и убирает пыль с самих предметов в руках второго. Каждый из предметов после уборки должен оказаться ровно на том же месте и в том же порядке, где он был до нее. Это непросто, но выполнимо, если делать работу сосредоточенно. После того как столы убраны, посудомойка разгружена, настает время двух санузлов – пятнадцать минут, не больше. Наконец, еще три четверти часа уходит на обработку пола двумя моющими пылесосами.

Мужчины закрывают офис, возвращаются в усадьбу. Полчаса тратится на уборку пруда и кормление населяющих его многих сотен маленьких золотых рыбок. Рыбки перед рассветом – выспавшиеся, голодные, выпрыгивающие из воды то там, то там – так, что поверхность пруда то и дело вскипает мелкими бурунчиками и фонтанчиками. Еще полчаса занимает уборка большого глубокого неправильной формы бассейна. За прошедший день его поверхность покрылась облетевшими цветочными лепестками и маленькими листочками – все нужно собрать.

Светает. Где-то далеко внизу раздается приглушенный звук ревущих на форсаже авиадвигателей – значит, уже шесть утра, и из аэропорта уходит первый сегодняшний рейс с острова на материк, Самуи – Бангкок. Работа кончена. Можно сделать перерыв. Мужчины ложатся рядом на траву. Восход окрашивает небо розовым. Солнце быстро поднимается по небу. Пробуждаются птицы. Пчелы и шмели отправляются в путешествие по цветкам. Кузнечики и цикады образуют ежеутренний звуковой фон.

Полчаса спустя на веранду дома слева выходит облаченный в белое кимоно мальчик – тонкий загорелый блондин, слегка покачивающийся от еще не полностью ушедшего сна. Трет глаза, спускается с лестницы, пересекает лужайку, направляясь к пруду. Мужчина, лежащий справа, поднимается, идет навстречу мальчику. Они останавливаются друг перед другом, кланяются и начинают странную гимнастику.

Сначала мальчик, внимательно глядя на мужчину, повторяет за ним все замысловатые движения рук и ног – па странного танца, состоящего из рваного рисунка перемещений в пространстве и замираний в кажущихся неестественными и неравновесными позах. Потом они меняются местами: мальчик двигается, мужчина повторяет движения за ним. Там, где движения мальчика неточны, мужчина поднимает правую руку вверх – мальчик останавливается. Мужчина снова показывает правильное движение, мальчик повторяет, и если все правильно и хорошо, то они продолжают, если же нет, то повторяют не получающееся движение снова и снова.

Необычный танец заканчивается. Мальчик сбрасывает кимоно, подходит к бассейну, поднимает руки и неподвижно застывает на самом краю, отбрасывая длинную тень на траву.

Из дома справа пулей вылетает крепко сбитая, небольшого роста, с раскосыми глазами девчонка. Через несколько секунд она оказывается возле кромки бассейна. На бегу подпрыгивает и, не снижая скорости, влетает в спину мальчишке. Оба падают в воду, подняв тучу мелких брызг.

– Ты чего, дура, что ли, совсем? – кричит ей мальчишка.

– Сам дурак, холодной воды боишься! – вопит в ответ девчонка.

– Утоплю сейчас! – пытается схватить ее мальчишка.

– Догони сначала! – орет девчонка, и они начинают кружить по бассейну с бешеной скоростью.

Время от времени из воды вылетает то одна, то другая тонкая девчоночья нога, стремящаяся в скользящем ударе достать мальчишку. Несколько раз ей это удается. Наконец, они останавливаются, запыхавшись, ложатся на воду.

– Ладно, сопля, рано радуешься, вот завтра я тебя подкараулю! – говорит ей мальчишка.

– Ну-ну, – пищит девчонка, – подкараулит он меня! Да ты топаешь, как слон! Караульщик нашелся!

Переругиваясь, они плывут к выходящей из воды лестнице. Мальчишка берется руками за поручень.

– Хамло, – говорит девчонка.

– Чего хамло?

– Ты – хамло.

– Почему?!

– Потому что потому, что кончается на «у»! Ladies first! – она отталкивает мальчишку от поручня, вылезает из бассейна, отряхивается и принимает из рук коренастого мужчины махровое полотенце.

За катавасией с веранды дома слева, улыбаясь, наблюдали две женщины.

– Кадри, как же дети выросли…

– Юкки, а когда тебе было одиннадцать, разве ты не была большая?

– Ну да, была. И еще – никак не могу привыкнуть к этим двоим.

– К каким?

– Ну, к этим.

– А-а-а, Алеко и Малеко? «Двое из ларца, одинаковы с лица»? А чего?

– Так они не спят никогда.

– Юкки, ты как маленькая, ей-богу! Им не нужно спать. Они другие.

– Ну, все же…

Кадри подошла к перилам:

– Джонни, Йоко! Быстро одеваться и завтракать! В школу опоздаете!

Юкки спустилась с веранды на лужайку, жестом остановила направлявшуюся в дом дочь.

– Yōko, anata wa otoko to wa migurushī furumai o suru!

– Mama o yurushitekudasai! – потупилась Йоко.

Догнала Джонни, пихнула в спину:

– Ну вот, мне еще из-за тебя и влетело!

Джонни улыбнулся, и тут Йоко внезапно ощутила, как растворяется в его солнечной улыбке. Улыбнулась в ответ:

– Дурак!

– Ага! – подтвердил Джонни, крепко сжав ее руку.