Папочка.

Шериф отворил дверь.

Окинул взглядом коридор старого жилого дома гостиничного типа. На миг удивился, почему он сейчас не в домике на дереве. Ему ясно помнилось, что он отворил дверь домика на дереве, но здесь-то определенно старый жилой дом с коридорной системой. Дверь с тяжелым щелчком замкнулась у него за спиной.

Дзынь.

В прихожей остановился лифт. Оттуда вышла юная парочка. Парню было лет шестнадцать. Девушке – семнадцать. Он – чернокожий. Она – белая. На руках она держала ребенка.

Ребенок плакал.

– Папочка!

Шериф на мгновение замер с таким чувством, будто уже здесь бывал. Будто все это с ним уже происходило. Но это чувство он поспешил стряхнуть.

Его привели сюда служебные обязанности.

– Прошу прощения. Мне поступила жалоба на неприятный запах из квартиры номер двести семнадцать. Не знаете, кто проживает…

Парочка тотчас же отвела глаза и без единого слова проскользнула к себе. Шериф услышал, как изнутри задвигают засовы. Щелк. Щелк. Щелк. К тому, что население не жаждет общаться с полицией, он привык. Но впервые после своего перевода в пригород столкнулся с тем, что к двери приварено три засова. У него внутри что-то оборвалось.

Он направился по коридору в сторону лифта. Лифт был допотопный, с позолоченным механическим индикатором этажей. Похожим на половину часового циферблата с одной стрелкой, двигающейся от девяти до трех.

Но тут стрелка показывала точно на цифру шесть.

Видимо, индикатор был неисправен.

Шериф нажал на кнопку. Золоченая стрелка заскользила по шкале не в ту сторону.

Дзынь.

Дверь лифта открылась. Шериф увидел пару средних лет. Мужчина – чернокожий. Женщина – белая. С ними была их дочка, одетая как для церкви – в нарядное белое платьице. Девочка плакала: она чем-то закапала платье. Похоже, виноградным соком. Или кровью.

– Папочка! – вскричала она.

– Прошу прощения, – сказал шериф. – Мне поступила жалоба на неприятный запах из квартиры номер двести семнадцать. Не знаете, кто там проживает?

– Нет, – ответила мать. – Зато вы зНаете.

И улыбнулась. У нее не было зубов. Ее муж приобнял их обеих, быстро увел в квартиру и запер дверь изнутри. Щелк. Щелк. Щелк.

Шериф вошел в лифт и нажал на кнопку с номером двадцать один. Дверцы закрылись, и включился музыкальный фон. «Голубая луна». Эти звуки почти отвлекли его внимание от запаха нечистот. Шериф давно притерпелся к запахам нечистот, но здесь пахло, как от грязной пеленки младенца. Младенец плакал поблизости.

Лифт остановился на двадцать первом этаже.

Из лифта шериф ступил в темноту. Мерцали огоньки. Под ногами был вытертый ковер. Оглядевшись, шериф разобрал номер двести семнадцать в самом конце коридора.

Дверь была приоткрыта.

Шериф зашагал туда. За каждой дверью что-то скреблось. Он прислушался: не выдадут ли какие-нибудь звуки присутствие кошек или собак, но никаких звуков не услышал. Только это царапанье. И дыхание.

Вот и квартира двести семнадцать.

Шериф попытался заглянуть внутрь, но в квартире не горел свет.

– Добрый день. Управление шерифа. По поводу жалобы на запах.

Тишина. Шериф толкнул дверь – и пожалел, что вышел из лифта. Из комнаты несло сладковатым дымом, тухлым мясом и прогорклым молоком. Шерифа чуть не вырвало; он прикрыл лицо носовым платком. Глаза слезились; из-за этого все было как в тумане. Или там действительно висел туман? Не исключено. Сейчас уже не вспомнить.

Он щелкнул выключателем.

Заглянул в холодную кухню. На столе стояла картонная упаковка молока. Сновали тараканы. Здесь же были коробка хлопьев для завтрака и миска.

И тут он увидел эту женщину.

Она упала лицом в миску. Туловище вздулось и начало разлагаться. Из вены торчал шприц. Перетягивавший плечо ремень был ослаблен. Судя по всему, труп находился там уже давно, и никто о нем не знал.

Кроме собачонки.

Шериф бросился к женщине. Оттолкнул тощую псину от обглоданных хозяйкиных ног. Поднял женскую голову из миски. Быстро проверил пульс – скорее по привычке.

Из спальни донесся какой-то скрип. Скриип. Скриип. Скриип.

Шериф подскочил. По коже побежали мурашки.

– Кто здесь? – спросил он.

И подошел к дверям спальни.

Скриип. Скриип. Скриип.

– Кто здесь? – повторил он.

Шериф медленно открыл дверь. Заглянул в комнату и увидел ее. Руки и ноги, каждая по отдельности, были привязаны мужскими галстуками к ржавому железному каркасу. Вся грязная, она умирала от голода. По весу не потянула бы и на двадцать кило. Она так яростно пыталась вырваться, что на запястьях и лодыжках запеклась кровь. Но кисти рук и ступни почему-то оставались чистыми.

Это была девочка с накрашенными ноготками.

Сперва он подумал, что это похищение, но по старой фотографии узнал в девочке дочь мертвой наркоманки. Шерифу не потребовалось проводить экспертизу, чтобы определить: ребенка продавали извращенцам за дозу для матери.

Он бросился к девочке. Пульс оказался крайне слабым. Но она была жива! На сей раз он мог ее спасти! Не заносило ли его сюда раньше? Он хотел включить радио, но репродуктор отсутствовал. Телефона, чтобы набрать девять-один-один, тоже не было. Развязав ей руки, он наклонился, чтобы освободить ноги. И вдруг почувствовал на локте крошечные пальчики.

– Папочка? – прошептала она.

Шериф отпрянул и оглянулся. За окном спальни открывался вид на чахлую рождественскую елку, как в мультфильме про Чарли Брауна, из окна больницы Милосердия, куда доставили эту девочку. Что-то тут не срасталось. Они сейчас находились в ее спальне. Или в больничной палате? Так где же?

– Папочка? – шептала она.

– Нет, детка. Я офицер полиции. Это я тебя нашел.

– Меня не обманешь. Я все время знала, что ты меня спасешь, папочка, – сказала она.

Отвязав ей ноги, он поднял ее на руки. Как тряпичную куклу. Потом уложил на больничную койку и поправил одеяло. От нее исходил запах тепла и чистоты.

– Почитаешь мне сказку? – спросила она. – Мне никто еще сказок не читал.

Шериф взял с тумбочки потрепанную книжку «Красная шапочка», оставленную кем-то в больничной палате. Но как только он начал читать, девочка подняла глаза на телевизор, включенный без звука. И спросила, откуда берутся такие яркие картинки. Она никогда в жизни не бывала за пределами своей квартиры. Она никогда не ходила в школу. Она не знала, как пишется ее имя.

Он слышал, как в ее руку поступает раствор морфина.

Кап. Кап. Кап.

Шериф дошел до последней страницы. Почему у тебя такие большие зубы?

– Папочка, можешь дать мне молока?

– Нет, детка, не могу, – ответил он.

– Почему?

– Потому, что на этом месте ты умерла, – сказал шериф.

– Больше такое не повторится. Обещаю.

– Но тебе нужно дослушать сказку до конца. Чтобы понять: волк своего не добился.

– Папочка, принеси мне, пожалуйста, молока.

Шериф посмотрел в эти прекрасные большие глаза. Послушал, как, подобно дождику, капает раствор морфина.

Кап. Кап. Кап.

Дав ей в руки книжку, он вышел в коридор. Быстро разыскал сестру и попросил принести пакет молока. А пока ждал, принял решение. В жизни этой девочки он оказался первым из мужчин, который ею не воспользовался, вот она и решила, что он – ее папа. Так почему бы не оправдать ее ожиданий? Верующим он не был, но впервые в жизни подумал, что способен сделать этот мир лучше. Он мог забрать ее домой на Рождество. Накупить подарков. Мог ее удочерить. После всего, через что ей пришлось пройти, она была совершенно невинна. Она была самым замечательным ребенком из всех, какие ему попадались.

– Вот молоко, сэр, – сказала сестра.

Шериф посмотрел на маленький картонный столбик. С фотографии улыбалась второклассница Эмили Бертович.

Шериф поспешил вернуться в палату.

– Ну вот. Давай сперва дочитаем сказку, – сказал он. – Хорошо, детка?

Девочка лежала без признаков жизни.

– НЕТ! – заорал шериф.

Он бросился к ней и подхватил ее на руки. Стал звать медсестру, но та не пришла.

– УМОЛЯЮ!

Шериф содрогнулся от рыданий. И тут вдруг вспомнил все. Да, он здесь бывал. Он уже все это проделывал. Сегодня он в пятидесятый раз увидел, как она умирает.

– ПОЛОЖИ ЭТОМУ КОНЕЦ!

Уже зная, что будет дальше, он бросился к дверям. Сейчас он захочет выбежать в коридор и привести врача, чтобы тот спас девочке жизнь. Однако вместо этого откроет дверь в многоквартирный дом гостиничного типа. Как делал уже пятьдесят раз. Но теперь он поклялся себе, что запомнит все. Кристоферу грозила серьезная опасность. Его матери тоже. Равно как и Эмброузу. Помочь им мог он один. Но прежде нужно бежать к этой девочке. На этот раз он должен был спасти ее первой. И выбраться отсюда. У него не было сил еще раз смотреть, как она умирает.

Шериф отворил дверь.

Окинул взглядом коридор старого жилого дома гостиничного типа. На миг удивился, почему он сейчас не в домике на дереве. Ему ясно помнилось, что он отворил дверь домика на дереве, но здесь-то определенно старый жилой дом с коридорной системой. Дверь с тяжелым щелчком замкнулась у него за спиной.

Шериф обернулся, чтобы покинуть здание, но дверь оказалась запертой.

Дзынь.