Глава 3
— Мы уже почти приехали? — спросила Лейси.
— Ради Бога! — взорвалась Ариадна. — Ты спрашиваешь меня об этом в девятьсот девяносто девятый раз!
Потом пробормотала про себя «Господи, дай мне силы», сделала глубокий вдох и сказала вслух:
— Извини, дорогая. Я думаю, мы уже почти приехали, и прости меня за то, что я накричала на тебя.
Усталость — понятие, и вполовину не Отражавшее ее состояния… она вообще не находила подходящего названия для этой рези в глазах или бетонной тяжести в руках. Ей хотелось закрыть глаза и заснуть лет этак на несколько (спасибо, мне и в холодной машине вполне удобно); но с ней были Лейси и Алан, а метрономы перед ней — вовсе не метрономы, а дворники, и ей никак нельзя спать.
Она вела машину уже четырнадцать часов.
Лейси всхлипывала, пытаясь делать это бесшумно, что было еще хуже яростного рева, который издавал Алан пока не отключился.
— Скоро уже, дорогая, — повторила Ариадна. — Помнишь, я показала тебе указатель у поворота? Там было написано: «Надежда». Мы едем в место под названием Надежда. Хорошее название, правда?
Лейси хлюпнула носом и, возможно, кивнула в темноте.
Вот только никакой Надежды пока не было видно. Она уже смирилась с тем, что не пересечет границу сегодня ночью — кофе ни капельки не помог, а от гамбургеров Алана укачало в третий раз, отчего вонь в машине усилилась.
О'кей, возможно, кофе и помог ей минут на десять, но потом глаза снова начали слипаться, дождь усилился, и постепенно в ее сознание просочился холодный факт: она не пересечет границу сегодня ночью. Потом придорожный указатель пообещал ей Надежду за следующим поворотом, и это показалось ей как бы указанием свыше, и она свернула с магистрали.
И ведь видела она огни этой Надежды, черт возьми, огни в дождливой ночи, всего в миле от шоссе, а может, и меньше. Она ехала по дороге, не сворачивая, минут двадцать или больше. Надежды не было!
До сих пор все шло хорошо. Никто из них не верил, что она способна на это: снять деньги со счета без ведома Грэма, оставаться трезвой целых три месяца, заново привыкнуть к детям, приучить их доверять ей, купить машину, возобновить водительскую лицензию, забрать Лейси из школы, а Алана из детского сада, дождавшись, пока Мейзи ушла в парикмахерскую. И все спланировано ею самой, так что никому и в голову не пришло, что она задумала. Она родилась в Канаде, поэтому может объявить себя канадской гражданкой; стоит ей пересечь границу с детьми — черта с два они их у нее отнимут, даже если найдут. Она проделала все вполне успешно, и только этот чертов дождь помешал ей доехать до границы, нигде не задерживаясь. Скорее всего они до сих пор прочесывают мотели в радиусе сотни миль от дома, когда она уже здесь, вне пределов их досягаемости.
Свиш-сваш… свиш-сваш… Даже на предельной скорости дворники уже не справлялись с дождем. Дождь заполнил лучи фар серебряными искрами и одел асфальт в серебряный туман, и если бы не этот дождь, она была бы уже в сотне миль отсюда, по ту сторону границы, в безопасности. Но Надежда растворилась в дожде — ее как смыло. Последний прогноз, который она слышала, обещал солнце и жару все три следующих дня. Ну почему она никогда не принимает в расчет неожиданных осложнений? Черт, такому дождю место где-нибудь в тропиках, в сезон муссонов, не в этой занюханной Северной Дакоте… или Миннесоте — главное, уже не в Манитобе.
Радио теперь молчало — после тринадцати часов верчения рукояток, нажимания на кнопки и перепрыгивания с одной визжащей рок-программы на другую, с кантри на вестерн и обратно. Хоть какая-то радость от этого дождя: он в конце концов просочился в антенну или куда-то там еще, и все, что они теперь могли поймать, — это помехи. Странные, завывающие помехи, даже Лейси не желала их слушать. Ал заснул на заднем сиденье — после четырнадцати часов рева и тошноты, и это само по себе было уже немалым облегчением. Лейси съежилась в углу и тоже скоро заснет. Тогда она сможет ехать дальше; возможно, даже доберется до границы, если та еще открыта в этот час — кстати, сколько сейчас времени? Электронные часы на приборной панели, похоже, тоже взбесились, отсчитывая время в обратную сторону. Если дождь будет и дальше так продолжаться, вся эта чертова машина проржавеет и застрянет здесь навеки.
Или она сама ее здесь угробит. Даже слушать болтовню Лейси лучше, чем загнать машину в кювет. Правда, местность настолько плоская, что здесь и кюветы почти безобидные… трудно сказать наверняка; все что она видела — это светящийся туман в лучах фар.
— Когда мы доберемся до Надежды, детка, мы устроимся на ночлег в уютном мотеле, — сказала Ариадна. — В теплом-теплом, с мягкими постелями. Здорово будет, правда?
Лейси, возможно, кивнула.
— Поговори с мамой, детка. Помоги мне не заснуть.
— Что ты хочешь, чтобы я говорила, мамочка?
— Что захочешь.
Совершенно неожиданно дорога начала петлять после тысячи миль прямого, как линейка, шоссе, и она сбавила ход, боясь слететь с асфальта. Дурацкие какие-то у них в этом штате дороги. Кому понадобилось делать их извилистыми на такой плоской равнине? Может, они здесь просто не умеют строить прямых дорог?
Сколько времени прошло с тех пор, как они последний раз видели другую машину?
— Мамочка, куда мы едем?
— Я же говорила тебе, детка: мы едем в Канаду. Мы будем жить там в замечательном месте — ты, Алан и я. Мама будет давать уроки на фортепьяно.
— А папа будет приходить к нам в гости?
«Ни за что, пока это в моей власти».
— Не знаю, детка.
— А Мейзи будет приходить к нам в гости?
«Только через мой труп!»
— Нет, милая, Мейзи не будет.
Бух! Машина подпрыгнула. Бац и еще раз — Бац!.. — асфальт кончился, и она вела машину по гравию. Все ясно, она заблудилась.
— А Пегги будет приходить к нам в гости?
— Нет, дорогая, но мы, возможно, найдем себе другого пони.
Требуется: квартира с двумя спальнями неподалеку от конюшни с пони.
Желателен большой балкон.
Она заблудилась. Она не знала, в какой стороне север, запад, восток, и не имела никаких ориентиров. Она стояла на перекрестке, и все четыре дороги казались под дождем совершенно одинаковыми — ни огонька вокруг. Она добралась до края света. Раз так, поехали прямо.
— Не хочу другого пони. Хочу Пегги! — Снова сдавленное всхлипывание; ребенок умотался не меньше, чем она сама.
И вдруг появился свет — одинокая звезда в залитом водой ветровом стекле. Звезда Надежды? Если так, то очень маленькой Надежды. Скорее всего одинокая ферма; вся эта чернота вокруг — могла быть полями одной из этих огромных механизированных ферм, о которых пишут в журналах. Наверное, поэтому и фонарь здесь только один.
— Видишь свет, детка? Вон там? Я сейчас подъеду туда и спрошу, где мы, так как мне кажется, мы не…
— Мы что, заблудились, мамочка? — Паника!
— Нет, детка. Мама просто могла повернуть не там, вот я и остановлюсь спросить тетю с фермы.
Свет горел в сотне ярдов от дороги, и она осторожно притормозила — гравия под колесами больше не было, одна грязь — и так же осторожно свернула на ведущую к нему грунтовку. Машина продолжала разворачиваться и тогда, когда она вывернула руль обратно, а потом, как бы извиняясь, скользнула задними колесами с дороги и окончательно застыла.
Ариадна перебрала в уме все самые сочные выражения, какие только знала.
Она передвинула рычаг на первую передачу и дала газ. Колеса издали «Ммммм!», и задняя часть машины заметно просела. Она попробовала задний ход — машина просела еще сильнее.
Она выключила мотор, потом фары, и не осталось ничего, кроме темного грохота дождя по крыше.
Она потянулась, протерла глаза, посмотрела назад. Алан все еще спал мертвым сном — мраморный херувимчик под пледом, с пальцем во рту, обнимающий плюшевого мишку. В панике она вдруг сообразила, что в машине тишина, и посмотрела на Лейси — та тоже спала; ее лицо белело в темноте.
Должно быть, отключилась в последнюю минуту, перед тем как они вляпались в эту чертову лужу.
Дождь не стихал.
Ну, если только в доме у этого фонаря никого не окажется…
Ариадна посмотрела на часы — всего девять. Детям, пожалуй, еще рано спать, да и вряд ли она вела машину больше четырнадцати часов, хотя она была почти уверена, что в той забегаловке с кофе часы показывали уже больше девяти. Ладно, Бог с ними. Посмеет ли она оставить детей одних?
Если они проснутся, пока ее нет, они испугаются. Но будить их и тащить под дождем по этой раскисшей дороге — не менее жестоко. У нее есть с собой плащ, где-то в багажнике, но из детских вещей почти ничего, кроме того, что на них надето… и еще, слава Богу, обязательный Аланов мишка.
Ей надо оставить их, быстро сходить туда и обратно и надеяться, что они не проснутся. Алан лежал удобно, и даже Лейси свернулась в уголке не в самом неудобном положении. Первым делом надо достать из багажника плащ и подходящие ботинки, потом добежать до того дома и попросить у них трактор.
Даже если это обойдется ей в полсотни баксов, оно того стоит.
Она осторожно открыла дверцу, и тут же ее окатило холодной водой — она и забыла про ветер. Она поставила ногу на землю, погрузилась по щиколотку в грязь и выдернула ногу обратно уже без туфли.
К тому времени она уже наполовину промокла и начала дрожать. Уууу — какой холодный дождь! Бумажник? Деньги? На дороге никого не было, поэтому она просто сунула бумажник под сиденье.
Она по возможности тихо прикрыла дверь, потеряла вторую туфлю и отказалась от идеи найти плащ. Быстро пошла по дороге к фонарю, прикрываясь рукой от ветра и радуясь про себя, что земля под ногами достаточно мягкая и можно идти босиком.
Где-то на соседнем поле завыл койот.
Выбраться из провонявшей машины оказалось даже приятно, а холодный душ взбодрил ее. Однако то, что она увидела, никак не походило на автоматизированную суперферму — только конюшня и маленький дом; может, у них тут все на транзисторах? Двор был наполовину залит водой, и лужи отсвечивали серебром в свете ртутного фонаря, издававшего неприятный высокий свист.
Лужи оказались такими глубокими, что у нее захватило дух. Свет в окнах не горел. Ладно, если в доме никого не окажется, она вломится в хлев и переночует с детьми там. Она поднялась по ступенькам на небольшое крыльцо; навес укрыл ее от дождя. В окнах гостеприимно вспыхнул свет. Дверь распахнулась, прежде чем она успела до нее дотронуться. В проеме стоял мужчина.
— Вы случайно не полотенце одолжить?
Эти слова она услышала одновременно с тем, как поняла, что именно он ей протягивает.
А потом она была уже внутри, в ярком электрическом свете, у старой железной печки, от которой исходило восхитительное тепло, и вытирала лицо сухим полотенцем. Она поняла, что промокла насквозь, и с нее на пол уже натекло, но полотенце было большое и мягкое.
— Я только что заварил чай, — сказал мужчина. — Хотите чаю?
— Обожаю горячий чай, — ответила она. — Если у вас есть, с сахаром и сливками, но если нет — сойдет и так. — Она огляделась. Теперь она видела, что это вообще не фермерский дом, а просто дачный коттедж, обставленный старой мебелью. Этакая ночлежка, но успокоительно уютная, да и мужчина казался безобидным и симпатичным: на вид ее ровесник, высокий и крепкий, с выражением дружелюбного участия на лице аскета. У него были волосы цвета соломы, и он зачесывал их назад, необычно коротко обрезав с боков, но одет он был неплохо: зеленые слаксы, рубаха в шашечку и зеленый вязаный свитер.
Он напоминал скорее инженера или клерка, чем фермера. Она почувствовала, как отпускает напряжение — он никак не походил на «насильник-маньяк — см. стр. 4». Вполне цивилизованный вид, потенциальная помощь.
Потом из соседней комнаты вышел, прихрамывая, второй мужчина, проковылял к двери и задвинул засов. И сразу ее бросило в дрожь, ибо если кто и напоминал насильника-маньяка, так именно он. Парень не из тех, кого приятно встретить в пустом вагоне метро.
У него был сломанный нос, под глазом фонарь, костяшки пальцев ободраны.
Драчун. Одет он был, правда, нормально: в джинсах и рубахе, но половину пуговиц на рубахе он не потрудился застегнуть, а рукава закатал до локтя.
Чуть выше ее, с бычьей шеей, массивный, возможно, из этих уродов, занимающихся бодибилдингом. Он улыбнулся, продемонстрировав отсутствие половины зубов. Она попятилась и чуть не выбила чашку из рук высокого мужчины.
— Ах! — спохватился он. — Прошу прощения… меня зовут Говард, Джерри Говард.
— Ариадна Гиллис, — сказала она и протянула ему руку.
Он казался слегка удивленным, но руку пожал. Мягкая рука — никак не фермер. Он вдруг засмущался, и до нее дошло, что ее блузка промокла и облепила тело. Прозрачная блузка, не рассчитанная на то, чтобы прилипать к телу. При желании он-мог прочитать имя изготовителя на лямке лифчика. Он со смущенной улыбкой протянул ей чашку.
— Добро пожаловать… мисс?.. Гиллис. Не лучшую ночь вы выбрали для визита.
Она стояла спиной ко второму парню. Когда этот Говард сделал ему знак глазами, она обернулась.
— Это мой друг Ахиллес, сын Криона. Правда, сам он предпочитает, чтобы его звали Киллером. Пусть его внешность вас не пугает… он собирается завязывать с привычками — вот уже несколько недель никого не убивал.
— Добро пожаловать к нам, — сказал парень, стоя слишком близко от нее.
Он взял ее руку и сжал ее… сжал ее… и посмотрел на нее в упор. Тяжелый взгляд — призывный, требующий, настойчивый… Боже! Вот это совсем некстати. Мечта нимфоманки, суперчлен — к вашим услугам. Она почувствовала, что краснеет под его взглядом, и уловила его удовлетворение. Киллер? Убийца? Убийца баб?
Она отняла руку, опустила взгляд на чашку и сделала глоток горячего, сладкого чая. Парень не шелохнулся, поэтому отступила она сама, снова повернувшись к старшему.
— Послушайте, — сказала она. — Я бросила свою машину в луже у поворота к вашему дому. Я понимаю, что ночь кошмарная, но если у вас есть трактор, не могли бы вы…
Говард покачал головой — он тоже пил чай.
— Никакого трактора.
— А может, телефон? — спросила она, вновь падая духом. Сейчас он предложит ей остаться на ночь.
— Телефона у нас тоже нет. У нас есть лошадь, но я не стал бы и пытаться вытаскивать машину лошадью в такую погоду. — Он, похоже, чувствовал себя так же неловко, как и она. — У нас есть свободная комната, мисс Гиллис, и она запирается изнутри на крепкий засов. Удобства здесь самые примитивные, конечно, но мы с Киллером как раз собирались жарить мясо, и у нас есть еще один бифштекс…
— Нет, я не могу… — выдавила она. Она ни за что не проведет ночь по соседству с насильником-маньяком — казалось, она ощущает на шее его горячее дыхание. И если это ей только казалось, то уж во всяком случае именно это было у него на уме.
Говард ободряюще улыбнулся ей — его улыбка и впрямь ободряла настолько, насколько улыбка его приятеля выводила из себя.
— Идите-ка сюда, — позвал он, поставив свою чашку на плиту. Он подвел ее к двери: за дверью была комната с кроватью, на которой лежала одежда: джинсы, рубашка, бюстгальтер, серый свитер, ярко-желтый дождевик с капюшоном, носки и кроссовки…
Что?.. Как?..
Говард пощелкал задвижкой.
— Надежная, — сказал он.
— Но я не могу вас так стеснять, — запротестовала она.
Он бросил на нее странный взгляд, покраснел и неуверенно произнес:
— Я же сказал, эта комната свободна. Мы с Киллером спим в соседней.
Она не поверила. Киллер посылал ей сигналы, и этот человек тоже, хотя не так настойчиво и откровенно. Они реагировали на нее не как пара голубых. Они проявили к ней интерес — в случае с Киллером это звучало как «Хочу! И немедленно!». Этот Джерри врал, говоря, что она не стеснит их.
— Вы очень добры, Джерри, — ответила она. — Но со мной дети, там, в машине…
— Дети! — Он воззрился на нее так, словно за ней по пятам следовала вся Красная Армия, переглянулся с парнем, и тот мрачно улыбнулся, снова показав беззубый рот.
— Дети? — повторил старший так же удивленно.
— Да, дети, — Ариадна начинала выходить из себя. — Вам, наверное, приходилось видеть — они как маленькие люди. Их еще аисты приносят.
Говарду, похоже, удалось справиться с собой.
— Тогда нам лучше принести их сюда, — сказал он. — Сколько их, мисс… миссис Гиллис?
— Ох, ради Бога, зовите меня просто Ариадной. — Интересно, он всегда так официален? Слишком застенчив? — Только двое. Лейси семь лет, а Алану — почти три. Они спали, когда я ушла… — Неожиданно ее пробрала дрожь.
Говард в два прыжка оказался у кресла, схватил большое полотенце и двумя же прыжками вернулся к ней.
— Переоденьтесь, пока не заработали воспаление легких, — сказал он. — Потом пойдем и заберем ваших детей. — Он решительно подтолкнул ее в спальню и закрыл за ней дверь, прежде чем она успела возразить.
Разумный мужик, подумала она, стягивая с себя одежду и растираясь полотенцем. Примитивная, но по-своему уютная комнатка с дощатыми стенами; кровать и тумбочка занимали ее почти целиком, но зато на полу лежал мягкий коврик. Она услышала голоса — дверь была прикрыта неплотно. Она всегда отличалась острым слухом…
— …слышал когда-нибудь, чтобы спасательную экспедицию снаряжали за детьми?
Парень засмеялся:
— Нет. Но я предупреждал тебя, что Оракулу нужны мозги. Идеи есть?
Спасательная экспедиция? Оракул? Она кончила вытираться и осмотрела одежду на постели. Джинсы подошли ей тютелька в тютельку. В кармане нашелся гребень, но одежда была новая, ненадеванная. Что здесь творится?
Оракул, говорите? Бюстгальтер тоже подошел. Может, за этим стоит Грэм? Он не может, да и не в его это стиле… И все же казалось, будто ее здесь ждали. И разговор за дверью тоже…
— Она не пойдет без детей, это точно.
«Куда не пойдет?»
— Тогда бери их тоже.
— Но нам было сказано взять одежду на одного.
Как ее могли ждать? Она сама не знала, где окажется, да и сейчас, оказавшись здесь, понятия не имела о своем местонахождении. Должно быть, они спутали ее с кем-то еще… С женщиной одного с ней размера?
Голоса отдалились, и шум дождя почти заглушил их; она поняла только, что они спорили. Потом Говард сказал: «…а ты прикроешь нас отсюда», — и на этом спор закончился. Хорошо еще, что главный здесь он, а не второй.
Кроссовки тоже были ее размера — а мало кто из женщин носит четвертый; кроме того, обнаружились еще сапоги. Не слабая, однако, подготовка. Она шагнула обратно в гостиную, и там ее уже поджидал Говард в таком же желтом дождевике, только больше, и в сапогах. В руке он держал керосиновую лампу.
— С какой стороны границы я нахожусь? — спросила она.
На лице его появилось забавное выражение.
— А какая сторона вам нужна?
— Я направлялась в Канаду.
Он кивнул и обменялся со своим компаньоном многозначительным взглядом.
— Тогда вы в безопасном месте, — сказал он. — Вы ведь скрываетесь от кого-то, верно?
Она кивнула, не подумав.
— А что, это так заметно?
Он снова улыбнулся этой симпатичной застенчивой улыбкой.
— Нас с Киллером послали сюда помочь кому-то попавшему в беду. Вы похожи на того, кто нам нужен… Ариадна. Пожалуйста, считайте нас своими друзьями, стоящими на вашей стороне, что бы там ни было. Ладно?
— Но… но ведь я попала сюда совершенно случайно…
Он согласно кивнул:
— Я знаю. Я все объясню потом. Давайте-ка пока перенесем ваших детенышей в ковчег. Далеко идти?
— До поворота с шоссе.
— Какого… да, конечно. — Он повернулся к двери, и парень ухмыльнулся каким-то собственным мыслям.
Говард открыл дверь.
Ууууааааааууууууу!..
Он обернулся и посмотрел ей в глаза.
— Они еще далеко отсюда, — сказал он таким тоном, будто ожидал, что она забьется в истерике, потом перевел взгляд на парня, устроившегося у окна.
— Они могут напугать Ала, — сказала она, — но Лейси к ним привыкла. Все же давайте скорее…
Он не двинулся с места, загораживая выход.
— Привыкла к чему? — спросил он, сузив глаза (от напряжения?).
— К койотам, — ответила она.
— Каким, к черту, койотам? — удивился он и снова покосился на компаньона. Она повернулась вовремя, чтобы заметить, как тот пожал плечами.
Двое взрослых мужчин в самом центре континента, и не знают, кто такие койоты? Она вежливо улыбнулась шутке, но это была не шутка.
— Диким собакам, — объяснила она. — Что-то среднее между лисой и волком. Они воют довольно страшно, но так совсем безобидны. Мне даже нравится их вой — такой дикий, одинокий… Странно, что вы не слыхали про койотов, Джерри.
— Мы с Киллером в этих краях чужие, — ответил он, откровенно смутившись.
— Насколько безобидна эта их безобидность?
— Абсолютно безобидна, — ответила она. — Если только они не взбесятся, полагаю. И еще они охотятся на собак: если попадутся.
— Давайте полагать, что они бешеные, — кивнул он. — Пойдемте-ка за Аланом и Лейси.
