Когда в тот день поступил вызов, Мэри Кэтрин сидела у себя в комнате и ужасалась грядущим перспективам. Рождественские каникулы уже на носу, а она непозволительно затянула составление заявки для приемной комиссии частного католического университета «Нотр-Дам». Плюс ко всему у нее еще и вечерняя смена в пансионате. Волонтерствует она достаточно долго, сертификат для поступления уже, можно считать, в кармане. Но ее мучила совесть, что работа выполнялась только ради получения бумажки, а раз так, то это не настоящая благотворительность. А раз так, то Бог ее накажет и она не поступит в «Нотр-Дам», а ведь папа, мама, бабушка, дедушка и вся родня в свое время поступили. Итак, чтобы доказать, что волонтерствует она не только ради проформы, и чтобы Бог помог ей поступить в этот самый университет, нужно и дальше помогать престарелым. План абсолютно логичный, но была в нем одна загвоздка.

Если честно, она терпеть не могла это старичье.

– Пойми меня правильно, – обращалась она в молитве к Иисусу. – Есть и хорошие. Вот мистер Олсон, к примеру, очень добрый и веселый. А миссис Эпстайн научила меня делать печенье с корицей и какие-то шарики под названием «кнейдлах». Но сложно сосредоточиться на позитивном, когда мать миссис Коллинз четыре часа подряд во все горло кричит «Мы умрем!». Пока рядом со мной работал Даг, было еще терпимо, но потом он ушел. Даг уже отправил заявки в Массачусетский технологический институт и в Корнелльский университет. Когда я спросила, будет ли он вместе со мной подавать заявление в «Нотр-Дам», Даг ответил, что да, «на всякий пожарный». Я была готова его прикончить. Понимаю, что неправильно просить об этом Тебя, но мне очень нужно поступить в «Нотр-Дам». У меня получится?

Она выждала, но никакого знака не последовало. Только ветер шевелил ветви у нее за окном. Мэри Кэтрин снова задумалась о предстоящем дежурстве в пансионате. На самом деле идти не хотелось, и ее мучила совесть. Они такие старые. И воняют. А от тех, кто выжил из ума, совсем не по себе. Иногда она останавливалась посреди коридора и думала: «Иисус любит всех этих людей. Всех до единого».

– Как Тебе удается любить всех, Иисусе? – спросила она. – Дай мне знак.

Тут у нее зазвонил телефон – от неожиданности она даже вскрикнула.

– Алло? – выпалила она, успев пожелать, чтобы на том конце провода был Иисус (предпочтительно с доброй вестью).

– Мэри Кэтрин, – раздался голос миссис Риз. – Ты не смогла бы сегодня посидеть с Кристофером?

Мэри Кэтрин взвесила оба варианта. Сидеть с сыном миссис Риз или слушать, как мать миссис Коллинз орет про какую-то «колдунью», которая всех убьет на Рождество.

– Извините, миссис Риз, но у меня сегодня смена в «Тенистых соснах», – с грустью произнесла Мэри Кэтрин.

– Я тебя подменю. Мне срочно нужна няня. Ты меня просто спасешь.

– Ну раз так, то конечно! Охотно посижу с вашим сыном! – обрадовалась Мэри Кэтрин.

Записав адрес, она положила трубку. Конечно, Иисус заметит, что сначала она выбрала пансионат. А что миссис Риз попросила ее посидеть с сыном, так это уже не от нее зависит. К тому же миссис Риз лучше нее управляется со стариками. Ситуация – не подкопаешься. Мэри Кэтрин почитает старших тем, что сидит с ребенком, а не волонтерствует в пансионате. Пока сидишь с ребенком, можно и заявление в «Нотр-Дам» составить.

Все это она посчитала очень хорошим знаком.

Направляясь к дому миссис Риз, Мэри Кэтрин поглядывала на обочину – не появится ли олень? Ей казалось, она приняла верное решение, когда согласилась присмотреть за ребенком. Ведь Кристофер – тот самый потерявшийся мальчик, которого она спасла, а отец Том сказал, что, по верованиям некоторых народов, ты в ответе за жизнь, которую спас. И все же подстраховаться не мешало.

– Боже, если я поступила неправильно, то сделай так, чтобы я сбила оленя.

Увидеть оленей так и не удалось, и Мэри Кэтрин включила радио, чтобы остаток поездки не скучать. Она планировала послушать христианский рок, но Даг оставил переключатель на станции классического рока. Там играла песня группы «Дорз», той самой, в любви к которой Мэри Кэтрин стеснялась признаться даже себе.

Песня еще не закончилась, а она уже доехала до места, так и не встретив никаких оленей.

– Его лихорадит, – объяснила миссис Риз. – Необходим постельный режим. Понимаешь?

– Не волнуйтесь, миссис Риз. Я прошла курсы оказания первой помощи при молодежной группе, у меня даже есть удостоверение спасателя. Кристофер будет лежать в постели.

– Но, мама, еще совсем светло, – взмолился Кристофер. – Разве мне нельзя на улицу?

С твердым «нет» и мягким «люблю тебя» мать Кристофера поцеловала сына и вышла из его комнаты. Мэри Кэтрин последовала за ней в гараж. Миссис Риз просматривала список экстренных телефонов, инструкций и правил.

– Только что дала ему тайленол. Через два часа во время еды можно дать адвил. Надеюсь, потом он заснет, но если нет, то отбой у него в восемь тридцать. И после девяти уж точно не позволяй ему куролесить, – наставляла она.

– Не волнуйтесь, миссис Риз. С отбоем у меня строго. Будьте уверены.

Мать Кристофера уехала, и Мэри Кэтрин вернулась в дом, в тепло. По пути через кухню и гостиную она подыскивала место, чтобы поработать над заявкой-эссе для «Нотр-Дама». Остановив выбор на кухонном столе, она положила книги и двинулась к холодильнику.

Взяв пакет молока, она задумалась об эссе. Требовалось написать о значимой для себя личности, но как выбрать самую значимую, пока непонятно. Про маму с папой – слишком очевидно. Про какого-нибудь политика – рискованно. Хорошо бы про Иисуса, но про Него будут писать все кому не лень, так как университет католический. А если не про Него, то про кого же? Про папу Франциска? Про Иоанна Павла Второго?

Мысль появилась словно из ниоткуда. Мать Иисуса. Восхитительный выбор. Великолепно!

Налив себе молока, Мэри Кэтрин закрыла пакет. Ее взгляд упал на фотографию пропавшей девочки, Эмили Бертович. Бедняжка. Хотелось бы знать, найдется ли она? Поступит ли в колледж? А кто с ней сидел, когда родители были заняты?

От этих мыслей у нее по коже пробежал мороз.

Мэри Кэтрин остановилась и осмотрелась. Внезапно появилось чувство, что нечто пошло не так. Слишком тихо. Слишком тепло. Как будто в доме что-то есть. Часы с кукушкой отсчитывали секунды до 16.00. Тик-так, тик-так.

– Эй, – позвала она. – Кто там?

Мэри Кэтрин подождала ответа. Молчание. Она снова посмотрела на пакет молока. С него на нее смотрела Эмили Бертович. Улыбаясь беззубой улыбкой. Сердце Мэри Кэтрин заколотилось. Она не понимала, что пошло не так, но чувствовала нутром. Как суставы ее отца предсказывают грозу за час до прогноза погоды.

– Кристофер? Если это ты, то возвращайся в постель, – произнесла она.

В ответ – оглушительная тишина. Мэри Кэтрин быстро вернула Эмили Бертович в холодильник. Затем поспешно обошла кухню, столовую, гостиную. Ничего. Только это чувство. Она уже собралась пойти наверх и проверить спальни, как вдруг сквозь раздвижные стеклянные двери, ведущие на задний двор, увидела его. Он стоял в снегу и смотрел на нее.

Олень.

В часах прокричала кукушка. Ку-ку. Ку-ку. Ку-ку. Ку-ку. Мэри Кэтрин чувствовала, что происходит нечто жуткое. Она побежала наверх, в комнату Кристофера.

– Кристофер! – позвала она. – Отзовись!

Распахнув дверь, она увидела, что Кристофера в кровати нет. Оконные рамы нараспашку, ветер шевелит занавески. Мэри Кэтрин бросилась к окну и высунулась на улицу.

– Кристофер? Где ты?! – прокричала она.

Затем посмотрела вниз и увидела на снегу его маленькие следы.

А рядом – оленьи.

Ведущие в Лес Миссии.