Рождественское торжество станет настоящим праздником.

Так весь персонал говорил матери Кристофера. Торжество объединяло пансионат «Тенистые сосны» и начальную школу города Милл-Гроув; все гордились этой традицией, появившейся задолго до того, как название пришлось поменять на политкорректное «Зимнее торжество». В последнюю пятницу перед Рождеством учащиеся начальной школы исполняли «зимние» (или «праздничные») песни и угощали стариков домашним печеньем. Потом устраивали «Турнир воздушных шариков», и детей награждали призами. По правилам соревнования, главный приз доставался тому, чей воздушный шарик улетит дальше всех, но каждому ребенку полагалось небольшое поощрение. Все знали, что призы – это на самом деле подарки на Рождество и Хануку, но турнир был отличной возможностью продемонстрировать политику отделения церкви от государства.

– Ну да, а богослов демонстрирует политику отделения Бога от ослов, – приговаривали медсестры.

И не важно, кто стоял по какую сторону прохода – старики любили торжество: не все же двигать шашками и просиживать перед телевизором. Для детей это торжество всяко было лучше, чем уроки. Но больше всего радовался персонал: в часы праздника от стариков не поступало ни одной жалобы.

Нечасто в жизни бывают такие случаи, когда в выигрыше оказываются все.

В Милл-Гроув, пожалуй, этому событию не было равных.

– Вам слышали новость, миссис Риз? – на ломаном английском спросила одна из санитарок.

– Какую?

– Миссис Коллинз… она приболела грипп. Сегодня ее не придет. Рождественское чудо!

Все утро обитатели «Тенистых сосен» были взбудоражены, как дети в ночь перед Рождеством. Мать Кристофера изо всех сил старалась поддерживать их праздничный настрой. Сегодня, в последний учебный день перед «зимними» каникулами, она хотела забрать Кристофера сразу после торжества и пойти с ним в кино на любой фильм по его выбору – и к черту ее разборчивость. А потом, на выходных, они вместе будут украшать к Рождеству свой собственный дом.

Вот только она не могла отделаться от этого ощущения.

От ощущения смутной тревоги.

– Здравствуйте, миссис Риз.

Обернувшись, мать Кристофера увидела входящую Мэри Кэтрин. Девушка была чем-то напугана. В принципе ничего удивительного. Бедняжка Мэри Кэтрин такая боязливая, такая совестливая, такая истовая католичка, порой читала «Отче наш» перед тем, как приступить к десерту, потому что опасалась, не закончилось ли действие молитвы «За дары, которые мы вкушаем», прочитанной перед обедом. Но сегодня она выглядела совсем иначе. На ней просто лица не было.

– Как дела, милая? – спросила мать Кристофера.

– Спасибо, прекрасно, – ответила девушка.

Но это было большим преувеличением. Бедняжка еле сдерживала слезы.

– Точно? Если хочешь, расскажи мне.

– Точно. Просто живот побаливает. Вот и все.

– Тогда иди домой. Сертификат ты уже заработала. Можешь отдыхать. Ты же понимаешь, никто тебя не осудит.

– Осудят, – возразила девушка.

С быстрым кивком Мэри Кэтрин распрощалась и ускользнула в комнату миссис Кайзер, чтобы начать свою волонтерскую смену. Мать Кристофера хотела пойти за ней, но отвлеклась на шум из общей гостиной.

– Они здесь! Дети приехали! – раздавались громкие голоса.

Радостный переполох начался с заезда школьных автобусов на парковку. В считаные секунды открылись двери, и учителя попытались выстроить детей в колонну по одному для прохода в здание. Мать Кристофера машинально поискала глазами приятелей сына, но не смогла их распознать в море разноцветных шерстяных шапок и фирменных помпонов «Питтсбург Стилерс».

Первой в гостиную вошла миз Ласко. Мать Кристофера видела ее в кабинете директора, когда сын оказался замешан в драке с Брэйди Коллинзом. Это случилось пару дней назад, и миз Ласко запомнилась ей крепкой, энергичной и розовощекой.

Произошедшая в ней перемена поражала.

Миз Ласко побледнела и осунулась. Под глазами темнели не то мешки, не то «фонари». Ее изнуренный вид говорил о том, что она не одни сутки промаялась без сна. Короче, выглядела она примерно как…

Кристофер.

– Как вы себя чувствуете, миз Ласко? – спросила мать Кристофера.

– Все хорошо. Спасибо, миссис Риз. Просто голова немного болит.

И тут мать Кристофера кое-что учуяла. От миз Ласко шел запах водки, который не удалось перебить мятным ополаскивателем для рта. Кто-кто, а мать Кристофера знала этот запах. Она рядом с ним выросла. Этот запах читал ей сказки на ночь. И нещадно избивал, когда ей случалось что-нибудь пролить.

Она уже приготовилась сообщить другим учителям, что классная руководительница ее сына пьяна в стельку.

Только миз Ласко была не пьяна.

И даже не под хмельком.

Создавалось такое впечатление, что у нее ломка.

Миз Ласко повернулась к детям, которые тянулись ко входу. И хлопнула в ладоши, чтобы привлечь их внимание.

– Слышите меня, ребята? Заходим прямо в гостиную.

Мать Кристофера смотрела, как дети организованно поднимаются на крыльцо. Наконец-то она разглядела сына и его друзей. Мальчики двигались боевым порядком. Тормоз Эд прикрывал Кристофера с фланга, проверяя, свободен ли путь. Майк шел в арьергарде, охраняя тылы. Мэтт, как разведчик, шагал впереди.

Они изображали войско.

А Кристофер был их королем.

На глазах у матери Кристофера Мэтт вошел в гостиную первым и убедился, что там безопасно. Кивнул Тормозу Эду, который сопроводил в помещение Кристофера. Майк обернулся и произвел осмотр территории. Мать Кристофера отметила, что сходным образом вел себя шериф на их первом свидании. Инстинктивная потребность удостовериться, что все чисто.

Но чтобы так поступали семилетние – такого она еще не видела.

Майк в конце концов отыскал взглядом неприятеля. На Кристофера глазели Брэйди Коллинз и Дженни Херцог, нашептывая что-то своим дружкам. Такое зрелище могло бы позабавить мать Кристофера, да вот только каждая из сторон слишком серьезно относилась к своей роли, что настораживало. Это уже не походило на игру.

Это походило на войну.

В гостиной миз Ласко села за старое фортепьяно и начала разыгрываться, повторяя гаммы. Время от времени она останавливалась, чтобы почесать руку. Поначалу мать Кристофера сочла, что этот зуд – еще один признак ломки.

Пока не увидела, как чешет руку Тормоз Эд.

И Мэтт. И Майк.

Все, кроме Кристофера.

Кстати, и Брэйди, и Дженни тоже чесались. И кое-кто из их компании. И пара учителей. Мать Кристофера не раз видела, как по школе разносятся инфекции и сыпь. Но сейчас это выглядело подозрительно.

– Эй, ребятки… как вы себя чувствуете? – спросила она.

– Хорошо, миссис Риз. Отлично. – Первым заговорил Майк.

– Точно? Вы постоянно чешетесь, – сказала она.

– Ну да. – Он пожал плечами. – Мы с Мэттом, наверно, обожглись ядовитым плющом или чем-то таким.

В декабре? – подумала она, но вслух ничего не сказала. Вместо этого она потрогала его лоб.

– Да ты весь горишь. Давайте-ка я позвоню вашим мамам?

– Нет. Вот они действительно болеют. Лучше мы побудем здесь.

– Моя мама тоже, – сказал Тормоз Эд.

В других обстоятельствах мать Кристофера могла бы подумать, что начинается эпидемия гриппа. Того самого, от которого ее сын несколько дней назад слег с высокой температурой. Но обстоятельства складывались особым образом. Она же видела: всем мальчикам нездоровится. И в особенности Кристоферу.

– Кристофер, все в порядке? – забеспокоилась она.

– Да, все хорошо, мам, – ответил он.

Она машинально пощупала ему лоб. И поразилась. Утром она точно так же проверяла его температуру – все было нормально. На ощупь лоб оказался даже немного прохладным. А теперь просто горел. Ей не хотелось поднимать шум, так что она промолчала. Но решила, что никакого кино сегодня не будет. А будет постельный режим, отдых и обход всех врачей на границе трех штатов; причем до тех пор, пока она не услышит вразумительного ответа на свой вопрос: в чем, мать вашу, причина недомогания ребенка?

– Ладно, солнце. Беги к ребятам, – только и сказала она.

Кристофер с телохранителями подошел к фортепиано, когда миз Ласко заиграла первую песенку. Во время длинного музыкального вступления она успела сказать несколько слов о традиции «зимнего» торжества (привет, Рождество и Ханука), их общей гордости.

– Дамы и господа, мальчики и девочки, мы рады присутствовать здесь, в «Тенистых соснах». Я – музыкальный директор нашего праздника, миз Ласко. Скоро мы будем награждать победителей «Турнира воздушных шариков», а сейчас… «Санта-Клаус к нам спешит»! Поехали!

На звуки песенки в гостиную потянулись и другие обитатели пансионата. Все, кроме Эмброуза Олсона. Посетив свой старый фамильный дом после похорон Дэвида, старик почти перестал выходить из комнаты. Дежурная медсестра сообщила, что он всю ночь читал и заснул только под утро. Эмброуз очень просил его разбудить, когда начнется празднество. Говорил, что хочет посмотреть на детей. Но медсестры почему-то не смогли его добудиться. И решили, что он просто измотан бессонницей.

Или, быть может, гриппом.

Когда веселье, сопровождаемое песнями и смехом, было в разгаре, мать Кристофера увидела, что Мэри Кэтрин заталкивает в гостиную инвалидное кресло, в котором восседает миссис Кайзер. Старуха раздухарилась как никогда.

– Что-то с тобою неладно, – заявила она Мэри Кэтрин.

– Миссис Кайзер, ну пожалуйста, – взмолилась Мэри Кэтрин.

– И пахнет от тебя как-то не так. И сама из себя другая, – не унималась старуха.

– Вот там стоит ваш внук Брэйди. Давайте найдем для вас местечко поближе, чтобы его было лучше видно, – предложила Мэри Кэтрин.

– Да она грязная! Эта девчонка грязная! – завопила старуха.

Оттеснив Мэри Кэтрин, мать Кристофера стремительно перехватила кресло, выкатила его в коридор и поставила на тормоз.

– Миссис Кайзер, мне дела нет, что ваша дочь тут хозяйка. Никому не позволительно разговаривать в таком тоне. Тем более с волонтерами-школьниками. Вы меня поняли?

Старуха на мгновение притихла, а потом осклабилась.

– Все неладно. Ты чуешь это не хуже меня, – спокойно выговорила она.

Посмотрев на эту старуху с болезнью Альцгеймера, мать Кристофера покрылась мурашками.

Мать Кристофера постаралась стряхнуть это жутковатое ощущение. Сняв кресло с тормоза, она подошла к Мэри Кэтрин, остановившейся у стола с пуншем и печеньем.

– Она больная, Мэри Кэтрин. Сама не понимает, что говорит, – шепнула мать Кристофера.

– Все она понимает, – сказала Мэри Кэтрин.

– Что случилось, милая? Расскажи мне.

Мэри Кэтрин умолкла. Мать Кристофера знала: девочку гложет какая-то ужасная тайна. У нее самой в юности таких было немало. Поэтому она решила увести Мэри Кэтрин на кухню, чтобы без помех поговорить по душам.

И тут это случилось.

Мать Кристофера не заметила, с чего все началось, но сейчас увидела, как Тормоз Эд и Брэйди Коллинз сошлись в центре гостиной.

– Отвали от него, Брэйди!

– Да пошел ты, жирдяй!

Вдруг Брэйди Коллинз размахнулся и ударил Тормоза Эда в челюсть. Тот отлетел в сторону. Майк и Мэтт кинулись к нему, но Дженни Херцог успела прыгнуть на Тормоза Эда сверху. Он отшвырнул девчонку и кинулся на Брэйди.

– Еще хоть раз тронешь Кристофера – тебе не жить, урод!

Мать Кристофера ринулась к детям.

– МАЛЬЧИКИ! ПРЕКРАТИТЕ НЕМЕДЛЕННО! – кричала она.

Но они ее не слышали. Все дрались, кусались и норовили сбить противника с ног. Только Кристофер сидел на полу, парализованный головной болью.

– МИЗ ЛАСКО… СЮДА! – прокричала мать Кристофера.

Она пыталась оттащить приятелей сына от Брэйди и Дженни, но те сцепились, как собаки. А миз Ласко просто сидела на месте, обхватив голову руками и будто страдая от жестокого похмелья.

– Да не орите вы! У меня и так голова трещит! – завопила она.

В гостиной поднялся такой бедлам, что про старуху все забыли.

Кроме Кристофера.

Кристофер словно прирос к полу. Зуд усилился до невыносимого предела. Мысли заметались с такой невероятной скоростью, что он даже не надеялся за ними поспеть. И голосов он не слышал. Кроме одного.

Он покосился в коридор. И увидел, что на него из инвалидного кресла уставилась миссис Кайзер. Та вынула вставные челюсти и выбралась из кресла, стараясь устоять на паучьих ногах. Сделала шаг – и напустила лужу. Кристофер хотел закричать, но не смог; голос продолжал.

Прихрамывая, старуха направилась в сторону Кристофера. Она улыбалась, но как-то неправильно. Беззубым ртом. Словно младенческим. Кристофер силился встать, но голос пригвоздил его к полу.

Старуха ковыляла к нему.

– Криссстофер… – прошипела она. Запихнула зубные протезы в рот, но перепутала. Верхняя челюсть – внизу. Нижняя – вверху.

Кристофер силился кричать, но голос пропал. Остались только шепот, царапанье и приближение старухи. Ноги у нее подкосились, она упала на колени и дальше поползла на четвереньках. По-собачьи.

Старуха направлялась к нему, оставляя на полу царапины. Кристофер увидел, как Дженни Херцог впилась ногтями Мэтту в лицо, стараясь выцарапать ему глаза. Брэйди Коллинз со своими дружками пинал в живот Тормоза Эда. Майк отшвырнул Брэйди; тот упал.

От старческого слабоумия в глазах у нее не осталось ни тени рассудка.

Кристофер не мог пошевелиться. Его приморозило к полу. Зуд его поглотил, лишив телесной оболочки. Он превратился во всех присутствующих там стариков разом. Он превратился в их боли. В их муки. В их опухоли. В недуги. В слабоумие. В помешательство. Старуха подползла к нему, пуская слюни, как беззубая собака.

– Скажи нам, где он! – оглушительно заверещала она.

Тощими, костлявыми пальцами она схватила его за руки. Кристофер посмотрел ей в глаза. И увидел лишь старуху, кричащую что-то невнятное. Но отнюдь не бессмысленное. Так кричит новорожденный. Который знает, что хочет сказать, даже если никто его не понимает.

– Смерть уж близко. Все мертво. Мы умрем на Рождество!

По своим рукам Кристофер направил зуд в кожу старухи. Он увидел, как она сидит у себя в комнате, смотрит в окно, видит облака. Из года в год. И тогда Он перенес ее назад во времени. В ту главу ее жизни, когда сознание еще не затуманилось. Это был последний день, когда у нее полностью сохранялись все способности. И теперь ей, судя по всему, стало легче. Как будто к распухшему суставу приложили грелку со льдом. Но тут речь шла о разуме. Туман рассеялся. Старуха посмотрела на Кристофера.

– Где я?

– Вы в доме престарелых.

– Меня зовут миссис Кайзер?

– Да, мэм.

– Мой внук Брэйди здесь?

– Да, мэм.

– Сколько лет я больна?

– Восемь лет.

– Прости, я тебя, наверно, пугаю, – сказала она.

– Меня вы не пугаете, – ответил он.

С этими словами Кристофер направил зуд в глубины ее сознания. Из носа у него хлынула кровь. Дети перестали драться, когда увидели, что старуха привалилась к Кристоферу. В гостиной стало тихо. Мать Кристофера бросилась к старухе.

– Миссис Кайзер! Отпустите моего сына!

– Конечно, конечно, – ответила та. – Прошу прощения, миссис Риз.

Старуха тут же отодвинулась. Весь персонал в изумлении уставился на нее. Восемь лет ее сознание разрушал Альцгеймер. И вдруг оно стало ясным и жизнерадостным.

Чудо.

Кристофер посмотрел на мать. Их глаза встретились. Лицо его было залито кровью. От носа до шеи.

– Мамочка, – сказал он. – Кажется, я умираю.