Глава пятая,
где ход истории вроде бы меняют, вот только он пока что остается прежним
Костя явился с планом Тауэра на квартиру, где ждали его Хосе и Рамон. На плане было указано место заключения Марии, посему испанцы, вопреки своей сдержанности, даже захлопали в ладоши. Все трое наклонились над листом бумаги, освещенным горящей свечкой.
— Если этот Джим нас нарочно не надул, чтобы остаться честным, то такой бумаге нет цены.
— Вряд ли надул, такие вещи я сумел бы просечь, — ответил Костя. — К тому же, он был вдребезги пьян, как бы это сказать?.. Раскрылся он.
— Кстати, — сказал Рамон, — я сегодня снова был у Джерома Лутца, и он сказал, что суд над Марией почти завершен. Сразу после вынесения приговора ее должны казнить, и уже всем вполне ясно, каким окажется приговор. Но дня три у нас имеются.
— Мало, очень мало, — с досадой сказал Костя. — Нам нужна женщина, похожая на Марию!
— На улице хочешь ее подобрать? «Пойдем, скажешь, красавица, мы тебе дадим пятьсот дукатов, а ты подставь свою головку под топор!» Так что ли? — спросил Хосе.
— Нет, не так, — возразил Константин. — В Лондоне есть уголовная тюрьма, и там сидит немало женщин, приговоренных за разные провинности к смертной казни — как правило, к повешенью. Я должен туда проникнуть и привести на замену женщину. Думаю, что та, которая приговорена к веревке, с удовольствием согласится сыграть королеву на обитом красным сукном эшафоте.
— Может быть. Да только как ты туда пройдешь? Тебе помочь? — спросил Рамон.
— В облачении англиканского священника, вот как! Второе облачение я возьму для той заблудшей души, которую выберу. Я не буду спрашивать разрешения у нее, заставлю надеть рясу с капюшоном, повешу крест на шею. Так и выйдем.
— А стража? — спросил Хосе. — Кто впустит? Кто выпустит тебя уже вдвоем с той бабой?
— Постараюсь сделать так, чтобы меня пропустили и выпустили, — ответил Костя.
— Ну вот, все сам, все сам! — обиделся Хосе. — А мы-то с тобой зачем приехали? Давай, Рамон, собираться отсюда! Мы тут, кажется, лишние.
— Нет, оставайтесь. Уверен, и вам найдется работенка. Давайте пока лучше изучим план Тауэра. Его нужно знать столь же твердо, как знают тюремщики.
— Посмотрел я из-за занавески на Джима твоего, — сказал Рамон как-то неохотно. — Неужели ты не видел его рожи? Да ведь он за ломаный грош свою дочь девицу на растление отдаст!
— Знаю я, что у него внутри. На жадность и рассчитывал. Думаешь, неверный план? — спросил Костя, слегка обеспокоившись. — Вообще-то, ложь я бы просек.
— А вот это мы проверим, когда там побываем, милый наш синьор, — насмешливо сказал Хосе. — Пока мы можем только гадать: верный план или неверный. Эх, комендант бы нам точный план нарисовал! За тысячу дукатов и он бы продался!
В ту ночь Костя долго не мог заснуть. Конечно, тюремщик выглядел весьма простым парнем. Но вот его отвратительное выражение лица… А еще — фальшивый отказ нарисовать план замка, а потом — охотное согласие…
И еще: здесь, в Англии, год назад обитал некий человек, который может отлично почувствовать приближение Кости. Между прочим, он-то и поучаствовал в изгнании его с Британских островов. Вроде как свой человек, соотечественник — боярин, прибывший с дипломатической миссией, а потом оставшийся в Англии из-за опалы.
Только Константину и Богдану было известно о нем кое-что иное. Фальшивый был боярин. Тело-то и в самом деле принадлежало Василию Курбатову, неплохо продвинувшемуся при царе Иване. А вот что касается сущности… Вряд ли ее и человеческой можно назвать.
…Аномалия времени и пространства, которую Костя и Богдан могли «благодарить» за свое переселение в шестнадцатый век, затронула и других участников ролевой игры, собравшихся под Питером. Их разбросало на большой территории, и одному повезло особенно: он попал не просто в прошлое, а в ученики к старцу, назвавшемуся последним волхвом со скромным именем Маловед. Радовался обучению наш современник не очень долго. Маловеду пришел черед умирать, и вот тут-то юноша неожиданно ощутил себя в старческом агонизирующем теле. А волхв или кто бы он там ни был, захватил тело ученика. Дальше такие переселения продолжились…
Чего хотел волхв? Власти. А еще — гибели всего того, что строилось, невзирая на царей Иванов, королей Филиппов и прочих ненавистников цивилизации. Пещерно-лесными людьми волхвам и вождям очень легко управлять.
Возможно, и сейчас Василий Курбатов находился в Англии. Как бы о том узнать? А если так, он мог и кое-что узнать о планах спасения Марии Стюарт.
Костя уже было хотел разбудить товарищей, чтобы предложить им немедленно покинуть дом и перебраться в другое место. Но нежелание нарушать их сон остановило его.
Однако пришло утро, на удивление солнечное, несмотря на осеннюю погоду. Ночные подозрения в отношении честности Джима уже не тревожили Костю. Он стал собираться, чтобы идти в тюрьму для уголовных преступников, уже разузнав, где она находится.
Вначале все трое позавтракали, а потом Костя поверх штанов и сорочки надел сразу два облачения священника, на грудь повесил крест, а второй крест положил в карман. Впрочем, при том способе, каким он хотел войти в тюрьму и выйти из нее, второе облачение для женщины могло быть и излишним. Но на всякий непредвиденный случай следовало перестраховаться. А оружия с собой он не брал никакого.
Когда Константин выходил из квартиры, то видел, что оба испанца проводили его сухими, недовольными взглядами.
В то время уголовных тюрем в Лондоне было несколько, ведь более преступного города в Европе и представить было трудно. Преступность постоянно пополнялась за счет пришлых — в основном крестьян, согнанных со своих земель овцеводами. Англия по выпуску тонких сукон стояла в Европе, да и во всем мире на первом месте. Разводить овец оказалось куда выгоднее, чем выращивать хлеб. Но, чтобы росло и тучнело овечье стадо, нужны пастбища. А разве Англия с ее маленькой территорией могла угодить двум враждующим сторонам — овцеводам и хлеборобам? Первые разбогатели, а вторые — обеднели. Вот и бежали безземельные крестьяне в города, где кто-то находил свое место в жизни, становясь ремесленником, а большая часть пополняла толпы нищих, попрошаек, проституток, воров или настоящих грабителей. Эти и за пенс могли услать человека в лучший мир.
…Костя в одеянии англиканского священника подошел к воротам одной из таких тюрем, которые охранялись одним алебардщиком в шлеме и кирасе.
— Сын мой, — медоточивым голосом сказал Костя, — я бы хотел побывать в этом узилище горя и греха, чтобы благословить страждущих в их трудный час. Открой ворота.
— Отче, в тюрьме есть свой священник. А вас кто сюда послал?
— Чувство долга, сыне.
— Но этого мало, отче. Разрешение нужно. От коменданта.
— Хорошо, тогда дай я благословлю тебя своим отчим поцелуем в чело. Пригни голову.
Стражник нагнулся, Костя ладонями обхватил его щеки, а губами прижался ко лбу, и через пару минут он выпрямил тело пригнувшегося парня. Тот так и остался стоять — прямой, как столб. Теперь немного времени у «англиканского священника» было.
Константин снял ключи, что висели у него на поясе, открыл ворота, закрыл их изнутри, прошел по тюремному двору, куда заключенных выводили гулять. Он вошел в одну из нескольких дверей четырехугольного здания. Тут же послышались голоса женщин.
Он неслучайно зашел именно в эти двери. Скопище нескольких десятков женщин, собранных на небольшом пространстве, создавало совершенно особое поле — обонятельное, слуховое, силовое и даже мыслительное. Толпа мужчин оказалась бы совсем иной.
«Священник» стал подниматься на второй этаж, и тут ему навстречу попался тюремщик с ключами на поясе.
— А вы как сюда попали, святой отец? — с удивлением взглянул тюремщик на неизвестного ему попа.
— Меня послал сюда сам архистратиг Сент-Джордж. Знаешь такого?
— Конечно, знаю, — раскрыл рот тюремщик. — Покровитель…
— Верно, покровитель нашей старой доброй Англии. Тогда дай мне свои ключи. Я сравню, похожи ли они на те, что всегда держит при себе на небе апостол Петр, небесный ключник.
Тюремщик, еще шире открыв рот, снял с пояса ключи и подал их лже-священнику. А тот, прикоснувшись к его лбу двумя пальцами, сказал:
— Будешь стоять здесь, на месте.
Тот замер, так и не успев закрыть рот.
Костя поднялся на второй этаж. Помещения, где содержались женщины, находились по обе стороны длинного коридора, за большими решетками. Заключенные галдели, орали, ссорились, даже дрались, иные пели. Завидев святого отца, они вразнобой завопили — появление нового лица их развлекло и раззадорило, а иных и по животному возбудило.
— Святой отец, — кричала одна, задирая юбку и поворачиваясь к решетке задом, — благослови меня своим перстом! У тебя же должен быть мужской перст?
— Нет, вначале меня, отче, — вставала в ту же позу другая. — Неужели ты — не мужчина? Не бойся, никто не узнает!
Но больше было тех женщин, которые благоговейно протягивали к Косте руки. В их глазах виделась скорбь, раскаяние, желание найти поддержку. И тут «священник» увидел ту, которая как раз была ему нужна. Всего один лишь раз видел Костя портрет Марии Стюарт — не слишком привлекательной, на его взгляд, но ее волосы были пышны и обладали слегка рыжеватым оттенком. Этот портрет ему показывал один придворный, когда Константин еще был приближенным Елизаветы. Тот дворянин говорил, что когда Марию поймают и отрубят ей голову (на что он сильно надеялся), то этот портрет будет стоить бешеных денег. И вот рыжая преступница сейчас протягивала к нему свои руки, ее губы шевелились и просили о чем-то.
— За что ты попала в тюрьму? — подойдя к клетке, спросил Костя.
— За детоубийство. Девочку свою задушила. Кормить было нечем, — опуская глаза, проговорила несчастная.
— Приговорена к казни? К петле?
— Да, повесят меня завтра. Благословите! Тяжек мой грех, но ведь и разбойник был прощен…
— Потом благословлю, — шептал Костя, приблизив свое лицо к ее лицу. — А как королева умереть хочешь — на помосте, покрытом красным сукном? Не позорной смертью умрешь, а как королева! И последние дни проведешь, как королева, а не в пропахшей мочой тюрьме. Все равно уж умирать! Желаешь ли искупить свой грех?
— Да, очень, очень!
— Ну, тогда со мною сейчас пойдешь!
И Костя стал подбирать ключ к замку, скреплявшему створки решетки. Наконец замок открылся, он отодвинул одну решетку, вошел туда, где находились арестантки, схватил за руку рыжеволосую и вывел ее в коридор — к изумлению остальных.
Закрывая замок, слышал, как женщины кричали:
— Вот одну сучку взял, а нас оставил!
— Ах, подлец!
— Попался бы ты нам, оторвали бы тебе перст мужской, да собакам бросили! Оставил! Оставил!
И они плакали, эти полусумасшедшие, кликуши и пьяницы, страшно завидуя той, которую уводил с собою поп — должно быть, на использование «перста мужского». И они сильно завидовали ей…
Нет, напрасно Костя надевал на себя два священнических облачения, не понадобилось одно. Только вспотел.
Когда они вышли на лестницу, там так и стоял тюремщик с открытым ртом. Костя положил ему под ноги ключи. Они спустились вниз, спокойно пересекли двор, подошли к воротам. Отобранными у алебардщика ключами он их и открыл. Страж, опираясь на древко алебарды, стоял столбом с открытыми глазами. Костя закрыл ворота, ключи ему на пояс прикрепил, велел девке отойти подальше, легонько ударил пальцами в лоб солдата. Тот вздрогнул, зашевелился, стал крутить головой, как бы пытаясь понять, где он стоит и как оказался в столь незнакомом ему месте.
— Значит, говоришь, нельзя пройти в тюрьму для благословения приговоренных к смерти?
— Нет, святой отец, никак без разрешения нельзя, — вернулось к воину сознание. — Вы уж меня одного благословите да и ступайте.
Женщину он не замечал.
Костя осенил человека в железной каске крестным знамением, руку дал поцеловать. Воин ему поклонился, и Константин зашагал туда, где за углом дома стояла рыжая детоубийца.
Они пришли на квартиру, где ждали Хосе и Рамон. Те только удивлялись ловкости Кости, а рыжеволосую женщину расспросили о ее судьбе. Она заплакала.
Ее судьба была простой и вполне похожей на судьбы множества девчонок, пришедших из деревни в Лондон, чтобы стать служанкой, кухаркой или швеей. Но Джоанна не смогла сделаться ни той, и ни другой, ни третьей. Она пошла по рукам и родила ребенка. Два года промучилась с ней в страшном вертепе, где жила голытьба, воры да попрошайки, и как-то раз в порыве раздражения на голодную жизнь задушила девчонку. Труп она закопала на берегу Темзы, но кто-то подглядел и донес. Произвели короткое дознание, а потом состоялся столь же недолгий суд, который и присудили детоубийце, не желая входить ни в какие смягчающие обстоятельства, веревку. Но она и сама, придя в себя после убийства дочки, была готова в петлю полезть, раскаявшись. Так что мысль о скорой смерти приносила ей лишь успокоение.
Когда детоубийцу хорошенько накормили, она стала спрашивать, когда же ей придется взойти на эшафот, обитый красным сукном — идея эта ее сильно увлекала.
— Дня через три, — сказал ей Костя. — И поднимешься ты на эшафот не под именем Джоанны. Ты станешь шотландской королевой.
Неразвитый ум девицы не мог соединить слова «шотландская королева» с тем, что была заключена под стражу противница королевы Елизаветы Мария Стюарт. Наверное, об этой истории детоубийца и не знала. Но, услышав о том, что она перед смертью станет королевой, недавняя крестьянка даже пришла в восторг. Мужчины смотрели на это жалкое создание с болью в сердце. Было стыдно, что ради своих целей придется воспользоваться чьей-то жизнью…
Весь день никуда не выходили. Сидя за столом, не боясь, что услышит рыжеволосая, обсуждали план вхождения в Тауэр вместе с Джоанной, прохода по всем коридорам вплоть до помещения, где содержалась королева.
— Нужно тебе, Константин, — говорил Рамон, — вместе с Джоанной нарядиться попами, а нам — служками. Так и пойдем по коридорам, и если будут встречаться на пути тюремщики, то их придется либо убить, если станут задавать вопросы, или усыплять, как ты сегодня. Все дело должно занять минут пятнадцать, не более того.
— Что делать с дверью застенка, в котором находится Мария? Что, если она не такая и трухлявая, как говорил тюремщик? — задал вопрос Костя.
— Нужно у старьевщика на рынке, торгующего разным скобяным товаром, купить связку ключей с «бородками», похожими на эту, — предложил Хосе.
— И станем полчаса подбирать нужный ключ? Можем ведь и не найти, — возразил Рамон. — Лучше всего захватить большой лом и, подсунув его снизу, дверь поднять и снять с петель.
— Возьмем и ключи, и лом, — заявил Костя. — Это — верное средство. Кто-то подбирает ключ, а двое снимают дверь с петель. Что-то должно сработать! Потом входим в застенок, сразу сообщаем королеве, что мы от короля Филиппа и пришли ее спасти. Заставляем снять одежду и надеваем на нее облачение священника, Джоанна в это время оденет платье королевы.
— Ты думаешь, что суд, Елизавета и все те, кто знал Марию, признают ее в этой девке и казнят ее прилюдно? — спросил Хосе.
— Пусть не признают, — сказал Костя, — но у нас будет время увезти ее от Лондона подальше. День-два мы при помощи Джоанны сможем вводить всех в заблуждение, что Мария сидит в застенке.
Так и порешили сделать. Оставалось найти одежду церковных служек, лом побольше да связку ключей, похожих на тот, что был нарисован тюремщиком Джимом. Приобрести все эти вещи взялись Хосе и Рамон, а Костя остался с Джоанной дома.
Вечером все требуемое было принесено испанцами. Пока они ходили, Костя вместе с рыжеволосой приготовили ужин. За едой все сидели молча. Серьезность предстоящей операции склоняла к сдержанности. Идти в Тауэр решили завтра.
Уже стемнело, на улице все реже раздавался стук колес проезжавших мимо экипажей. Вдруг раздался негромкий стук в дверь. Мужчины насторожились. Хосе и Рамон взялись за пистолеты, шпаги у них тоже оказались под рукой. Костя с саблей подошел к дверям.
— Кто там? — спросил он.
— Домовладелец. Нужно о плате договориться.
Костя действительно слышал голос домовладельца, но о плате с ним уже давно договорились и даже заплатили вперед.
— Какая плата? Мы же вам все отдали? — сказал Костя, подозревая, что за домовладельцем стоят какие-то люди, притом — много…
— Мало дали, — занудствовал хозяин, — надо бы еще подкинуть. У нас дом дорогой. Оплата должна быть выше.
Костя, рукой сделал знак друзьям, чтобы открыли окно и посмотрели вниз. Хосе на цыпочках отправился выполнять это поручение, не отдергивая занавеску, и начал поднимать раму. Знаком Косте дал понять, что внизу — вооруженные люди. И Константин понял, кто их сюда привел. Оставалось лишь одно — пробиться сквозь эту живую стену и скрыться в переулках ночного Лондона.
— Мало дали? Так придите завтра утром, еще дадим, — сказал он, а сам отправился туда, где был тайник с деньгами. Мешочек с золотыми он пихнул за пазуху, план Тауэра — в карман, взял в руку один из пистолетов, другой засунул за поясной ремень.
— Нет, уж вы, пожалуйста, сейчас мне дайте денег. А то мы знаем таких квартирантов, которые пожили да и ушли, хозяину не заплатив.
— Ну, так и быть, сейчас открою, подождите, — сказал Костя и дернул за задвижку.
Дверь открылась резко — от удара чьего-то сапога. Как видно, пришедшие потеряли всякое терпение.
В комнату ввалились сразу три или четыре латника, но тут же прогремели выстрелы Хосе и Рамона, и все четверо, обливаясь кровью, упали на пол с простреленными головами. Но в комнату уже ломились с лестницы другие. Двух Костя зарубил саблей, и они своими телами заткнули проход. Другим, кто стоял на лестнице, пришлось оттаскивать трупы, но Костя, выйдя из-за двери, застрелил еще двоих из пистолетов, а пятого достал острием клинка.
Путь в комнату был загорожен мертвыми телами, а время, чтобы ринуться к окну и попытаться, прыгнув со второго этажа, скрыться в темных лондонских кварталах, имелось. Костя видел, что Хосе и Рамон с обнаженными клинками уже прыгнули в окно, на улице раздался звон оружия. Джоанна, как видел Костя, забилась в угол и, сидя на корточках, закрыла голову руками. Он подбежал к ней, схватил за руку:
— Скорее, надо уходить! Это за тобой пришли! Хотят повесить!
— Нет, в петлю не хочу! — прокричала рыжеволосая девица, и вместе с Костей ринулась к окну.
Для Константина прыгнуть со второго этажа на мостовую было делом совсем нехитрым, но Джоанне с полминуты пришлось преодолевать страх высоты, и ее пришлось просто силой заставить взобраться на подоконник и прыгнуть вниз. Через мгновенье Костя полетел за ней.
На улице шел бой. Оба испанца шпагами и кинжалами отражали удары не менее десятка латников, вооруженных алебардами. Костя, появившись у противников за спиной, саблей за несколько секунд сразил не меньше трех воинов, а с лестницы уже спускались те, кто не смог пробиться в комнату. В руках у некоторых были мушкеты.
— Константин, уходи! Мы их задержим! — кричал Хосе, и Костя понял, что два десятка воинов им втроем не одолеть.
Зная, что оставляет друзей, которых больше не увидит, он, схватив за руку Джоанну, потащил ее в темень переулка, где не имелось ни фонарей, ни света, падающего из окон.
Убегая, он слышал выстрелы, и в голове мелькнуло: «Вот, Хосе, а ты печалился, что тебе не находится работы. Нашлась-таки, да еще какая…»
Когда Костя с Джоанной уже были далеко от шума схватки, девушка, обнимая Костю, проговорила:
— Ты спас меня от позорной смерти. Я пойду с тобой, куда захочешь, только знаю, что тебе самому сейчас некуда идти. Идем в квартал, где я жила. Там солдаты нас не найдут.
— Веди, — только и ответил Костя. Он предчувствовал, что дело, ради которого он с испанцами приехал в Лондон, провалилось.
То, что Джоанна называла жилищем, оказалось заброшенным монастырским зданием на самой окраине Лондона.
— Раньше, говорят, здесь жили монашки, — сказала Джоанна, когда они по темным, известным только Джоанне переулкам, кривым и грязным, подошли к большому зданию. — А потом какой-то наш король их всех оттуда прогнал, и здесь поселились вороны, летучие мыши и разные бедные люди. Здесь я и жила. У меня даже была своя келья, только я не чувствовала себя монашкой. Мужчины ко мне приходили часто, — улыбнулась она. — Я любила мужиков…
Они пролезли в пролом в монастырской стене. Луна, выглянувшая из-за туч на несколько минут, позволила Косте разглядеть постройки: посредине монастыря стоял собор с обрушившейся колокольней, а с боков к нему примыкали жилые и хозяйственные строения обители. В провалах окон кое-где горел огонь.
— Здесь мы и заночуем. Пойдем к моим подружкам.
Снова пришлось, идя по битым кирпичам, пробиваться сквозь провал. Наконец они попали в коридор, где чьей-то заботливой рукой к стене был прикреплен уже почти догоревший смоляной факел. По обеим сторонам коридора находились двери келий, но у многих комнат дверей давно уже не было, и входы были завешаны разным тряпьем.
— Заходи сюда, — сказала Джоанна, и приподняв висевшую в дверях одной из келий тряпку, впустила Костю в помещение, где на полу горел костерок, что позволяло видеть обстановку комнаты. На каких-то лежанках, закутавшись в тряпье, спало несколько человек.
— Кто там? — поднялась с одной лежанки чья-то голова со взлохмаченными волосами.
— Мэг, не суетись. Это я, Джо, — ответила Джоанна.
— Гляди-ка, а мы думали, что тебя уже повесили. Или ты с виселицы спрыгнула и мертвая к нам пришла?
— Дура ты, какая я мертвая? Меня завтра казнить будут, как королеву — на эшафоте с красным сукном.
— Ишь ты! Кто ж тебе сукно-то постелит? Дерюгу под ноги бросят, когда вешать будут. Ладно, пришла спать, так спи, другим не мешай.
И скоро раздался храп Мэг. Костя улегся на какие-то тряпки рядом с Джоанной. Она тоже сразу заснула, а он все не спал. Он знал, что его друзья погибли, и он ощущал вину за их смерть. Если бы он не доверился тюремщику с рожей негодяя, то все было бы иначе. Теперь, как он знал, Марию переселят в другую камеру или вообще переведут в другую тюрьму. Путь к ней окажется отрезанным. Но Константин предполагал, что друзья, прикрывшие его отход и погибшие в схватке, станут для врагов единственными заговорщиками, других искать вряд ли станут.
Костя помнил, что бились почти что в полной темноте, при свете полузакрытой облаками луне, и их уход с Джоанной, наверняка, был не замечен.
Утром следующего дня они с Джо пошли в город. Медлить было никак нельзя. «Если завтра. — говорил сам себе Костя, — я не войду в Тауэр, то Марию казнят. Значит, все смерти будут напрасными. Мне необходимы облачения для двух служителей англиканской церкви, для себя и для Джоанны. Одно платье потом наденет на себя Мария». В Лондоне имелись лавки, где продавали церковную утварь и все, что необходимо для богослужения. Такую лавку и искал Константин, но неожиданно наткнулся на то, чего не ожидал увидеть…
На одной из площадей был сооружен эшафот, стояли три виселицы, на одной из которых еще висел полусгнивший труп с выклеванными вороньими клювами глазами. На эшафоте на столбах, точь-в-точь, как в Московии, были укреплены колеса. На них, свесив вниз руки, ноги, лежали два тела. Два человека стояли рядом с этими колесами. Они были одеты, как королевские гвардейцы. Один бил в барабан, другой читал с бумагу:
— Достопочтенные жители столичного города Лондона, вы видите тела гнусных заговорщиков, решивших покуситься на спокойствие нашего королевства, похитить изменницу и преступницу Марию из рода Стюартов. Они оказали жестокое сопротивление стражам, пришедшим арестовать их! За это были они жестоко убиты и тела их позора ради положены здесь, на всеобщее осмеяние и в назидание всем, кто вознамерится смутить покой королевства! Слушайте, смотрите и запоминайте!
Те, кто лежал на колесах, были друзьями и соратниками Кости, позволившими ему уйти вчера ночью от преследования. Он, скрипя зубами, стоял и смотрел на два трупа молодых людей, которые еще вчера смеялись, шутили и очень жалели о том, что им не находится дела в этом сером, туманном и скучном, как они считали, городе.
И Костя мечтал встретиться с тем человеком, который выдал их планы властям, но был уверен, что тот уже далеко от Англии.
Священническое облачение, небольшой лом и кинжал он приобрел без труда. Весь вечер Константин готовил Джоанну к тому, что должно было произойти завтра. Во-первых, он велел надеть ей сутану с капюшоном, убрав при этом ее волосы на спину, чтобы они, выбившись из-под капюшона, не могли выдать ее. Девицу пришлось научить двигаться походкой смиренного служителя церкви — немного наклонив голову, держа руки у живота и передвигаясь мелкими шагами. Потом он долго внушал ей, что все увиденное ею в замке ни в коем случае не должно вызывать в ней испуга. Женский крик, а тем паче обморок могут испортить все.
«Не бояться, ничего не бояться! — внушал Костя Джоанне. — Жизнь для тебя уже закончена, теперь ты должна ждать лишь торжественного окончания на красном сукне, когда палач в присутствии королевы и самых благородных людей Англии одним ударом меча отсечет тебе голову! Одно мгновение — и ты будешь рядом со своей дочерью! Помни только об этом!»
Сам он толком не знал, как будет действовать в замке, потому что плану Джима не доверял. К тому же, Марию Стюарт после доноса тюремщика могли перевести в другое помещение.
Утром он сам стал готовиться к экспедиции. К широкому крепкому поясному ремню прикрепил ломик, с другого бока была повешена сабля. Взял в карман сутаны кинжал, забрал остатки дукатов на тот случай, если вдруг придется кого-то срочно подкупить. Поверх всего этого надел священническое облачение с наперсным крестом. Такое же облачение надела и Джоанна.
— На службу собрались? — спросила товарка Джоанны Мэг.
— На службу. В честь девы Марии служить будем, — ответил Костя, и они вышли из монастыря.
К воротам Тауэра они подошли смиренной походкой служителей церкви.
— Мы пришли помолиться о душе грешницы Марии Стюарт, — сказал Костя. — Говорят, ее завтра казнят.
— Завтра или не завтра казнят эту проклятую католичку, нам-то что за дело! — позезывая, отвечал один ратник. — Она против королевы нашей пошла, так какая ее кара должна ожидать?!
— И она пока здесь, дети мои? — спросил Костя.
— Здесь, а куда ей деться? Стены Тауэра толсты, не убежишь, если даже сильно захочешь. А благословит ее другой поп, перед самым концом. Вам здесь делать нечего, отцы. Идите восвояси.
— Тогда позвольте, я вас благословлю, чтобы служба ваша легкой была.
— Ну, это можно, это можно, — сказал воин.
— Тогда преклоните свою голову, — попросил Костя одного воина.
Тот наклонился, и как это случилось и в уголовной тюрьме, Костя коснулся губами его лба под срезом шлема, а ладонями провел по щекам, и что-то пробормотал при этом. Тело стражника стало деревянным, так что Косте пришлось легким движением выпрямить его в пояснице. Парень так и замер с открытыми глазами, опираясь на алебарду.
— Теперь вас, сын мой, — сказал он другому стражнику. — Видите, как твоему товарищу стало легко на душе.
— С удовольствием, благословите и меня, святой отец, — наклонил голову второй воин. И с ним случилось то же самое.
Потом Костя отстегнул ключи от ворот, что висели на поясе одного из превратившихся в статую стражников, и уже через несколько минут ключ скрипел в замочной скважине обитых железом ворот. Они отворились. Костя и Джоанна прошли вовнутрь, в предвратный коридор замка, и Константин закрыл ключом ворота.
— Теперь снаружи никто не попадет сюда, только нужно спешить. Те, кто захотят попасть в замок, увидят, что воины находятся в бессознательном состоянии. Поднимется шум.
И все-таки Костя думал, что план Джима не мог оказаться неправильным во всем. Это он потом осознал, что причастен к государственной измене и испугался. Тогда же этот тупой человек не мог хитрить. Думая о дукатах, он рисовал план замка четко, а возможно, и местонахождения Марии пометил верно.
Замок имел сложное расположение и состоял из разновеликих построек.
Джим говорил, что именно в правом, самом большом его крыле помещалась тюрьма. Потом замок использовался еще и как монетный двор, где чеканили английскую монету, а это уже было левое крыло. Имелась здесь и церковь, в которой уж явно не могли поселить Марию, а еще — высокая сторожевая башня-донжон, тоже явно не годившаяся, чтобы служить тюрьмой. Значит, нужно было попасть в правое крыло.
Охранник с алебардой стоял во дворе, у входа в тюрьму. Завидев приближающихся попов, он недоуменно посмотрел на них и преградил им путь алебардой:
— Святые отцы, сюда нельзя. Здесь тюрьма.
— Именно в тюрьму нам и надо было пройти, чтобы принести слово Божье заблудшим душам, — овечьим голосом проговорил Костя.
— Как хотите, но я вас туда не пущу. Идите к коменданту, он разрешение дает.
— Ну, если нельзя, то мы, конечно, пойдем к коменданту, — сказал Константин. — Только неужели ты, славный воин, не хочешь получить от нас святое благословение, чтобы служба твоя была спокойной и беспечной.
— Нет, не хочу. Я только вчера был в церкви и получил его. Идите, святые отец, не то я позову помощников, и вас выведут за ворота силой. Вообще не пойму, как попали сюда.
— Да так вот и попали, — буравил Костя взглядом глаза солдата. — О, я думаю, с каким бы удовольствием ты сейчас поспал!
— Ну, может быть, и поспал бы…
— Тогда спи, крепко спи, воин. Твои веки уже наливаются свинцом, ты стоишь, но ты уже наполовину спишь, но вот уже сон овладевает тобой полностью, и голова твоя опускается на грудь. Ты спиши, спишь спокойно, как ребенок в колыбели…
После этих слов Костя и Джоанна увидели, что голова воина опустилась на грудь, и он даже стал громко сопеть.
Константин выпрямил его голову, чтобы издали он не напоминал спящего. Даже веки ему открыл пальцами. И они вошли в мрачное здание тюрьмы.
Доставать бумагу с планом Косте было не нужно. Она отпечаталась в его памяти, как на типографской бумаге. «Так, — думал он, — вот она, винтовая лестница, по ней мы поднимаемся на третий этаж. Так, поднялись. Вот коридор третьего этажа. Теперь идем прямо. Стой, здесь тюремщик…»
— Благословляю тебя, сыне, — остановился перед ним Костя.
— Спасибо святой отец, — поклонился тюремщик из породы тех, к которым относился, видно, и Джим.
— Посмотри, какой подарок послал тебе Господь Бог, — вынул Костя из кармана золотой и стал вертеть им перед его глазами. — Неужели тебя не усыпляет вид этого металла? Ведь у тебя же никогда не было золотых? Ты просто во сне видишь его, он тебе приснился.
— Да, приснился, я сплю, у меня не было золотых… — костенеющим языком забормотал тюремщик.
— Ты спишь полностью и глубоко, но ты мне скажешь сейчас, в какой камере содержится грешница Мария Стюарт.
— Сударь, я не знаю. Я приношу пищу другим заключенным.
«Эх, что тебя!» — с досадой подумал Костя.
И они с Джоанной пошли еще быстрее к тому месту, который был указан на плане. Наконец, обнаружилась эта дверь. Здесь имелось окошко, и его можно поднять, чтобы увидеть, в каком состоянии находится узник. Костя уже поднял это окошко, спеша увидеть на соломе шотландскую королеву… И не увидел никого.
— Там нет ее… — сказал он тихо вслух. — Ее переместили в другой застенок.
— Но… но я ощущаю запах духов королевы, — неожиданно заговорила Джоанна. — Я всю жизнь прожила в грязи, и этот запах для меня, как небесный ладан. О, я из деревни, я очень чуткая к запахам. Пойдем по коридорам замка, я найду тебе королеву. Пойдем… Пойдем!
И теперь уже не Костя, а Джоанна тащила Костю за руку, тащила целеустремленно, как в лесу тащит охотника собака, почуявшая дичь, когда поводок не дает ей рвануться к зверю.
— Да, да, — говорила она. — Этот запах становится сильнее, сильнее! Нет, не сюда свернули, вот в этот коридор! Ее вели здесь совсем недавно, наверное, несколько часов назад. Это запах фиалки, жасмина и еще лаванды, он остался здесь, как остаются следы на земле. О, как я хочу занять ее место! Хоть на несколько часов побыть королевой! Умереть, как королева! Да, все сильнее, все сильнее! Точно! Она здесь, за этой дверью!
На двери не было никого окошка, выглядела она довольно крепко, крепче тех, которые они проходили до сих пор.
«Начать взламывать ее, полагаясь только на обоняние Джоанны? — подумал Костя. — Нет, нужно вначале убедиться, здесь ли королева».
— Ваше величество, ваше величество, — постучал он костяшками пальцами по двери, собираясь говорить как можно тише.
Никто не отозвался.
— Ваше величество, — застучал он снова. — Это ваши друзья, от короля Филиппа Испанского. Подойдите к двери.
Теперь послышались легкие шаги, шуршащие по соломе.
— Кто эти мои друзья? — услышал он вдруг за дверью тихие слова, произнесенные с шотландским акцентом.
— Те, которых послал король Филипп. Мы пришли вызволить вас из темницы.
Вдруг чей-то грозный голос прозвучал рядом с Костей?
— Кто это здесь хочет освободить из темницы государственную преступницу!
Костя резко повернул голову — рядом с ним стояли офицер и солдат тюремной службе, оба в полудоспехах и касках. У офицера была шпага, уже готовая к бою, а воин держал алебарду наперевес. Ему стоило сделать лишь короткое и резкое движение, чтобы пронзить Костю. Ни о каком гипнозе в этой ситуации речи и идти не могло. К тому же, офицер уже подносил к губам свисток, чтобы вызвать подкрепление. В этом-то и была ошибка.
Сильнейший удар коленом в пах отбил у него всякую охоту свистеть. Заслоняясь телом скрючившегося от боли офицера, Костя мигом выхватил из кармана кинжал и перерезал ему сонную артерию. Кровь так и хлынула на землю, и офицер упал на каменные плиты пола. Схватившись за алебарду обеими руками, Костя вначале выхватил ее у воина, а потом, схватив его за щеки обеими руками, внушительно сказал:
— Ты — мертвец, ты ведешь себя, как мертвец! Ты уже умер! Ты лег на пол и лежишь, пока ангельские трубы не призовут тебя к Страшному Суду!
Воин медленно лег на пол, сложил на груди руки, а Костя, чтобы усилить реакцию, еще и коснулся его лба двумя пальцами. Потом в одно мгновение был извлечен лом… Но что-то заставило Константина бросить взгляд на пояс офицера — к нему были прикреплены ключи, связка ключей, наверное от нескольких камер. Кинжалом разрезов пояс, Константин схватил всю связку и по наитию, оценив размер замочной скважины, постарался выхватить из связки нужный ключ. Он сунул его в скважину — ключ не провернулся. Второй тоже не произвел никакого действия, зато третий, к счастью Кости и Джоанны, открыл замок. Дверь распахнулась.
Королева Шотландии во всем своем величии стояла перед Костей, скрестив на груди руки.
Ее лицо было гордым, почти надменным. Светло-рыжие волосы, так похожие на волосы Джоанны, оказались разбросанными по плечам. Костя не мог не преклонить перед ней колени.
— Ваше величество, нам нужно уходить! Меня прислал, чтобы спасти, король Испании Филипп Второй. Эта женщина, — он указал на Джоанну, — должна остаться здесь вместо вас!
— Я… никуда… не пойду! — с величием в голосе проговорила королева. — Я решила — пусть будет так, как судил Бог!
— Но, ваше величество! Вы нужны Шотландии, всей Британии! Всему католическому миру! Если мы не уйдем сейчас, то Филипп Испанский пойдет войной на Англию, будет кровопролитная война! Пожалейте хотя бы людей!
Что-то затрепетало в лице королевы, она провела рукой по щеке и спросила:
— Что я должна сделать сейчас?
— Только поменяться платьями с этой девицей! Она останется здесь! Я отвернусь! Сделайте это как можно скорее!
— Ну так отвернитесь! — повелительным тоном сказала королева, даже не спросив, с чего бы, собственно, кто-то решил ее заменить на эшафоте. И верно — не королевское это дело. Быстро зашуршало ее парчовое, но уже сильно изношенное и даже в местах изорванное платье.
Через две минуты все было готово. Джоанна в платье королевы, сияла. Королева в священническом одеянии была грустна. Костя подошел к Джоанне, обнял ее за шею и сказал:
— Прощай! Встретимся на небесах!
Взяв королеву под руку, Константин вышел в коридор, закрыв ключом дверь. Ключ он повесил на пояс убитого им офицера, и они с Марией быстро пошли по коридорам. Они миновали весь этот лабиринт, не встретив никого, вышли во двор. Здесь Костя достал ключи от наружных ворот. Через мгновение ворота были открыты.
Телега с капустой стояла напротив, и зеленщица, расхаживая вокруг телеги, ругалась площадными словами: мол, трясу-трясу этих молодцов, а они, как истуканы — ни бе ни ме. А вот, оказывается, у кого ключи!..
— Проезжай, мамаша, — сказал Костя.
— Спасибо, святой отец. Благословили бы?
— В церкви благословят.
Телега проехала, он закрыл за ней ворота, бросил ключи к ногам спящего стражника и легонько ударил его пальцами в лоб, приказав «Проснуться!» Эта же операция была проделана и с напарником стражника.
Оба долго приходили в чувства, но Костя с королевой Шотландии уже оказались вдали от Тауэра. Он привел ее в тот самый заброшенный монастырь, который Джоанна называла «трущобами».
— Простите, ваше величество, что привел вас сюда, но на сей день это самое безопасное для нас место в Лондоне. Оставайтесь пока с этими незатейливыми людьми. А я пойду куплю вам платье, и мы в карете или верхом отправимся в Плимут. Там нас уже ждет быстроходный корабль «Нептун», принадлежащий испанской короне, но плавающий под голландским флагом. Мы отправимся в Испанию к королю Филиппу. Он ждет не дождется вас…
Лицо Марии было бледным и каким-то опустошенным, почти лицом мертвеца.
— Молодой человек, во-первых, не надо платья. В платье меня в Лондоне узнают многие. Я пойду в этой сутане. Во-вторых, я не поеду с вами к королю Испании…
— Отчего же?! — горячо спросил Константин. — Он нарочно устроил все это предприятие, оно удалось. Два моих товарища сложили за это дело голову! Король хочет восстановить вас на престоле, притом — на престоле Шотландии и Англии! В стране будет возрожден католицизм…
— Ах, благородный молодой человек, в тюрьме я многое передумала, и больше не хочу мешать Елизавете править…
— Но…
— Никаких «но». В Лондоне у меня есть друзья. Если вы доведете меня до их дома, я буду благодарна. Потом я отправлюсь в Шотландию, где укроюсь в одном из далеких горных замков. Там я проведу в тишине и полном забвении остаток дней. Елизавете нужно будет казнить Марию, и она, как я знаю, воспользуется головой той рыжеволосой девчонки. Для нее я оставлю письмо, в котором напишу, что жива, но не претендую ни на что.
Костя был обескуражен. Он приложил столько стараний… «Но, — подумал он, — я же спас королеву Марию от палача. Пожалуй, я все-таки сделал свое дело… История изменена. Или…»
Вскоре они вышли с Марией из развалин монастыря и направились к центру Лондона.
Костя уже был одет, как джентльмен. Мария же шла в сутане священника. Рядом с дверью одного дома они остановились.
— Ну, вот все, мой спаситель, — улыбнулась Мария бледными губами. — Здесь живет мой верный друг. Он-то и отвезет меня в Шотландию.
— Ваше величество, но я бы просил вас собственноручно написать королю Филиппу письмо, в котором вы изложили бы свои намерения. Он может не поверить мне, скажет, что я никого так и не спас.
— Хорошо, — немного подумав, проговорила Мария Стюарт. — Подождите немного на улице.
Она постучала в дверь. Костя стоял в отдалении, но слышал, что когда дверь открылась, кто-то произнес ошеломленно.
— Ваше величество…
И женщина скрылась за дверью. Через некоторое время снова появилась на улице, подошла к Косте и вручила ему два письма, запечатанных сургучными печатями, на которых виднелся герб Шотландии.
— Письма — для короля и папы римского, а это — для вас, мой верный избавитель.
Золотой медальон с цепочкой оказался на ладони Кости.
— Его можно открыть, — и королева нажала пружинку. — Здесь — мой портрет. Правда, я уже совсем не такая.
Она захлопнула крышку медальона и поцеловала своего спасителя.
— Спасибо, мой милый избавитель. Я буду вас помнить и благодарить всю жизнь.
У самой двери она с улыбкой еще махнул Косте рукой, а он стоял — ошеломленный, подавленный. Константин почти что любил эту величественную восхитительную женщину. И то, что он больше никогда не увидит ее, оказалось и страшно, и больно.
Продолжая держать медальон в руке, он побрел, куда глаза глядят.
Никого не было у Константина в этом городе.
Казнь Джоанны состоялась через два дня. На главной площади города соорудили помост и действительно обили его красным сукном. Елизавета должна была следить за казнью из окна соседнего дома. Константин знал, что следы похищения настоящей Стюарт столь очевидны, что никто и не сомневался, что в застенке, где была королева, сидит какая-то девка, кстати, очень похожая на королеву. Но не отменять же из-за этого казнь?! Теперь, если Мария Стюарт решит объявиться, ее посчитают самозванкой.
Костя помнил, что Мария собиралась написать Елизавете послание, в котором отрекалась от всех притязаний, обещая исчезнуть для мира навсегда в одном из горных шотландских замков. Но казнь, публичная казнь давней противница английской короны была очень нужна Елизавете. Поэтому решили казнить рыжеволосую девку, уже приговоренную судом к веревке за детоубийство.
Елизавета знала, что будут казнить не ту, поэтому Джоанну привезли на площадь в закрытой повозке, в черном одеянии с большим капюшоном на голове. Только светло-рыжие волосы, выбивавшиеся из-под капюшона, волосы, которые знали все, свидетельствовали о том, что под мечом палача ляжет именно шотландская смутьянка.
Ее вывели из повозки, возвели на эшафот, черный плащ был снят с Джоанны, и она оказалась в том самом парчовом платье, которое было на королеве. Народу собралось много. Многие кричали ругательства, но на глазах у многих Костя видел слезы.
Впрочем, люди смотрели на платье и волосы, а не на ложную королеву. Мало кто сомневался, что это именно она. А те, кто сомневаться обязан по долгу службы, будут по долгу службы держать язык за зубами.
Женщину поставили спиной к толпе, которая видела только пышные волосы «королевы». Королевский прокурор прочел приговор, в котором перечислил все вины Марии Стюарт, потом епископ дал ей коснуться губами распятия, и уже никто не удерживал палача, одетого, как и положено, в красное. Он должен был совершить последнее действие этого спектакля.
Он поставил Джоанну на колени, велел пригнуть ей голову, убрал с шеи ее чудные волосы, и тут эта деревенская девчонка, приехавшая в Лондон за счастьем и нашедшая его в столь необычной форме, выпрямила голову и на всю площадь прокричала:
— Я — ко-ро-ле-ва!! Ко-ро-ле-ва!
Видимо, ее разум, который и без того был поврежден, окончательно оставил ее.
Палач замахнулся из-за плеча. Его огромный меч с отполированным и очень острым клинком произвел в воздухе короткое движение, послышался тупой удар. Голова бедной Джоанны упала и покатилась по сукну, а из шеи хлынул поток крови.
Костя слышал, как ахнул народ. Теперь уже плакали многие. Королева и ее придворные, насладившись действом, отпрянули от окон. И трагифарс был закончен.
Настоящая Мария Стюарт уже мчалась в карете в сторону Шотландии, Константин, уже успевший купить лошадь, мог смело вскочить в седло и двинулся к дороге на Плимут. Тем временем народ стал расходиться. Голову лже-королевы палач, вначале тщательно обтерев клинок меча, положил в корзину, а тело вынесли два служителя, завернув предварительно в красный шелк.
До Мадрида Костя добрался за пять дней. Когда он вызвал графа Ривареса, начальника тайной службы короля Филиппа, тот вышел к нему с озабоченным и даже недовольным лицом.
— Ждите в приемной. Не знаю, пожелает ли принять вас его величество.
Но не прошло и часа, как тот же Риварес явился и сказал, что король ждет его. Теперь Костю не переодевали и не завивали. Как он был в дорожной форме с саблей на боку, так и вошел в тот самый кабинет с огромным глобусом. Филипп в это время как раз крутил глобус длинными пальцами, натренированными на кошачьих клавесинах. Клавесина, кстати сказать, не наблюдалось — видимо, царапины на холеных руках Филиппа еще не успели как следует зажить.
Не поворачиваясь в сторону вошедшего и не здороваясь, Филипп желчно сказал:
— Вы не выполнили того, что вознамерились сделать. Мария Стюарт казнена. Об этом мне донесли при помощи голубиной почты.
— Ваше величество, я выполнил задуманное блестяще, хотя и ценой гибели двух товарищей, с которыми я отбыл из Мадрида. Мои слова подтвердит это письмо.
И Костя отдал Филиппу письмо Марии Стюарт. Король вначале взглянул на печати. Стараясь сохранить их, он не стал ломать, взрезав кромку письма ножом из слоновой кости. Не садясь, он принялся читать.
«Я, Божией милостью Мария Стюарт, законная наследница престола шотландских королей, отказываюсь от всяческих притязаний как на шотландскую, так и на английскую корону, и удаляюсь в замок в горах Шотландии, где собираюсь провести остатки дней моих в молитвах и чтении. За свое избавление из темницы всечасно буду благодарить молодого человека по имени Константин. Не будь его, моя голова оказалась бы под мечом палача. Благодарю и вас за заботу о моей судьбе, ваше величество. Наверное, так распорядился Бог: Англии не быть в Святой Церкви. Моя же Шотландия, я верю, будет вечно пребывать в ней.
Ваша Мария Стюарт».
Король сел, еще пару раз перечитал письмо. Подошедший к нему Костя, открыв медальон с портретом, передал его Филиппу.
— При прощании в знак благодарности ее величество подарила мне свой портрет. Это еще одно доказательство того, что я ее освободил.
— Я уже не сомневаюсь в том. Но кого же казнили?
— Девицу, приговоренную к казни за детоубийство, которую мне удалось вывести из уголовной тюрьмы, а потом оставить в Тауэре в застенке королевы. Эта девица, Джоанна, очень хотела умереть как королева.
— Ну, вольному воля, — произнес Филипп.
— Еще ее величество Мария Стюарт собиралась написать королеве Елизавете письмо, где отрекалась от всех притязаний на престол — как шотландский, так и английский. Посему Елизавета, зная фактически о бегстве королевы, устроила публичный фарс с казнью двойника.
Король сидел в задумчивости. Потом заговорил:
— Помните наш разговор о том, насколько всесильна воля Бога в делах человеческих?
— Конечно, ваше величество. Я утверждал, что пророку Бог может подсказывать, какие события случатся в будущем. Но человек способен вмешиваться в ход истории.
— Ну, вот вы и вмешались… История будет знать о том, что Мария Стюарт казнена. Я же стану готовить большую высадку в Англии, помня ваши предостережения. Хотя при этом настоящая Мария Стюарт осталась жива. Историю не переменишь, сударь, сколь бы ловко вы ни действовали оружием. Впрочем, за вашу опасную и успешную службу я хочу наградить вас. Не хотите ли остаться у меня на службе? Вы очень толковый малый.
— Благодарю вас, ваше величество, но я подумываю возвратиться на Русь. Там у меня семья. Но вначале заеду во Францию. Попробую проверить еще раз, возможно ли изменить ход истории…
— Что ж, поезжайте. И получите еще один урок: то, что написано на Небесах, человеку не изменить. Риварес выдаст вам наградную сумму.
И король позвонил в колокольчик. Начальник секретной службы явился тотчас же.
— Дон Риварес, я прошу вас выдать этому синьору пятьсот дукатов за отлично выполненное задание. И храни вас Бог! Марию вы спасли, и это вам на зачтется Небесах.
Константин поклонился и вышел, а Филипп длинными и сильными пальцами снова принялся крутить огромный глобус полированного дерева.
Говорят, что в архивах Ватикана до сих пор хранится переписка Марии Стюарт и папы римского. Но вот беда — никто никогда полностью этих писем не видел. При этом они не охраняются швейцарскими гвардейцами, не лежат в каких-то особых сейфах. Просто архив столь громаден и запутан, что даже жизни десяти человек было бы недостаточно, чтобы разобрать хотя бы четверть его. Все лежит на поверхности — вот только с поверхности ничего не достать. И это — лучший способ оставить тайное тайным…
