Глава 1

Осенний ветер трепал мой плащ, но солнце припекало еще совсем по-летнему. На небе не было ни облачка, и морская пена светилась серебром. Мы ехали вдоль берега, и то была шестнадцатая осень моей жизни.

Нас было трое: я, Асгрим Законник, мой одногодок, и Токе, который был на два года старше нас, и поэтому считался нашим вождем. Токе был бы нашим вождем, даже если бы был младше, ведь он был сыном ярла Паллига, правителя всего острова Фюн, и в его в жилах текла королевская кровь. А мы с Асгримом – были сыновьями простых бондов. Ярл Паллиг приходился внуком старому конунгу Горму, племянником конунгу Харальду Синезубому, тому, что объединил всю Данию, и двоюродным братом конунгу Свейну, прозванному Вилобородым за длинную бороду, что перед боем он заплетал в две косицы.

Асгрим, прозванный Законником за унаследованную от отца, жреца и законоговорителя на нашем острове, привычку рассуждать с умным видом, приходился Токе двоюродным братом, но по материнской линии. Поэтому королевской крови в нем не было. А значит, он был таким же свободным бондом, как и я. И нам полагалось во всем повиноваться Токе. И тот, важничая, ехал впереди нас, показывая дорогу. Это было бы не так смешно, если бы мы ехали куда-либо еще, но наш путь лежал в усадьбу моего отца, и я знал все повороты берега наизусть еще с той поры, когда отец впервые отвез меня в усадьбу ярла Паллига.

Тогда я думал, что это будет очень почетно жить в усадьбе у ярла. Но Токе быстро объяснил мне, что никакого почета здесь нет, ведь я не буду фостри – приемным сыном ярла. Да это и невозможно, потому что приемный отец не может быть выше по положению, чем отец настоящий. А буду я просто заложником на случай, если мой отец откажется платить дань ярлу, как он уже не раз делал. И место мое за столом будет между самым младшим дружинником и ценным домашним рабом.

Конечно, все было не так плохо. Ярл Паллиг хотел, чтобы мы с Токе подружились, потому что даже ярл не может править без поддержки свободных бондов. А мой отец был самым зажиточным бондом на всем восточном побережье острова Фюн. Да только Токе не хотел дружить – он хотел повелевать, даже когда ему было только пятнадцать. И вместо золота, которое по обычаю вождь раздает своим людям, Токе раздавал нам подзатыльники, ведь он был сильнее и старше любого нас. Всего нас было четверо: я и еще трое таких же заложников, а пятым в команде Токе был Асгрим Законник. И так продолжалось бы и по сей день, если бы мы не объединились с Асгримом и не накинулись на сына ярла за дровяным сараем. С тех пор он держал свои руки при себе, но по-прежнему ожидал, что мы будем ему подчиняться.

Теперь Токе вез меня домой, потому что мой отец ходил в поход с ярлом Паллигом и конунгом Свейном, и они убедились в его верности. На прощанье ярл подарил мне меч и сказал, что Токе с Асгримом проводят меня. Увидев меч, я так обрадовался, что даже путешествие вместе с Токе не показалось мне совсем ужасным. Я долго разглядывал разводы на лезвии и узоры на крестовине и яблоке и пробовал сбривать волоски на своей левой руке, чтобы оценить остроту лезвия. Мечу я дал имя: Драконий Клык. И теперь, ощущая его тяжесть у себя за спиной, я чувствовал себя могучим воином.

– Долго нам еще ехать? – спросил Асгрим, обращаясь ко мне. – Я уже хотел бы чего-нибудь съесть.

– Маленький Асгрим проголодался? – Токе обернулся к нам. – Время приложиться к мамочкиной груди?

– Вот к чьей бы груди я охотно приложился, – тут же ответил Асгрим, – так это к груди твоей мачехи. И никто бы меня от нее не оторвал. – Асгрим подмигнул мне.

Сначала лицо Токе стало гневным, но затем он рассмеялся:

– Что же, попробуй, и отец скормит тебя собакам. Простому бонду, такому, как ты, даже мечтать о дочери конунга не стоит… Если он хочет жить.

Конечно, они говорили о Гунхильд, молодой жене ярла Паллига, дочери Харальда Синезубого и сестре конунга Свейна. Свадьба состоялась весной, перед тем как ярл отправился в поход в земли англов и саксов. Гунхильд было столько же лет, сколько и нам с Асгримом, и она была красива, а Паллиг был старше ее лет на тридцать и казался нам стариком. Мы радовались, когда она проходила мимо, и всегда пытались завязать с ней разговор. Но Токе, мне казалось, ее ненавидел, считая недостойной занять место его умершей недавно матери.

– Если мне о ней даже мечтать нельзя, – Асгрим подъехал к Токе поближе, – может ты попробуешь ее очаровать? В тебе-то королевской крови много, ты нам сам об этом каждый день по три раза напоминаешь.

– Гунхильд – жена моего отца, и если ты об этом забыл, то сейчас я выбью тебе зубы, чтобы напомнить! – Токе делал вид, что сильно разгневан.

– Может, она и жена ярла Паллига, но я вижу, какими глазами ты на нее смотришь, когда думаешь, что тебя никто не видит. – Асгрим не испугался, потому что хорошо знал цену угрозам сына ярла.

Вот это была новость! Я как-то не замечал, что ненависть Токе напускная. Но сейчас Токе покраснел, и я понял, что Асгрим угадал.

– Я не знаю, что ты там видишь, – Токе справился с собой, – но я сейчас забью твои слова тебе в глотку!

– Да брось ты, Токе, браниться попусту, – Асгрим решил пойти на мировую. – Всем нам нравится Гунхильд. Но мы помним, что она жена твоего отца. И самое большое, на что кто-то из нас может рассчитывать, это просто скромный поцелуй. Но в губы, а не в темечко, не так, как мачеха целует своего пасынка. – Асгрим подмигнул мне. – Один поцелуй в знак того, что ей кто-то понравился. Я, думаю, мог бы этого добиться.

– Ты? – Токе скривился. – Да от тебя слишком воняет протухшей селедкой, чтобы она просто смогла к тебе приблизиться.

– Кое-кому нравится и протухшая селедка, если она лежит в бочке достаточно долго. Но, может, ты покажешь нам, как надо очаровывать дочерей конунга? – ехидно спросил Асгрим. – А то мы видим только, как ты увиваешься за толстухой Сив на поварне.

И Токе снова покраснел. Он любил похвастаться своими похождениями. Правда, обычно это были сказки о том, как он соблазнил дочь знатного бонда, имя которого он не может назвать, и было это где-то далеко, где нас не было. А в усадьбе отца в Оденсе Токе только увивался за служанками, впрочем, без особого успеха. Спеси ему было не занимать, а вот щедрым его даже близкий друг не назвал бы. Впрочем, друзей у него тогда не было.

– Если бы я захотел, – ответил Токе, – то Гунхильд забыла бы все и…

Асгрим не дал ему договорить:

– Мы все знаем твою похвальбу, Токе. Давай биться об заклад, что у нас с Сигурдом быстрее получится заработать поцелуй Гунхильд? Готов поставить свой серебряный браслет против твоего кольца, что не ты будешь первым.

Асгрим толкнул меня в бок, и я закивал. Потом он показал на браслет и кольцо на пальце Токе. Браслет на ярмарке в Оденсе оценили бы раза в два дороже кольца. Поэтому Токе не удержался:

– Я принимаю твой заклад. И вот увидишь, не пройдет и двух недель после нашего возвращения, как браслет станет моим.

Асгрим Законник кивнул и сказал:

– Только если я его потеряю, а ты найдешь. Готовься расстаться с кольцом, ведь мы заключили ряд.

И Асгрим первым стукнул пятками бока своего коня и унесся вперед. А мы поскакали за ним.

В усадьбе моего отца Харальда Бьёрнсона жизнь кипела. Не прошло еще и нескольких дней, как он вернулся из похода со своим кораблем и привез большую добычу. Вместе с ним из похода вернулись мои старшие братья: Бьёрн и Рагнар. Сейчас Бьёрн, который был старше меня всего на три года, гордо расхаживал по берегу и с видом хозяина отдавал приказания работникам, разгружавшим корабль.

Бьёрн был первым, кого я увидел из своей семьи. И он обрадовался, когда заметил меня. Улыбка у него оставалась такой же, как и полгода назад, хотя на щеках уже пробивалась светло-русая щетина. Брат обнял меня, как только я спрыгнул с коня. Потом он поприветствовал Асгрима и Токе.

– Это был славный поход, – сказал Бьёрн, показывая рукой на бочонки и сундуки, которые переносили с корабля в амбары. – Конунг англов и саксов Эдальрод был очень щедр к бедным мореходам и согласился выплатить нам шестнадцать тысяч марок серебра. Ты бы представить себе не мог такую кучу серебра в одном месте! Только чтобы пересчитать долю конунга Свейна, понадобилось три дня. А потом мы еще три дня делили нашу долю между собой. И это не считая того, что мы взяли в его стране до того, как Эдальрод запросил мира.

– Мой отец сказал, что саксы не приняли боя, испугавшись нашего войска. Эти трусы так боятся за свои жизни, что платят нам серебром вместо того, чтобы встретить железом, – влез в разговор Токе.

– Жалко, что тебя не было с нами, Токе Паллигсон, – ответил Бьёрн, – не то бы саксы не отделались так легко.

Мы с Асгримом улыбнулись, но лицо Бьёрна оставалось невозмутимым, и Токе решил, что ему льстят.

– Отец обязательно возьмет меня в следующий поход и даст корабль с командой, – сказал он.

– Тогда тебе уже сейчас стоит начать подбирать себе людей, – ответил Бьёрн. – Негоже идти в поход с людьми, с которыми не хлебал из одного котла и не спал у одного костра.

Все-таки Бьёрн за эти полгода сильно изменился. Стал рассудительным, как наш отец. И даже Токе нечего было ему возразить, ведь он-то ни в один поход пока не ходил. Мне казалось, что Паллиг слишком бережет своего наследника, однако сам ярл говорил, что с походами незачем спешить, их и так будет немало, а Токе лучше еще подучиться драться на мечах и копьях.

Тут меня кто-то хлопнул по плечу. Я обернулся и попал в объятия к своему второму брату Рагнару. По нему я скучал особенно сильно. Ведь он был всего на год старше меня, и до моего отъезда в усадьбу ярла мы почти не разлучались.

– Ты вырос, Сигурд, – сказал Рагнар. – И в следующий поход ты пойдешь с нами.

Сам Рагнар тоже подрос, и у него появилась полоска усов над верхней губой. Да и глядел он теперь как-то по-другому: увереннее и слегка снисходительно.

– В следующем походе Сигурд будет в моей команде, – снова вмешался в разговор Токе.

– Если так решит ярл Паллиг, – ответил Бьёрн. – Наш отец хотел бы, чтобы мы все трое были на одном корабле.

– Значит, идите ко мне в команду все трое, – сразу же нашелся Токе.

– И меня не забудьте взять, – в разговор вступил Асгрим, – когда у тебя будет корабль, Токе, – добавил он чуть погодя.

Бьёрн улыбнулся Асгриму, и, обняв меня за плечи, повел в нашу усадьбу.

Мои родители были рады, что все их дети наконец собрались под родной крышей. И в этот вечер в нашем доме никому не было отказа в пиве и мясе. Сначала всем за столом раздали ржаные лепешки, затем внесли блюда с жареной свининой, и я положил на свою лепешку здоровый кусок задней ноги. Я никогда не мог есть мало, когда на поварне хозяйничала моя мать. Асгрим тоже налегал на свинину и только Токе морщил нос, тихо бормоча, что ему больше по нраву селедка с овсянкой, чем подгорелое мясо.

За столом по левую руку от отца сидела вся наша семья: мать, двое моих братьев и две младших сестры – Гюда и Аса. А справа от отца сидели его люди – те, кто ходил с ним на одном корабле, его команда. Корабль у отца был не очень большим – с восемнадцатью парами весел, и в команде у него было сорок четыре человека, не считая моих братьев. По правую руку от отца сидел его кормщик, суровый старик Кетиль Борода, прозванный так за достававшую до пояса белую бороду. Кетиль раньше учил меня ходить под парусом. За ним сидел Маленький Аке, здоровущий, заросший бородой по самые глаза воин, обычно охранявший моего отца в бою. Следующим был Толстый Карк, такой высокий и широкий в плечах, что когда его ставили во главе клина воинов, ни одна стена щитов не могла перед ним устоять. Еще дальше сидел Эстейн Синий Змей, прозванный так за рисунок дракона на спине и шее, – я тогда считал его лучшим воином моего отца, ведь это он учил меня биться на мечах и копьях, стрелять из лука и скакать на коне. Эстейн был нашим оружейником и, наверное, самым хитрым в дружине. За ним сидели остальные дружинники, и я радовался, глядя, как они едят и пьют в нашем доме, в доме их вождя – моего отца.

С нашей стороны дальше за столом сидели наши соседи – те, что не ходили в поход, но кому не терпелось узнать о том, что произошло в стране англов и саксов. Как только первые куски мяса были проглочены, а первые рога пива выпиты, встал Гудмунд из Бовенсе, чья усадьба лежала к югу от нашей.

– Приятно видеть, когда славные воины возвращаются домой с богатой добычей, – начал он. – Но пока молодежь еще не выпила много пива и не начала хвастать своими подвигами, хотелось бы и нам услышать рассказ обо всем, что случилось в земле саксов. Расскажи нам об этом, Харальд, без пустой похвальбы, как пристало мудрому мужу.

Мой отец встал, поклонился, снова сел и начал свой рассказ:

– Я расскажу вам о том, что видел, и как мы бились с англами, саксами, ютами и даже осевшими там сто лет назад данами. И я буду звать их саксами, как в старину, хотя даже западные саксы с тех пор, как их конунг Адальстейн подчинил себе север с Йорвиком, теперь все чаще называют себя англами, а свой остров – Англией.

Отец отхлебнул пива в тишине и продолжил:

– Знаете вы, что наш конунг Свейн и Олаф сын Трюггви, вождь из Норвегии, уже второй год были в походе в земле саксов. Прошлым летом, слышали вы, наверное, прошли Свейн с Олафом вдоль всего севера Англии, и не было ни одной крепости, которая бы перед ними устояла. А войско саксов, что собралось против них, разбежалось, едва заслышало их боевой клич. Взяли они и Йорвик и там зазимовали. И Свейн задумал на следующий год идти на юг и послал в наши земли за людьми, потому как на юге больше крепких городов, и с малой силой их не взять. Тогда нас собрал ярл Паллиг и весной повел за собой.

Отец сидел, широкоплечий, с густой расчесанной частым гребнем бородой, со светло-русыми волосами, в которых еще не пробивалась седина, и хотя говорил он о том, что всякому здесь было известно, никто не осмеливался его перебить. Но вот он стал рассказывать о том, что случилось этим летом, как бились они под стенами самого большого города англов Лунденбурга, как два раза приступали к стенам и два раза отступали и как бились за мосты на реке Темзе. Тут все уже совсем затаили дыхание – никто не хотел пропустить ни одного слова. Только иногда тишина прерывалась одобрительными возгласами, когда в рассказе кто-то из наших воинов сражал какого-нибудь особенно опасного противника. Потом отец рассказал, как вожди совещались и как решили уйти от Лунденбурга на юг и начать разорять тамошнее побережье.

– И вот как-то утром сидим мы в нашем стане, осаждая небольшой городок саксов, и тут видим: к нам идет множество людей в странных одеждах, – продолжал отец. – Мы поначалу подумали, что король Эдальрод решил напустить на нас колдунов, раз уж войско его разбегается, как только увидит нашу стену щитов. Но затем наши конные окружили колдунов, и те оказались священниками Белого Христа, которых конунг Эдальрод послал к нам говорить о мире. Тут уж мы обрадовались, потому как решили, что о серебре говорить со священниками намного легче, чем с бывалыми воинами. Но не тут-то было! Священники оказались жадными, как гномы. Дни шли за днями, а мы все никак не могли прийти к согласию – ведь торговаться приходилось за каждую марку. Под конец конунг Свейн сказал, что его воины готовы в тот же день снова уйти в набег на земли конунга Эдальрода и велел седлать коней. Он сказал, что, по слухам, в землях западных саксов остались еще монастыри, в которых давно не молились северные мореходы. Только тогда священники согласились заплатить дань, приличную для таких бывалых воинов, как мы. И всего вышло шестнадцать тысяч марок чистейшего серебра!

Тут раздались довольные крики, а иные завистливо цокали языками. Но отец продолжил:

– Но и тут священники взяли свое. Конунг Свейн, едва получив нашу долю, сразу отправился домой, а Олаф сын Трюггви попал под их чары и согласился принять веру в Белого Христа. Он остался зимовать в Англии, и его люди говорили, что до весны немало серебра, что им заплатили, перекочует обратно в руки саксов.

Тут опять встал Гудмунд из Бовенсе:

– Скажи, Харальд, верно ли говорят, что земли в Англии плодородны, а зима намного мягче, чем у нас?

– Это правда, Гудмунд, каждый из нас охотно поменял бы свой надел здесь на такой же надел в Англии, – ответил отец.

– Тогда скажи, Харальд, не было бы мудрее брать с англов не серебро, а землю, как делали наши прадеды при сыновьях Рагнара?

Гудмунд вспомнил о том, что происходило больше ста лет назад, когда далекие предки нашего конунга Свейна, сыновья Рагнара Кожаные Штаны, захватили три из четырех королевств в Англии. Многие бонды из наших мест переселились тогда в Йорвик и в земли восточных англов. Да только потом все их владения снова попали под руку конунга саксов.

– Твоя правда, Гумунд, – согласился отец. – Лучше бы нам было взять с саксов дань землей. Как ты, возможно, слышал, лет десять назад на пиру у своего отца наш конунг Свейн поклялся, что подчинит себе всю Англию. Однако не все, что хочешь, сразу получаешь. Олаф сын Трюггви разбил восточных англов три года назад, и все думали, что теперь некому будет встречать нас с оружием на их берегах. Но куда бы мы ни приходили, мы видели и пеших, и конных в броне. И не сказал бы я, что кто-то из них готов был бы поделиться своей землей. А сказал бы, что у конунга Эдальрода воинов побольше, чем у нас. Да только вожди их не ладят промеж собой.

Тут в разговор вступил Эстейн Синий Змей:

– Пока еще саксы слишком сильны, чтобы отдать нам самое дорогое, что у них есть – свою землю. Но их конунг – никудышный воин, а его советников никто не назовет мудрыми. Пройдет время, саксы устанут платить нам дань и отвернутся от своего конунга. И тогда конунг Свейн примет их под свою руку и даст им мир.

– А все воины Свейна получат землю, – добавил отец.

Тут все радостно заревели, и Гудмунд провозгласил здравицу за конунга Свейна. Мои братья пошли и сели среди воинов. И только мне было не совсем радостно. Лицо у меня, видно, было таким мрачным, что Асгрим подошел, уселся рядом и спросил меня:

– Кое-кто бы сказал, что ты только что проглотил живую лягушку и теперь боишься открыть рот, чтобы она не выпрыгнула наружу. Неужели тебе не весело на празднике в честь возвращения твоего отца и братьев?

Мне пришлось ответить:

– Я – младший сын своего отца. Усадьба, где мы пируем, достанется моему старшему брату Бьёрну. Приданое матери будет разделено между моими сестрами. Мне и моему брату Рагнару нужна своя земля, а где ее взять, коли нет серебра? А как добыть серебра, если все время сидеть дома, а не ходить в походы?

Асгрим кивнул в сторону Токе, что налегал на свинину, хотя и назвал ее подгорелой.

– Токе старше нас, но еще ни в один поход не ходил. Так что всему свое время.

– Ха, – усмехнулся я, – все знают, что два года назад ярл Паллиг дал своей умирающей жене клятву не брать его в походы три года. Но на следующий год Токе пойдет в поход, и у него будет свой корабль. А кого из нас возьмет с собой отец?

– Ты говорил, что Бьёрн собирается жениться, – ответил Асгрим. – Возможно, с молодой женой он захочет остаться дома?

Я показал Асгриму на Труду, дочь Гудмунда из Бовенсе, которую сватали за моего брата. У нее были близко посаженные глаза, крючковатый нос и вечное недовольство на лице.

– Тебя бы удержала дома жена, если бы она была похожа на Труду?

Асгрим задумался:

– Кое-кто сказал бы, что она похожа на гусыню, но, возможно, я просто не могу разглядеть ее достоинств.

– Да, – я рассмеялся и зашептал ему на ухо, – ее достоинств ты тут не разглядишь, но они есть. Во-первых, это ее приданое…

Асгрим хлопнул меня по плечу:

– Можешь не продолжать. Этого хватит.

Но я продолжил:

– Во-вторых, как говорит сам Бьёрн, у нее сильные руки, выносливые ноги и здоровые зубы. А в-третьих, она знает толк в хозяйстве и будет доброй помощницей моей матери.

– Разве это плохо? – спросил Асгрим.

– Может, это и неплохо, но я бы предпочел отправиться в землю саксов и добыть там себе серебра, а если повезет, то и земли. А Бьёрн пусть остается дома, раз он все равно получит землю в наследство.

– Не стоит завидовать брату, Сигурд, – сказал на это Асгрим. – Люди говорят, что нити наших судеб – в руках норн, божественных прях. И никто не знает, как им вздумается вертеть твою нить и когда они решат обрезать ее.

Отец Асгрима был законоговорителем и жрецом в святилище Одина в Оденсе, и от него он нахватался мудрых слов. Но меня он не мог убедить: я завидовал своим братьям в том, что они стали воинами, а я в своей жизни ни разу не сражался острым мечом. И я сказал:

– А если отец не возьмет меня с собой, то мне остается только одно – пойти за первым вождем, который пообещает мне серебра или землю, будь он хоть саксом, хоть даном, хоть Олафом сыном Трюггви.

Асгрим рассмеялся:

– Не торопи норн. И будь осторожен в своих желаниях, как всегда говорит отец, когда я прошу купить мне лошадь или новый шлем. Боги плохо слышат, и, когда твои слова попадают им в уши, то смысл их часто меняется. Так что желания сбываются не так, как ты думаешь.

Как он был прав тогда!

На следующий день Асгрим и Токе собирались в обратный путь, и я спросил их, помнят ли они про наш спор. На это Асгрим ответил, что раз я не смогу в нем участвовать, то его надо отложить до тех пор, пока я снова не приеду в Оденсе. Токе посмотрел на браслет Асгрима, хотел было возразить, но сказал:

– Асгрим сказал верно. Как только ты снова приедешь к нам в усадьбу, мы начнем считать две недели, о которых условились. Посмотрим тогда, кто у нас больше по нраву женщинам.

Он взобрался на коня и продолжил:

– И помни, о чем мы говорили здесь. У меня будет свой корабль, и твое место – в моей команде.

Мы с Асгримом обнялись, и он шепнул мне:

– Токе боится подкатывать к Гунхильд, пока его отец дома.

Я улыбнулся, Асгрим тоже сел на коня, и они уехали. А я решил, не таясь, поговорить с отцом.

Я выбрал время, когда он был один, проверяя в сарае утварь перед наступлением холодов. Я вошел и с вызовом спросил, пойду ли я с ним в его следующий поход. Отец посмотрел на меня и рассмеялся.

– Вижу, Сигурд взрослеет, – сказал он, вдоволь насмеявшись. – Он начинает разговаривать, как мужчина.

– Я три года был заложником, а мои братья жили дома и ходили с тобой в походы. Теперь они вернулись с большой добычей, пока я терпел выходки Токе. – Я говорил, опустив глаза.

Отец не стал спорить.

– У тебя за спиной висит неплохой меч. Не покажешь ли ты, чему тебя научили в усадьбе ярла?

Я с радостью вынул из ножен за спиной Драконий Клык, с которым не расставался, и ждал, когда отец сходит за своим Кормильцем Воронов – дома он носил на поясе только нож. Но он взял в руки простые вилы и приказал мне нападать. Я не был готов к такому унижению и почувствовал страшную злость. Не помня себя, я бросился вперед, нанося удар слева сверху вниз. Но отец ожидал этого и легко уклонился от удара, вскользь коснувшись древком вил моего лезвия и подтолкнув меня вперед. Я не успел остановиться, как он оказался у меня за спиной и легко коснулся концом древка моего затылка.

– Даже если бы у меня были не вилы, а просто палка, то ты бы все равно проиграл. – Отец воткнул вилы в землю и оперся на них. – Видно, воины ярла совсем разленились, пока его не было дома. Теперь ты снова будешь каждый день упражняться с Эстейном. Если ты будешь прилежен, то весной я найду тебе место на гребной скамье.

Потом он подошел ближе и продолжал:

– Но запомни еще кое-что. Не стоит верить всему тому, что воины рассказывают, вернувшись из похода. Как ты думаешь, почему мы год за годом ходим к чужим берегам и берем все, что нам приглянулось?

Я задумался, но потом вспомнил слова ярла Паллига, что он не раз повторял Токе:

– Легенда говорит, что есть разные люди. Одним суждено быть рабами, другим бондами, а третьим – воинами и вождями. Мы – воины! Когда мы идем в поход, мы просто берем у рабов и бондов то, что наше по праву. Мы – сильные, и мы побеждаем врагов на их земле. А все, кто слабее, должны платить нам дань за то, что мы сохраняем их жизни. Разве не так?

Отец долго смотрел мне в глаза:

– Ты думаешь, что мы взяли добычу в битве, гордо побеждая врагов? Нет, мы добились дани, разоряя деревни и сжигая церкви. Кроме Лунденбурга, войско саксов мы видели только один раз за все лето. Да и то доброй битвы не вышло. Мы победили потому, что каждый раз, когда саксы собирали войско, мы садились на корабли и плыли грабить в другое место. В конце концов конунг Эдальрод устал смотреть, как бедствуют его крестьяне, и заплатил за них дань. Не думай, что в твоем походе будет по-другому. Когда ты сможешь, ворвавшись в дом, убить хозяина и увести в неволю его жену и детей, тогда ты сможешь участвовать в походах Свейна.

Помолчав, он добавил:

– Сам бы я уже давно перестал ходить в походы, да ярл требует дани железом. И в походах мне сопутствует удача. Однако над тобой ярл пока не властен. Потому не жалуйся на свою судьбу. Следующим летом ты узнаешь, годишься ли для войска конунга Свейна.

Я промолчал, и отец вышел. А сам я думал, что мои походы будут совсем другими, и я покрою себя славой, подобно героям из песен. Как наивен я был в шестнадцать лет…