Когда опустилась ночь, что-то изменилось. Вслух ничего не говорилось, но все это чувствовали. Температура упала. Поднялся легкий ветер и оставил шепоток на тысячах затылков.

– Час настал, Эдди. Слушай бабушку.

Сидя у себя в спальне с отцовским револьвером в руке, Тормоз Эд смотрел в окно на задний двор, где росло дерево. Одна ветка провисала кривой улыбкой. Заряжай, Эдди. Пора в лес. В гости к бабушке идем, Эдди. Тормоз Эд стал заряжать револьвер. Каждый патрон со звяканьем укладывался в барабан – клик клик клик. Тормоз Эд забросил револьвер вместе со всем необходимым в свой рюкзак. Застегнул куртку и открыл окно. Спрыгивая с подоконника, он ухватился за насмешливую ветку-змею, которая благополучно перенесла его на землю. Ступай в лес, Эдди. Брэйди попытается захватить домик на дереве, Эдди. Не допусти захвата домика на дереве, Эдди. Брэйди. Эдди.

«Слушай бабушку».

– Понял меня, Брэйди? Час настал. Слушай бабушку, – сказала миссис Кайзер.

Брэйди Коллинз хотел помочь бабушке встать, но ее скрюченные артритом суставы только щелкнули, и она повалилась обратно на больничную койку.

– Стара я уже по лесам разгуливать, Брэйди, но ты помни, что тебе наказывала бабушка, хорошо?

– Хорошо, бабуля, – отозвался он.

Брэйди подошел к стенному шкафу. Надел зимнюю куртку и шарф. Схватил рюкзак, который набил припасами в ожидании скорой, вызванной к его матери для госпитализации. Нашел отцовский охотничий нож и пистолет времен Второй мировой. Потом застегнул молнию рюкзака и опять подошел к больничной койке.

– Надеюсь, ты найдешь свою девичью фамилию, бабушка.

– Найду, если мы выиграем войну.

Брэйди Коллинз кивнул, чмокнул бабушку в щетинистую щеку и ушел. В больнице была такая толчея, что никто не обратил внимания на восьмилетнего мальчика с рюкзаком. Беспрепятственно покинув здание, он начал долгий путь к Лесу Миссии. Хотел попрощаться с отцом, но тот дежурил у матери в отделении реанимации и интенсивной терапии. Брэйди надеялся, что его мать, когда очнется, забудет думать о Кэти Кайзер. Она это заслужила. В конце-то концов, она пожертвовала собой, чтобы удержать отца Брэйди от ночной вырубки леса. Брэйди мог только пожалеть, что другие способы не сработали. Но теперь час настал, Брэйди. Дженни. Брэйди.

– Дженни? – шепнул голос. – Час настал, Дженни.

Вероятно, это была ее мать. Голос нежный, сладкий. Теплый, как одеяло. Дженни Херцог сунула руку под подушку и вытащила нож. Посмотрела на отражение своих глаз в металле и заулыбалась, представляя, как лезвие войдет под кожу ее сводного брата. Потом она подкралась к его двери и без стука распахнула дверь. Сидя за компьютером, брат расстегивал штаны.

– Скотт? – окликнула она. – Скотт?

– Чего приперлась? – рявкнул он, вздрогнув от неожиданности.

– Я в лес иду. Пошли вместе?

– Фигли мне с тобой по лесам шарахаться? – процедил он.

– Я тебе дам все, что пожелаешь.

Ее сводный брат тут же выключил компьютер. Дженни подошла к Скотту и взяла его за руку. А потом направила свой зуд по руке прямо ему под кожу. Она повторяла это действие каждую ночь, пока он спал. Раз за разом принималась дышать ртом, чтобы не втягивать носом этот запах тухлятины. От его носков, от подмышек, от мази против угревой сыпи. Раз за разом дотрагивалась до этой мерзкой, потной пятерни. Готовясь к сегодняшней ночи. Война близко, говорила ей мама, а потому сейчас требуются солдаты. Зато потом, обещала мама, как только хорошие парни победят, Дженни получит разрешение искромсать морду Скотта и скормить ему его собственное мясо. Она наконец получит разрешение пустить брату кровь и умертвить его в потопе вместе со всем остальным гнусным миром.

В тот миг, когда лицо миз Ласко нависло над унитазом женского туалета в ее излюбленном баре, она почувствовала у себя на затылке этот шепот, сладкий и влажный. А она как раз хотела сунуть два пальца в горло. Не потому, что ее тошнило. Нет. А потому, что она до сих пор была трезва как стеклышко. Вот ей и подумалось: если сейчас очистить желудок и влить в себя бутылку «Джек Дэниелс», то, может, после этого удастся хоть чуток захмелеть. Но и это не помогло. И она расплакалась. Давно уже миз Ласко не набиралась так, чтобы наутро ничего не вспомнить. И не потому, что отказывала себе в спиртном. Наоборот, она каждый вечер топила себя в алкоголе. Но из-за этого проклятого зуда действия алкоголя не ощущалось. Зато все остальное ощущалось предельно четко. Потому что жизнь превратилась в притворную пьянчужку, которая беспощадно заставляла ее вспоминать все гадости, которые она когда-либо делала. И все гадости, которые делали ей другие. Когда терпеть это стало невмоготу, она опустилась на колени перед унитазом и начала молить Бога, чтобы Он дал ей возможность захмелеть, как раньше. И вдруг, к ее радости и вящему облегчению, молитвы эти были услышаны. Тонкий голосок известил, что к ней наконец-то вернется способность забываться, а не переводить спиртное почем зря. При одном небольшом условии: прийти после работы в Лес Миссии, чтобы там посетить некое «уютное заведение».

Так продолжалось около часа. По всему городу люди бросали свои занятия и стягивались в Лес Миссии. Даг, когда у него зазвонил телефон, оторвался от рождественского ужина.

Дебби Данэм занималась любовью с охранником на парковке супермаркета «Джайэнт Игл», когда весь товар был распродан.

Старуха сидела в кресле-качалке у себя в мансарде.

Майк и Мэтт с матерями сидели за ужином. Старая иудейская традиция угощаться китайскими блюдами и смотреть кино на католическое рождество вступила в силу на сутки раньше. Когда пиршество закончилось, мальчики вскрыли свое печенье с предсказаниями.

Когда отец Том готовился ко всенощной, у миссис Рэдклифф возникла странная идея провести службу в Лесу Миссии. Отцу Тому такая затея совсем не понравилась. По его словам, ему даже виделась в ней какая-то скверна. Однако на него набросились хористы в полном составе, искусали, изранили и бросили истекать кровью у алтаря, а сами продолжили подготовку. Псалом оказался совершенно неизвестным, его прежде не репетировали, но почему-то все знали мелодию.

Но самая, наверное, нелепая мысль пришла в голову сестре Тэмми, когда та вышла покурить после завершения процедур в отделении реанимации и интенсивной терапии. В самом деле, мысль была настолько абсурдной, что сестра Тэмми поначалу списала ее на переутомление: как-никак из-за нехватки персонала ей пришлось отработать трое суток без отдыха. За последний месяц она увидела больше огнестрелов, ножевых ранений и суицидных попыток, чем за десять лет, минувших после ее окончания колледжа. А началось все с того, что какая-то женщина перерезала горло собственному мужу. Потом Мэри Кэтрин протаранила машину, в которой ехали Кристофер и его мать. Шериф получил пулю в грудь. На людях выстрелил себе в висок некий клоун. Миссис Коллинз добровольно заглотила галлон малярной краски. Да только ли это? Были и другие инциденты. Управление автомобилем в нетрезвом виде. Потасовки в барах. Дорожно-транспортные происшествия. Но самое жуткое – водитель школьного автобуса, мистер Миллер, практически сам напоролся на оленьи рога, когда отгонял автобус в гараж, доставив последнего школьника на рождественское празднество. А уж там случилась форменная бойня. И ведь главная странность заключалась даже не в этом. Нет.

Главная странность заключалась в том, что смертельных исходов не было.

Очень постаравшись, она все равно не припомнила, чтобы в последнее время у них констатировали смерть. Судмедэксперт даже шутил, что все остальные вкалывают без роздыху, а он прохлаждается, потому как последние доставленные на экспертизу останки представляли собой найденный в лесу детский скелет. Как звали того мальчика? Дэвид… А дальше? Когда же это было? С месяц назад. За целый месяц – ни одной смерти. Обалдеть.

Сестра Тэмми еще трижды жадно затянулась и вернулась на пост. Но прежде поблагодарила Господа за то, что смена ее все же закончится в полночь. Через пять часов она готовилась отправиться домой и поднять с отцом по бокалу «мерЛОТА». Через пять часов – Рождество.