Целый час мы идем по следам в снегу к захоронению. Расстояние небольшое, но приходится идти по глубокому снегу и перелезать через упавшие деревья и валуны. Каждый шаг дается с трудом, ноги горят от напряжения.

Перед нами поляна. Бело-голубая оградительная лента, обвязанная вокруг деревьев, покачивается на ветру. Вся поляна утоптана.

– Непонятно, куда они пошли дальше, – говорит Андреас. – Здесь слишком натоптано. И снег быстро засыпает следы.

Я смотрю на следы ног полицейских, криминалистов и любопытствующих. Отряхиваю снег с одного из камней в захоронении и присаживаюсь. Моим ногам нужен отдых.

– Как думаешь, куда они пошли?

Я говорю «они», потому что мы с Андреасом сразу поняли, что Ханне в лесу не одна. В снегу были следы по меньшей мере двух, а может, и более человек.

Андреас подходит ко мне, опирается руками о колени и оглядывается. Изо рта вырываются облачка пара, щеки красные от мороза. Кристаллики льда застыли в щетине на подбородке.

– Понятия не имею, – выдыхает он.

Мне холодно. Пока мы шли, я не чувствовала холода, но теперь вся дрожу. Кожа под пуховиком в холодном поту, камень, на котором я сижу, просто ледяной.

Змеиная гора возвышается над нами, как темный великан. Где-то раздается хруст ветки, наверно, под копытом косули или лося.

И как всегда, оказываясь здесь, я думаю о скелете, который мы нашли. И о всех тех летних вечерах, когда мы с друзьями распивали тут пиво и ждали ребенка-призрака, который так никогда нам и не явился. О друзьях, разъехавшихся кто куда – в Стокгольм, Катринехольм, Эребру.

О Кенни, который отправился в совсем другой долгий путь.

Урмберг полон несбыточных надежд и сбежавших людей.

Перед глазами возникает мама.

Почему она осталась? Почему не уехала, как остальные? То, что Маргарета и Магнус остались, я еще могу понять – они больше никуда не вписываются. Они слишком странные. Но мама могла бы найти хорошую жизнь в Стокгольме.

Вместо того, чтобы гнить здесь, в Урмберге.

Из леса слышится шум.

– Где это? – спрашиваю я, вглядываясь в просвет между заснеженными деревьями.

В лесу тихо. Никого не видно – ни людей, ни животных.

Андреас пожимает плечами.

– Может, косуля.

То, что произошло между нами этой ночью, мы не обсуждали. Я не знаю, что он чувствует и, главным образом, что я сама чувствую. Только в одном я сейчас уверена – свадьбы с Максом не будет. Странно, но мне ни капельки не грустно.

Возвращение в Урмберг все изменило.

Здесь столько воспоминаний, здесь все напоминает мне о том, какой жизни я всегда боялась. Но при этом Урмберг заставил меня посмотреть на Макса по-другому. И чем дольше я здесь, тем сильнее осознание, что я не хочу выходить за него замуж.

Я не знаю, хочу ли переезжать в Стокгольм. Это слишком далеко от мамы. А за последние недели я поняла, что хочу быть рядом с ней.

А решение учиться на юриста – зачем мне вообще все это? Мне нравится моя работа в полиции.

Я поднимаюсь, и в этот момент звонит телефон. Стянув варежку, роюсь в кармане. Руки окоченели от холода. Мне с трудом удается взять трубку.

Это Манфред.

– Вы нашли Ханне?

– Нет, следы шли к захоронению, как мы и думали. Но дальше мы потеряли след. Тут слишком натоптано. И опять идет снег.

– Ладно. Кто-то звонил в полицию и заявил, что у захоронения планируется убийство.

– Что? Сейчас?

– Да, совсем недавно.

– Кто звонил?

– Звонок был анонимный, но коллега сказала, что голос детский. Может, это шутка. Но мы все равно в пути. Так что держитесь начеку.

– Хорошо, но тут все тихо.

– Ладно. До скорого.

Голос у Манфреда рассеянный, словно мысли его где-то далеко.

– Да, еще кое-что, – добавляет он. – То украшение, которое было у Ханне, медальон Азры, с локоном волос внутри.

– Да?

– Ты его трогала? Локон, я имею в виду.

Я задумываюсь. Вспоминаю, как мы с Андреасом сидели в машине перед домом Берит. Как медальон лежал открытый, как золотая устрица, в руке Андреаса и как я провела пальцем по темному локону.

– Да, – отвечаю я. – Трогала. Хотела узнать, что это.

Я поворачиваюсь к Андреасу, он одними губами спрашивает: «В чем дело?», и я знаком велю ему подождать.

– А когда мы нашли Азру, у тебя брали пробу на ДНК?

– Да, а что?

– Потом обсудим. Мне позвонили криминалисты, они спрашивали… Объясню при встрече. Что-то пошло не так.

– Хорошо. Мы ждем у захоронения.

– Хорошо. Увидимся через четверть часа.

Я кладу трубку и убираю телефон в теплый карман. Натягиваю варежку и встречаюсь с Андреасом взглядом. Глаза у него темные, в щетине искрятся льдинки.

– Что случилось? – спрашивает он.

– Какой-то ребенок позвонил в полицию и сказал, что здесь планируется убийство. Они будут тут через пятнадцать минут.

– Ладно. А что ты там такое трогала?

– А, это. Манфред спрашивал, не трогала ли я локон волос в медальоне Азры.

– Почему?

– Не знаю. Криминалисты его спросили.

Андреас морщит лоб и поправляет шапку:

– Странно.

Я киваю.

Снова раздается шум, и мы оба поворачиваемся на звук. Издалека слышны голоса, но такие слабые, что, кажется, они звучат в нашем воображении. Кажется, голоса идут откуда-то сверху, с вершины горы. Одновременно с другой стороны раздается хруст веток.

Андреас опускается на корточки и шепчет:

– Черт, там кто-то есть.

Он прав. Кто-то или что-то стоит на вершине Змеиной горы. А еще кто-то приближается к нам со стороны проселочной дороги.

Я тоже опускаюсь на корточки в надежде, что за заснеженными кустами нас не будет видно. Рукой опираюсь о его спину.

Голоса теперь раздаются громче. Кажется, что двое людей разговаривают друг с другом, спорят о чем-то. Шаги в лесу слышны отчетливее.

Я стараюсь не шевелиться. Сильно сжимаю плечо Андреаса. Через мгновение между деревьями возникает человек.

Это крупный мужчина. Он идет тяжелой поступью, сгорбив спину, и держит что-то в руках, но я не могу разобрать что.

Я моргаю и втягиваю воздух.

Это Магнус.