«Деяния Фомы» начинаются с того, что Иисус Христос, явившись после смерти Фоме, «который близнец», посылает его апостолом в Индию. Фома в Индию не хочет, мотивируя это тем, что он – еврей. «Куда бы ты ни послал меня, посылай, но в Индию я не пойду», – говорит он Иисусу.

Ввиду такого упрямства Фомы Иисус пускается в хитрую стратагему. В это время в Иерусалиме пребывает индийский торговец по имени Аббан. Его прислал царь Гундафор (реальный исторический персонаж, правивший частью Индии в I в. н. э.) с тем, чтобы тот купил ему искусного плотника для строительства дворца.

Иисус – напомним, что дело происходит уже после распятия – лично встречает Аббана на рынке и спрашивает, не купит ли тот раба-плотника? Аббану только того и надо. Иисус продает Аббану Фому за три литры серебра и, лихо расписавшись в договоре о продаже, сдает ему Фому с рук на руки. Подозрительный Аббан, чтобы не быть обманутым, на всякий случай осведомляется у Фомы, точно ли он раб Иисуса. «Да», – отвечает тот. Аббан поздравляет себя с выгодной сделкой.

Первым делом на пути к Гундафору Аббан и его новый раб Фома попадают в царский город Андраполис. В городе царит большое веселье: тамошний царь выдает замуж единственную дочь и приглашает на пир всех путников. Аббан и Фома приходят на пир, чтобы не оскорбить царя пренебрежением к его гостеприимству.

Социальный статус Фомы, напомню, в это время очень низок: он раб и вдобавок иноземец, который говорит на непонятном никому в Индии арамейском языке, и, понятно, что на пиру, на котором собрался весь цвет города, он находится в самом низу пищевой цепочки.

Какой-то виночерпий за недостаточное проворство дает ему пощечину. Фома, в полном соответствии с заветом учителя, призывающим подставить левую щеку, если тебя ударят по правой, говорит виночерпию: «да простит тебя Бог», однако тут же предрекает, что рука, ударившая его, скоро окажется в зубах пса.

Так оно и случается: виночерпий идет за водой, и там его загрызает лев. Собаки бросаются на останки, и одна из них, держа в зубах ударившую апостола руку, вбегает прямо в зал, где идет пир.

Это происшествие приводит гостей в немалое возбуждение, и особо они изумляются тогда, когда девушка-флейтистка, которая, будучи еврейкой, понимала арамейский язык, сообщает им, что раб, сидящий рядом с торговцем Аббаном, «или бог, или апостол бога»: ибо она слышала, как этот человек говорил, что рука, ударившая его, окажется в пасти пса.

Этот случай, естественно, привлекает к Фоме внимание царя, и тот, чтобы заручиться на всякий случай благословением такого важного волшебника, приказывает ему помолиться в брачном покое о счастье новобрачных. Бедный царь еще не знает, какую змеюку он подкладывает дочке в постель.

Фома молится; после этого гостей выпроваживают из брачного чертога. Однако, когда жених приходит в него, «он видит Господа Иисуса в виде Иуды Фомы, который разговаривает с невестой», что приводит жениха в немалое изумление: ведь он видел, что Фома вместе со всеми другими покинул чертог. Господь разъясняет ему его заблуждение: «Я не Иуда, который также зовется Фома, но его брат», – объясняет он.

После этого Иисус садится на кровать, а жениха и невесту просит занять места на стульях, и разъясняет им необходимость воздерживаться от любого вида плотских связей, с тем, чтобы превратить свое тело в священный храм.

Наутро царь заходит в брачный чертог и видит молодоженов сидящими как ни в чем не бывало. В ответ на его вопрос о произошедшем этой ночью жених и невеста информируют его о своем полном отказе от плотских сношений и желании войти в тот Брачный Чертог, который есть бессмертие и свет.

Символизм этой сцены вполне понятен. Дело в том, что одной из высших гностических церемоний был как раз Брачный Чертог. Так называлась церемония, в ходе которой искатель сочетался со своим астральным двойником, своей Пневмой, нетленной частицей Всевышнего.

«Владыка все делал втайне: Крещение, Миропомазание, Причастие, Искупление и Брачный Чертог», – гласит «Евангелие от Филиппа». «Святое – это крещение; святое святого – искупление. Святая святых – это Брачный Чертог».

Наш бедный царь, однако, в тонкости гностических церемоний не был посвящен и пришел в ужас; грохнувшись наземь и разодрав одежды, он послал скорее за мерзким колдуном, который по злой воле небес прибыл в их город. Однако Фома уже отплыл.

Второй акт нашего приключенческо-теологического романа разворачивается уже при дворе индийского царя Гундафора. Гундафор поручает Фоме строить дворец и в достатке снабжает его деньгами и провизией для рабочих. Фома дворца не строит, а деньги и еду раздает народу, одновременно проповедуя ему Евангелие. Фоме справедливо кажется, что добрым словом и раздачей денег можно привлечь больше душ, чем просто добрым словом.

В конце концов, при таком нетрадиционном подходе к девелопменту деньги на дворец оказываются растрачены. Царь вызывает Фому к себе и получает ответ, что Фома построил царю незримый дворец, который царь не видит при жизни, но узрит после смерти. Как легко можно себе представить, царь оказывается не очень удовлетворен этим ответом и приговаривает Фому к смерти за казнокрадство. Однако в это время, на счастье Фомы, умирает брат царя по имени Гад. Первое, что он видит, попав на небо, – это тот самый дворец, о котором говорил Фома. Пораженный Гад отпрашивается у ангелов на землю и, ожив, заклинает своего брата подарить ему этот дворец.

После этого царь и его брат принимают «печать», то есть крещение и помазание. Иуда Фома во время крещения призывает Христа, Всевышнего, милосердную матерь и мать «семи домов, чтобы они могли упокоиться в восьмом доме».

При этом имеется важная теологическая тонкость. После того, как царь и его брат принимают крещение водой, они слышат голос Бога, но не видят его, поскольку они еще не помазаны. А вот после того, как они принимают помазание, они видят юношу с факелом, свет которого затмевает любой другой свет.

Всякие «Деяния апостолов», которых до нас дошло довольно много, были построены по принципу сериала. Если первый сезон умел успех, то все новые и новые авторы писали все новые и новые серии.

В «Деяниях Фомы» таких сезонов довольно много, и во всех них Фома, как и подобает близнецу Христа, совершает чудеса: изгоняет бесов и воскрешает мертвых, заставляет проповедовать ослов и светится неземным светом – то есть еще при жизни его лицо сияет, как лицо Моисея или Еноха, увидевших Бога.

В одном эпизоде он даже убивает Сына Сатаны. Этот сын – тот самый змей, который соблазнил Еву, велел Каину убить Авеля, и это он ожесточил сердце фараона против египтян и соблазнил евреев в пустыне сделать золотого тельца.

Это, согласитесь, немаловажное достижение, – что какой-то простой смертный, пусть даже с сияющим лицом, убил то самое сверхъестественное существо, козни которого лежали в основе всех злоключений человечества.

Это достижение представляется нам тем более немаловажным, что в Пятикнижии Моисея ничего ни о каком Сатане, ожесточившем сердце фараона, не говорится. Его авторы постоянно подчеркивают, что это Бог Израиля, единый и единственный, сам ожесточил сердце фараона. С одной стороны, он явил фараону множество знамений (слово «от» на иврите значит одновременно и «знак, знамение», и «печать»), а с другой стороны, он устроил так, чтобы на фараона все эти знамения не подействовали. «Но Господь ожесточил сердце фараона», – постоянно повторяет Тора.

Тора так боится упоминаний о каких-то соперниках Яхве, что в истории с чудесами Моисея она заставляет Яхве играть сразу за обе команды: и за евреев, и за египтян, что, конечно, выглядит как сущее издевательство по отношению к бедным египтянам.

Напротив, с точки зрения «Деяний Фомы», в истории с чудесами Моисея за команды играли разные игроки. За египтян играл Сын Сатаны, а за евреев – Господь.

Вот этого-то Сына Сатаны и убивает апостол Фома, близнец Иисуса. Он делает это словом. Увидев Сына Сатаны и рядом убитого им человека, апостол Фома приказывает Сыну Сатаны, то есть змею, вобрать в себя обратно свой яд.

«И когда змей всосал в себя всю желчь, юноша подпрыгнул и вскочил, и упал к ногам апостола, а Змей, раздувшись, лопнул и умер, и яд его и желчь разлились, и на месте, где пролился его яд, разверзлась Бездна, и она поглотила Змея».

Иначе говоря, наш мертвый юноша распрощался с Сатаной и обрел знание Христа. Он ушел с Пути Тьмы и Встал на Путь Света. Его смерть и воскресение были символическими. Гностики, – напомним Иринея Лионского, – «почитают воскресением из мертвых познание возвещаемой им истины».

В этом смысле «Деяния Фомы» придерживаются стиля символического реализма, и мы можем не сомневаться, что апостол Фома много раз убивал Сатану и воскрешал мертвых для жизни вечной. Это было его профессиональное занятие. Каждый раз, когда он кого-нибудь запечатывал, он убивал Сатану и воскрешал человека.

Наконец в своих странствиях апостол Фома приходит в земли, которыми правит царь Миздай. Изгнав бесов из жены и дочери царского военачальника, он становится влиятельным человеком в городе. Слава его тем громче, что бесов изгоняет не сам Фома: он поручает это сделать дикому говорящему ослу, который и выполняет с блеском ответственное поручение.

Эта-то слава и становится причиной его неприятностей: среди его учениц появляется некая Мигдония, жена царского родственника Кариша.

Совершенно очарованная проповедуемым Фомой небесным Христом, она просит у Фомы позволить ей «принять печать, чтобы я стала Святым Храмом, в котором он обитает».

Уверовав, Мигдония отказывает мужу в телесной близости. Когда он пытается овладеть женою, она объясняет ему, что в ней отныне поселился Христос. «Ибо мой Господь Иисус больше тебя, и он со мной и во мне».

Понятное дело, что Христос, находящийся внутри Мигдонии, никак не может заниматься сексом с Каришем. Когда ее муж пытается сунуть в новый христов сосуд свою потную лапу, Мигдония связывает ему руки простыней, удирает, нагая, от мужа и ночует в комнате со служанкой.

Происшествие это приводит Кариша в понятное раздражение, и этот альфа-самец, ослепленный страстью и получивший удар в самую чувствительную часть своего животного эго, тут же обращается к царю с жалобой на залетного «колдуна и обманщика», который «не ест и не пьет», учит, что никто не может жить, пока не откажется от всего вещного, включая имущество, утверждает, что муж не должен возлежать со своею женой, и которого народ почитает как Бога.

Может быть, история с Мигдонией еще и сошла бы Иуде Фоме с рук. Но черт дернул царя Миздая рассказать ее собственной жене – в качестве занятного примера безумия, в которое заезжий колдун ввергает знатных женщин. Надо ли говорить, что жена царя немедленно сама отправилась к Иуде Близнецу и после этого, возродившись для жизни вечной, немедленно отказала в доступе в свой Господний Храм царю?

Этот эпизод окончательно переполнил чашу терпения и без того уже кипевшего гневом царя. Он лично отправился в дом своего военачальника Сифора, где обнаружил значительную долю своей знати у ног проповедующего Фомы.

Все, кто сидели у ног Фомы, приветствуя царя, поднялись, но сам Фома остался сидеть. Ярости Миздая не было предела. Он схватил подвернувшуюся табуреточку, перевернул ее и крепко и страшно огрел этой табуреточкой заезжего колдуна.

«И он взял сиденье и перевернул его, и схватил сиденье обеими руками и ударил его по голове, так, что ранил, и передал его солдатам, приказав: уведите его».

После этого начинаются суд и пытки. Взбешенный царь приказал раскалить железные пластины и поставить на них проклятого колдуна. Однако не успели стопы Иуды коснуться пластин, как из-под них забили ключи холодной воды. Ногам Иуды ничего не сделалось, стражники в ужасе отпрыгнули в сторону, а царь Миздай, оказавшись перед серьезной перспективой утонуть, взмолился к пытуемому, чтобы тот остановил потоп.

Иуда Фома, которому Господь велел воздавать добром за зло, тут же отдал небесным стихиям соответсвующие приказания, и вода унялась. «И когда Миздай увидел это, он велел отвести его в темницу: до того, пока я не решу, что с ним делать».

История про Иуду Фому, который остудил водой раскаленные пластины, имеет долгую предысторию на Востоке. В Эдессе, где, напомню, и были написаны «Деяния Фомы», такую же историю до сих пор рассказывают про праотца Авраама, которого хотел уничтожить жестокий царь Нимрод. Нимрод бросил Авраама в печь: тот упал в печи на колени, и там, где он упал, забили два ключа холодной воды, потушившие пламя. «Пруд Авраама», натекший из одного из этих ключей, существует до сих пор. В древности этот пруд, видимо, был священным прудом богини Атаргатис, кишащим священными неприкосновенными карпами.

Мы могли бы ожидать, что такой великий колдун, как Иуда Фома, которого не берет даже раскаленное железо, попросту распахнет двери темницы и будет таков.

Но не тут-то было.

Дело в том, что апостол Фома очень хотел умереть.

Для него жизнь была тюрьма, в которой все грешники спят, и только те, кто верят в Господа, бодрствуют, а смерть была пробуждением для вечной жизни. Умереть было его затаенное желание. «Ибо то, что называют смертью, есть не смерть, а освобождение от тела, и я принимаю его с радостью».

Иначе говоря, Фома очень хотел стать шахидом, причем в буквальном смысле слова.

Дело в том, что арабское слово «шахид» использует общесемитский корень «ШХД» (свидетельствовать) в значении «стать мучеником». Точно такое же значение имеет греческое слово «мартус» («свидетель» в значении «мученик»), которое, в свою очередь, было калькой с арамейского «сахде» (тоже «свидетель» в значении «мученик»). Тех, кого по-гречески называли мартусами, в Эдессе называли «сахде», и, так как апостол Фома проповедовал на арамейском, он хотел быть именно сахде, а не мартусом.

Понятно, что Фома не мог пройти мимо такой роскошной оказии исполнить свою заветную мечту.

Он, правда, перед казнью распахнул двери темницы и погрузил ее стражников в глубокий сон, – но только для того, чтобы крестить жену царя и царского сына и прочесть им напоследок несколько важных наставлений.

Прочтя эти наставления, Фома остался в темнице, устроился поудобней и принялся ожидать долгожданного освобождения.

На следующий день четыре солдата вывели Фому за город и пронзили его четырьмя копьями. Знатные последователи Фомы, включая сына царя, Иузана, и его военачальника Сифора, обернули его в роскошные одежды и положили в царскую гробницу и сидели у этой гробницы день и ночь, пока апостол Фома не появился возле них и не сказал: «Зачем сидите вы здесь и сторожите меня? Я не здесь, ибо я вознесся и получил все, чтобы было обещано».

Когда гробницу отворили, она оказалась пуста. Но даже пыли, касавшейся некоторое время покоившегося там тела апостола, оказалось достаточно, чтобы творить чудеса. Когда у царя Миздая заболел сын, царь велел открыть гробницу и взять там чуточку пыли, и от этой пыли мальчик выздоровел.

После этого даже жестокий царь Миздай уверовал во Христа.