Мэри Кэтрин с силой опустила ногу на педаль газа. Двигатель работал на пределе. Другой передачи не было. Запаса по скорости не было. Она посмотрела в зеркало заднего вида. Прихожане мчались следом. Сигналили. Сжимали в руках камни.

– Господи Иисусе, молю, спаси нас, – всхлипывала она.

Из леса выбежал олень. Мэри Кэтрин вскрикнула. Она резко свернула влево, едва не задев его круп. Едва не задев Ад. Сердце сжалось от ужаса.

– Боже, почему так происходит?

Голоса, летящие по ветру, завывали; с неба валил снег. Близился конец света. Она знала. Это и есть конец. Мэри Кэтрин свернула в сторону девятнадцатого шоссе. Куда ей соваться строго-настрого запрещалось. Еще один олень выскочил прямо перед бампером. Мэри Кэтрин вильнула вправо, еле избежав столкновения.

– Боже, почему Ты такое допускаешь?

Теперь на проезжую часть выбежала пара оленей; они перегородили въезд на девятнадцатое шоссе. Господь не собирался оставлять ей путь к спасению. Слишком велик ее грех. По Его воле она должна была сбить оленя. По Его воле она должна была отправиться в Ад. На предельной скорости Мэри Кэтрин преодолевала наклонный въезд. Вперели на горизонте злым глазом маячила голубая луна.

– Чем я это заслужила?

У нее в сердце проклюнулся маленький темный росток. Из всех вопросов, которые она не смела задать. Из всех посещавших ее сомнений.

– Я сказала матери всю правду. Что плохого я сделала? Ничего плохого. Да, знаю, я об этом думала, но подумать – отнюдь не все равно что сделать. Это несправедливо. Зачем Ты дал человеку тело, которым нельзя распоряжаться? О котором даже нельзя думать? Не понимаю. Я каюсь во всех грехах. Разве этого не достаточно?

За ней летели машины. Завывали клаксоны. По обеим сторонам дороги под прикрытием домов крались олени. Ее губы скривились от гнева.

– Ну и какие, к черту, выводы я должна сделать? Прости, конечно, но зачем Ты установил правила, которым никто не может следовать? Зачем Ты посылаешь нам испытания, которые заведомо невозможно выдержать?! Хочешь знать мое мнение? Когда Ева надкусила яблоко, она не совершила первородный грех. Его совершил ТЫ!

Мэри Кэтрин так распалилась, что уже не знала, как остановиться. С каждым словом она казалась себе все более скверной. Но в то же время это чувство почему-то пьянило.

– Не нужно было ее изгонять! Она Тебя любила! Ты был ей Отцом! Когда любишь, не назначаешь испытаний. А просто доверяешь. Беседуешь. Но Ты ни разу со мной не говорил. Ты помалкиваешь, а говорю только я. Я делаю всю работу, а Ты не делаешь ничего! И после этого я должна ТЕБЕ сострадать?

Мэри Кэтрин воздела глаза к небу. Где злыми лицами плыли облака.

– Я выполняла все, что Ты велел! Я верила всему, что ТЫ говорил! Я молилась Тебе каждый день, и в поощрение Ты принудил моих родителей отвезти меня на побиение камнями?! Ты принудил меня опуститься перед Тобой на колени? А с какой стати я должна стоять перед Тобой на коленях? Чем плохо, если я буду стоять на ногах?! Что, черт побери, Тебя страшит?

Мэри Кэтрин въехала на следующую улицу.

– Боже, умоляю, разъясни, а то я уже начинаю Тебя ненавидеть, хотя мне этого вовсе не хочется! Но на этот раз молчать нельзя! Я потеряла все. Мать. Отца. Моего парня. Моего духовника. Церковь. Дом. Город. Свободу. И заслуживаю ответа. ПОГОВОРИ ЖЕ СО МНОЙ, БОЖЕ, ЧЕРТ ПОБЕРИ! ПОЧЕМУ ТЫ СО МНОЙ ТАК ПОСТУПИЛ?

Голос звучал так спокойно. Так уверенно. Так мягко.

– Что? – опешила Мэри Кэтрин.

У Мэри Кэтрин по спине пробежал холодок. Впереди она увидела оленей, выбегающих из леса. Готовых броситься под колеса ее машины.

– Ты не Бог, – сказала она.

– Бог любил всех, так что никакой ты не Бог. Ты дьявол.

Мэри Кэтрин задумалась о своем бедственном положении, и вдруг ее осенило.

– А я – не Пресвятая Дева Мария, – без затей сказала она. – Я – Иов.

Она посмотрела вперед. По переулку несся пикап с застывшим на капоте оленем. Пикап преследовали десятки оленей. Машина Мэри Кэтрин понеслась к четырехстороннему перекрестку. Откуда-то ей было известно, кто находится в этом пикапе.

Тот самый мальчик.

Кристофер.

Мэри Кэтрин поняла, что это испытание. Трижды она встречала Кристофера на дороге. Трижды выезжала на перекресток. В первый раз она остановилась по знаку «стоп». Во второй раз она протаранила машину, в которой ехали этот мальчик с матерью. Сейчас был третий раз. Святая Троица.

Отец. Сын. Святой дух.

Лед. Вода. Облака.

Она не понимала, почему Богу понадобилось ее испытывать, но знала, что конец света близок, а у Него осталось не такое уж большое воинство. Она была лишь точкой масляной краски на Его обширном полотне.

И дело ведь не в ней, правда?

Мэри Кэтрин сохраняли жизнь не ради нее самой. Ей сохраняли жизнь ради Кристофера. Как только она это осознала, голос умолк. Самозванец исчез.

И на нее снизошло великое утешение.

Она поняла, что сейчас живет со всем тем, чего вечно страшилась. Она беременна. Отвергнута. Загнана. На Землю пришел ад. Она попала в долину смертной тени.

Но не убоялась зла, потому что Господь ее не оставил.

Машина мчалась к перекрестку. Деваться было некуда. Либо врезаться в оленей, либо позволить им разорвать Кристофера на куски. Мэри Кэтрин повесила голову.

– Господи Иисусе, я грешница. Я не чужда тщеславия. Не чужда самолюбования. А самый тяжкий мой грех в том, что из-за страха перед Тобой я до этой самой минуты никогда Тебя не любила. Но страха больше нет, потому что рай и ад – это не пункты назначения. Это наш выбор.

Пикап с Кристофером промчался через перекресток. Ее автомобиль летел вдоль по улице.

– Я Тебя люблю, Иисусе, – сказала она.

Мэри Кэтрин вывернула руль и врезалась в стадо бегущих оленей. Крыша прогнулась. Рога пронзили лобовое стекло и окна. А потом пронзили живую плоть. Автомобиль, раз десять перевернувшись, наконец приземлился на четыре покореженных колеса. Сквозь заливающую глаза кровь Мэри Кэтрин смотрела, как уносятся прочь Кристофер и его мать. На какое-то время они были в безопасности.

Мэри Кэтрин улыбнулась.

– Храни их, Иисусе, – сказала она.

Прежде чем потерять сознание, она почувствовала, что Он опустился рядом с ней. Десница Его была теплой, как кровь, что струилась по ее руке. Ее охватило умиротворение, потому что веру в Него она пронесет через всю жизнь, до конца своих дней. Не из страха. А из любви.

Мэри Кэтрин была свободна.