Психологические последствия насилия

На летнюю сессию Алина не пришла. Невыносимо было даже снова оказаться в стенах института, не то что встречаться с теми людьми, которые повернулись к ней неожиданной и страшной стороной и от которых она ждала теперь самого худшего. Кроме того, она все равно не сдала бы экзамены, потому что была не в силах сосредоточиться на учебе. Она вообще потеряла способность сосредотачиваться: пыталась читать учебники и собственные конспекты, но чтение получалось машинальным, смысл она не понимала; пыталась слушать лекции в записи, но слова сливались в белый шум. Трудно было поверить, что еще недавно ей было достаточно взглянуть на страницу, чтобы вычленить из текста главное, а подготовка к сессии превращалась в трудное, но увлекательное занятие, которое дарило усталость и радость, как плавание или ходьба на лыжах. Тогда она была главной отличницей в группе, теперь же не могла угнаться за самым безнадежным троечником.

Пришлось выдержать очередной скандал с матерью; она причитала: «Только не бросай институт! Столько усилий, столько денег вложено…» Сошлись на том, что Алине надо отдохнуть. Взять академический отпуск, заняться необременительной работой, а потом с новыми силами прийти в новую студенческую среду, где никто не будет вспоминать старое. Алина не слишком верила в этот план, но, чтобы закончить препирательства, согласилась. В институт она пришла в сопровождении матери. Пока дошла до деканата, чуть не потеряла сознание: в голове появился звон, затошнило, все побелело перед глазами. Мать едва успела ее подхватить. В деканате пришлось заполнять множество документов, и Алине чуть полегчало, зато она заметила, как на нее смотрят сотрудницы. Вот одна, не отводя глаз, наклонилась к другой, что-то шепнула на ухода закивала…Алина пыталась убедить себя, что ей это мерещится, но шариковая ручка запрыгала в дрожащих пальцах, оставляя на бумаге длинный след. Она попросила новый бланк. Ей выдали его неохотно, и теперь Алина уверилась, что к ней здесь относятся плохо и избегают открыто обвинять только из-за присутствия матери.

Прямо в вестибюле они столкнулись с Таней. Она не поздоровалась, прошла мимо… Как ни странно, Алина перенесла это вполне спокойно: она уже приняла тот факт, что те, кого она считала подругами, перестали ими быть.

Два летних месяца Алина провела на даче. Мама надеялась, что прежние дачные знакомые и свежий воздух помогут ей восстановиться, но с прежними приятелями Алина теперь общаться не хотела: помнила, что они поддержали ее в соцсетях как-то вяло, а один — тот, с кем она дружила с пяти лет, — и вовсе встал на сторону ее гонителей. Так что весь день ей приходилось оставаться в доме и возле него и ходить купаться на пруд ранним утром, чтобы уж точно никого не встретить. А все остальное время… Ну, мама могла думать, что дочь отдыхает: не стоило ее разубеждать. Но на самом деле Алину терзал круговорот прошлого. Перед глазами всплывали мучительные сцены: руки Максима шарят по ее телу… Таня упрекает ее за то, что она не ценит своего счастья… Она входит на свою страничку в соцсети и видит обвинения в корысти, упреки, оскорбления… Все эти воспоминания были настолько живыми и подробными, словно все происходило прямо сейчас, они могли настигнуть Алину где угодно: за прополкой грядки с клубникой, на озере, возле телевизора, особенно если в фильме попадалась любовная сцена. Не выдержав такого «отдыха», Алина стала искать работу. Пошла на первую же, куда ее захотели принять: лаборанткой на химическом производстве. Ну и ладно, не все ли равно? Главное, она будет чем-то занята. И деньги не лишние, хоть и небольшие — стыдно объедать маму, не вносить свой вклад в общий котел…

Дни тянулись за днями — однообразные, безрадостные. На работе Алину приняли неплохо, не придирались, но и в душу не лезли, разговаривали исключительно по делу, что ее устраивало. Сцены, в которых она была объектом издевательств, возникали в голове все реже, зато появились странные моменты, когда она, перемывая пробирки, начинала плакать. Ей не вспоминалось ничего печального, просто слезы текли сами собой. Невозможность сосредоточиться нарастала: Алине стало трудно читать даже самые простые книги с ясным сюжетом. Иногда в голове появлялась полная пустота, и Алина механически выполняла какие-то действия.

Однажды, вот так выпав из реальности и потом вернувшись в нее, Алина обнаружила, что вместо щелочи достала с полки бутылку с кислотой. Она едва успела исправить ошибку… Что, если это повторится? А вдруг она устроит взрыв, получит ожог? Вдруг по ее вине погибнет кто-нибудь или она сама? Алина попыталась вызвать у себя чувство страха, но испугалась вяло: ну да, она погибнет… А разве сейчас она живет? Но другие люди, они-то ни в чем не виноваты… Алина попыталась им сочувствовать — и не смогла: разве ей кто-то сочувствовал?

«Вот, — сказала она себе. — Вот такая я злая и отвратительная. Я заслуживаю того, что со мной случилось».

Если с вами случилось страшное, травмирующее событие, есть вероятность, что оно не отпустит вас и спустя долгое время. Вы снова переживаете его в кошмарных снах, вы не в состоянии перестать о нем думать, вы строите свою жизнь так, чтобы избегать всего, что с ним связано. Вспоминая о нем, вы снова и снова испытываете такие сильные чувства, словно оно произошло вчера, однако вас может тяготить, что вы не помните его целиком, что какие-то важные детали оказались утеряны. Произошедшее может возвращаться вдруг, появляясь даже тогда, когда вы чувствуете себя в полной безопасности, достаточно лишь крошечного напоминания: запаха определенных духов, особого освещения, цвета футболки вашего собеседника или какого-то слова, проскользнувшего в разговоре, — и вот вас уже «выносит» в ту давнюю ситуацию, вы не владеете собой, можете повести себя странно, неадекватно происходящему…

Такие «выносящие» эпизоды носят название «флешбэк», а состояние, признаком которого они являются, — посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). Флешбэки настолько мучительны, что в попытке их побороть некоторые люди начинают употреблять алкоголь или наркотики — и добавляют к своим проблемам новые.

Помимо перечисленного, ПТСР может проявляться в симптомах, которые, на первый взгляд, не имеют отношения к первоначальному травмирующему событию. Вы с трудом засыпаете и часто просыпаетесь среди ночи, сон ваш поверхностен и не приносит бодрости. Вы отмечаете несвойственную вам раздражительность, вспышки гнева, плаксивость, повышенную возбудимость. Вам трудно сосредоточиться, вы быстро устаете и чувствуете, что неспособны справляться с прежней интеллектуальной нагрузкой. Вы боитесь людей или чувствуете, что отделены от них невидимой стеной, что они совершенно вам безразличны или враждебно настроены. Вы теряете интерес к жизни, она не доставляет вам удовольствия, вас преследуют мысли о том, что так жить невыносимо, что в будущем вас не ждет ничего хорошего. В крайних проявлениях — это мысли о самоубийстве.

Не пытайтесь справиться с ПТСР своими силами. Тем более с помощью алкоголя или наркотиков.

Точно так же, как у ветерана войны, у человека, прошедшего через сексуальное насилие, меняется взгляд на мир и на себя. Мир, который раньше виделся безопасным и в целом дружелюбным, превращается в потенциальную ловушку, здесь отовсюду может грозить опасность, и надо постоянно быть настороже. Такие люди часто замыкаются в себе, разрывают старые связи и с подозрением относятся к новым. Что касается собственной личности, люди, перенесшие насилие, начинают считать себя ни на что не способными, не могущими контролировать то, что с ними происходит, утрачивают понятие о собственной ценности, начинают обвинять себя во всех недостатках.

Если вы перенесли сексуальное насилие, совсем не обязательно у вас будут наблюдаться все вышеперечисленные симптомы. Но если какой-то из них вас беспокоит, не ждите, что «время все вылечит», обратитесь к специалисту. Чем раньше начато лечение, тем оно эффективнее. Для лечения ПТСР хорошо подходит когнитивно-поведенческая психотерапия, а также EMDR, о котором было сказано выше. Не нужно бояться обратиться к психиатру: при необходимости он может выписать медикаменты.

ПТСР характерен для пострадавших от войны, природных и техногенных катастроф — и сексуального насилия. Этот факт еще раз показывает: сексуальное насилие — не мелочь, не предмет шутливых сплетен. Это личная война, это событие, которое меняет жизнь и делит ее на две части: «до» и «после».

Если человек, страдающий ПТСР, является вашим близким, у вас входит в привычку оберегать его от всего, что может вызвать воспоминания о травме, и это накладывает существенные ограничения на вашу совместную жизнь. Вы не узнаёте в нем того человека, каким он был прежде. Вы либо пребываете в опасливом ожидании его эмоциональных вспышек, либо пытаетесь вывести из апатии: «Ну давай же, встряхнись, соберись, возьми себя в руки!» Однако стыдить человека, страдающего ПТСР, за его поведение — все равно что стыдить больного гриппом за чихание и кашель. Если бы он мог взять себя в руки, он бы это сделал, потому что сам не рад происходящему с ним; но для этого не хватает его физиологических возможностей. Также не ждите, что вам удастся исцелить его любовью, терпением и заботой: ваша задача — убедить его пойти к врачу.