Способность создавать новые технологии в использовании доступных материалов, в разработке новых материалов и передаче потомкам этих знаний была практически полностью утрачена в период Темных Веков, последовавших после падения Римской империи в 476 году и длившихся до наступления эпохи Возрождения в начале пятнадцатого века. Во время Темных Веков очень немногие люди умели читать или писать, а знания уступили место суевериям. Вероятно, и в то время человеческий мозг располагал своим обычным числом нейронов в мозговой коре, и оставались доступными прежние материалы. Тем не менее при отсутствии средств исследования этих материалов и передачи знаний потомкам и преемникам развитие по спирали новых технологий прекратилось. Без передачи знаний технология погибает в течение одного поколения.

Передача культурного наследия следующим поколениям всегда имела фундаментальное значение для эволюции человеческих способностей, с тех пор как стали доступными новые возможности, обусловленные выдающимся числом корковых нейронов. Мы можем считать наш мозг и, в частности, его корковые нейроны биологическим материалом, с которым можно работать. Как мы используем эти биологические материалы в наших головах, а следовательно, что они могут произвести в каждый данный момент, зависит от доступности ментальных технологий, к которым относятся умственные процессы и системы, призванные решать старые проблемы и осознавать появление новых; самые первые и главные из этих технологий – это способность читать и считать. В свою очередь, будут ли эти ментальные технологии процветать и прогрессировать и как именно это будет происходить, будут ли они способствовать развитию новых технологий, которые приведут к созданию новых материалов и следующих технологий, изменяющих материалы, зависит от культурной преемственности, от передачи знаний следующим поколениям, что, конечно, зависит от наличия числа нейронов, необходимых для преподавания и обучения.

Обладание числом нейронов, достаточным для поддержания больших когнитивных возможностей, которые стали доступными, можно рассматривать как необходимый, но недостаточный шаг к приобретению когнитивных способностей, которые, доказав свою благотворность, подвергаются положительному отбору, что приводит к дальнейшему увеличению числа корковых нейронов и восхождению по спирали увеличения головного мозга в ходе человеческой эволюции. Это произошло только в нашей человеческой родословной, потому что только наши предки обладали приобретенными технологиями и культурой, необходимыми для осуществления этого процесса.

Нельзя сказать, что передача культурных навыков отсутствует у других приматов и у других животных. Она у них есть. Например, среди афалин есть особи, которые носят на носу губки; эти губки защищают от острых предметов и от колючек электрических скатов, что позволяет дельфинам без опаски исследовать незнакомые ниши в поисках пищи. Мать передает свое знание о ношении губок детенышам. Шимпанзе, принадлежащие разным стадам и живущие в разных регионах, по-разному пользуются камнями и палками как подсобными орудиями и передают эти умения детенышам. Правда, эти орудия, в отличие от тех, какими пользовались наши предки 3–4 миллиона лет назад, не обработаны. У этих животных есть культура, но нет технологии.

Итак, в нашей технологической истории – отметим этот важный пункт, причем не только среди приматов, но и среди других животных – есть указания на использование природных материалов в качестве орудий. Такими орудиями пользуются шимпанзе, низшие обезьяны и даже птицы. Способность использовать природные материалы в качестве орудий широко, если не универсально, распространена среди позвоночных и даже таких беспозвоночных животных, как муравьи и осьминоги. Потом произошла, как я ее здесь назову, «первая технологическая революция» – переход к изготовлению орудий, причем эта революция коснулась только тех приматов, которые обладали достаточным числом корковых нейронов, а также полезными анатомическими приспособлениями (укорочение и усиление пальцев; способность к противопоставлению большого пальца – из самых заметных) и культурой охоты и собирательства, которая делала орудие еще более ценными. Приблизительно 3–3,4 миллиона лет назад наши предки-австралопитеки отклонились от нашей общей с шимпанзе линии и – после отхождения от линий гориллы и орангутана – научились грубо обрабатывать подходящие по форме природные камни. Это было самое начало каменного века, за два миллиона лет до начала быстрого увеличения размеров мозга у Homo erectus, что можно рассматривать как часть нашей уникальной эволюционной истории. Наши, жившие около 4 миллионов лет назад предки не только использовали орудия, но и, будучи двуногими, могли носить их с собой в своих странствиях.

«Вторая технологическая революция» в эволюционной истории человечества – «приручение» огня около полутора миллионов лет назад и изобретение «кулинарии» – произошла не просто среди приматов, обладавших достаточным числом нейронов в мозговой коре для того, чтобы делать из природных материалов орудия, но у видов, уже обладавших возможностями плюс зачатками технологической и культурной истории и новым уровнем подлежавших решению проблем: ориентация в путешествиях по обширным пространствам, организация групповой охоты, разработка методов надежного общения – именно это выделило наших предков из группы других, обладавших таким же по размеру мозгом, приматов того времени. Имея на руках каменную технологию и приобретя новую технологию термической обработки пищи, наши предки около полутора миллионов лет назад начали передавать их как культурную традицию следующим поколениям. Именно в таком контексте я отвечаю на второй из наиболее часто задаваемых мне вопросов на встречах с читателями: что произойдет, если мы начнем кормить вареной едой крупных человекообразных обезьян (как это делают в обезьяньем питомнике, о котором я писала выше)? Первая часть ответа звучит, но лишь отчасти, лукаво: «Спросите меня об этом через миллион лет», – ибо эволюционные изменения становятся очевидными только по прошествии многих поколений. Однако на самом деле кормление обезьян вареной пищи приводит к их ожирению. От поглощения лишних калорий животные только раздаются в поясе, но роста числа нейронов коры не происходит. Скорее, наоборот, так как есть данные о том, что избыточный вес у людей приводит к атрофии головного мозга. Действие потребления большего числа калорий на развитие более массивного мозга проявляется в результате естественного отбора, работает во время вынашивания беременности, когда у плода происходит увеличение числа одних нейронов и отмирание других, а следовательно, может проявиться только в большой популяции в течение нескольких поколений, по мере того как выживает все больше и больше индивидов с более крупным мозгом. Поэтому мой второй ответ звучит так: «Существует отчетливая разница между видом, который уже обладает технологическими и культурными средствами самостоятельного приготовления пищи, и видами, которым, без сомнения, нравится вареная еда, которую им предлагают, но это далеко не то же самое, что уметь готовить самим». Крупные человекообразные обезьяны, которые сегодня получают вареную еду, находятся в иной стартовой позиции, нежели наши предки 1,5 миллиона лет назад, когда они предположительно научились готовить еду на огне, а их мозги начали быстро расти в последующих поколениях. Проблемы, которые решают современные человекообразные обезьяны, сильно отличаются от проблем, с которыми сталкивались наши предки, но наибольшее преимущество в решении наиболее трудных проблем получают виды, которые могут позволить себе наибольшее число нейронов. Мы, люди, кормили собак и других домашних животных вареной пищей в течение столетий, но нет никаких признаков того, что они от этого стали умнее. Впрочем, жизнь в домашних условиях не требует от животных большого ума.

Homo sapiens не является, однако, единственной из недавних разновидностей человека, которая умела готовить еду. Homo neanderthalensis, наш очень близкий родственник, перекочевавший в Европу намного раньше современных людей, имел с нами одних предков, живших около 400 тысяч лет назад. Неандертальцы успели унаследовать традиции изготовления орудий, охоты на крупных животных с использованием копий, добывания огня и приготовления пищи на огне к тому времени, когда они пришли в Европу, в то время как люди разумные задержались в Южной Африке. Но почему же тогда выжила только одна разновидность поваров – разновидность человека разумного?

Никто не знает этого доподлинно, несмотря на обилие разнообразных гипотез, включая мнение о том, что это произошло в результате аутбридинга (скрещивания). Некоторые считают, что неандертальцев просто уничтожили в открытых столкновениях (правда, против этого говорит факт скрещивания неандертальцев и разумных людей). Лично я склоняюсь к объяснению, основанному на том, что произошло намного позже, когда пришельцы и туземцы снова встретились, на этот раз в Америках, на рубеже шестнадцатого века – покорение и подчинение одной разновидности людей людьми другой разновидности, биологически эквивалентными, но обладавшими намного более мощными технологиями и культурой. Столкновение конных и пеших конкистадоров с индейцами в Америках является, по моему мнению, повторением того, что произошло много раньше в Европе при встрече пришельцев – более высокоразвитых разумных людей с менее развитыми неандертальцами. В обоих случаях столкнувшиеся популяции были вариантами одного и того же вида, ибо это столкновение привело к созданию смешанной расы; в обоих случаях две популяции встретились после того, как разошлись пути их общих предков (неандертальцы и современные люди из Южной Африки снова встретились в Европе; современные люди из Европы и такие же люди из Азии снова встретились в Америке после изобретения парусных кораблей). В обоих случаях пришельцы нанесли поражение туземцам, потому что с течением времени две некогда разошедшиеся группы людей стали настолько разниться по своим технологическим и культурным достижениям, что было практически неизбежно, что пришельцы победят туземцев, независимо от того, где и когда они бы встретились.

В самом деле, эта встреча европейцев с американскими индейцами в начале шестнадцатого века практически повторила то, что произошло при встрече их предков за 60 тысяч лет до этого. Две разошедшиеся популяции, неандертальцы и современные люди, которые встретились в Европе между 50 и 60 тысяч лет назад, стали сильно отличаться друг от друга в физическом и культурном отношении, что привело к разнице и в их достижениях. Уже 70 тысяч лет назад ранние кроманьонцы, жившие в Африке, осуществляли межплеменной обмен, изготовляли новые орудия и инструменты, включая каменные наконечники стрел и такие костяные орудия, как гарпуны для рыбной ловли, и овладели символическим искусством. 50 тысяч лет назад разумные люди уже обладали технологиями, позволявшими создавать более разнообразные каменные и костяные орудия для изготовления одежды, сетей, светильников, рыболовных крючков и даже дудок, а также строить почти постоянные жилища.

В противоположность этому неандертальцы, развивавшиеся в более холодном климате, отличались более крепким сложением, чем их разумные тропические родственники, хотя, несмотря на некоторые утверждения, масса мозга неандертальцев не отличалась от таковой у Homo sapiens. Но европейские неандертальцы располагали очень немногим в смысле технологических инноваций или символического искусства. В дополнение к своей намного более богатой технологической культуре пришельцы, вероятно, обладали и более членораздельной речью, чем неандертальцы, вследствие лучшего развития у них анатомических речевых структур, несмотря на то что и у тех, и у других присутствовал вариант гена FoxP2, экспрессия которого в мозге отвечает за развитие речи.

Итак, около 40 000 лет назад неандертальская разновидность человека исчезла, вытесненная тем или иным образом его кроманьонской разновидностью, но некоторые неандертальские гены сохранились, включившись в геном кроманьонцев 50–60 тысяч лет назад, что является неоспоримым свидетельством смешения и взаимного скрещивания. На Земле в результате остался один вид человека – Homo sapiens.