Глава 36. Полночные встречи

Я стояла у борта, глядя, как необъятная пустота океана разрастается до огромного чудовища, от которого невозможно скрыться. Сердце билось как сумасшедшее. Сложно представить, что в начале недели я думала, будто это плавание идеально подходит для того, чтобы предаваться мечтам.

Теперь Лиза похищена, ее палец лежит в бархатной коробочке, а на пароходе полно людей, каждый из которых располагает возможностью и мотивом. Наверняка ответ лежит на поверхности, блестит, словно осколок стекла, отражающий лунный свет, и ждет, чтобы его нашли. Если бы только я могла ухватить его прежде, чем с кузиной случится немыслимое.

Я почувствовала его присутствие еще до того, как он заговорил, и обернулась. В темноте он казался всего лишь силуэтом, но потом шагнул ближе.

– Т-ты что-нибудь выяснил? – заикаясь, спросила я.

Томас накинул мне на плечи свое пальто и уставился на океан.

– Капитан Норвуд отправил весь экипаж обыскивать корабль. Они прочесывают каждый дюйм, гнев твоего дядюшки – самая лучшая мотивация. Если Лиза… – Он резко вдохнул и громко выдохнул. – Они не перестанут ее искать.

Он обнял меня, но я все равно дрожала. Лизу мучали. Это моя вина. Из-за моей дурной тяги к преступлениям она оказалась в самом эпицентре одного из них. Отец был прав, когда несколько месяцев назад сказал, что порядочные люди не лезут в грязную изнанку мира.

Уютно устроившись в объятиях Томаса, я смотрела на вздымающиеся черные волны. Несколько мгновений мы стояли так, но во мне гудела жажда деятельности. Мне хотелось с криками бегать от одной каюты к другой, пока Лиза не найдется. Если я не возьму эмоции под контроль и не очищу разум, то ничем не смогу помочь кузине. Меня, скорее всего, отправят в карцер, а это еще больше усложнит положение.

Лиза. Мое сердце сжалось. Хотелось разбиться вдребезги о пароход и броситься в океан. Но я только упрямо стиснула зубы.

– Меня не оставляет ощущение, что мы упускаем связь. Какое отношение ко всему случившемуся имеют карты?

Томас искоса взглянул на меня.

– Я пока не уверен, что они имеют значение.

– Все имеет значение, и ты это знаешь. – Я вздохнула. – Джек-потрошитель выбирал женщин, которые были вынуждены продавать себя, в деле Дракулы большинство жертв принадлежали роду Басарабов. А эти женщины? Что-то должно их связывать в сознании убийцы. Как сложить эти кусочки? А еще лучше… кто знал их до того, как они взошли на борт «Этрурии»? И зачем похищать Лизу? Какое отношение она имеет к этому?

– Что ж, похоже, они были знакомы до путешествия. По крайней мере доктор Арден и Прескотты точно. А что касается твоей кузины. – Томас глубоко вдохнул. – Скорее всего, она лишь разменная монета. Мы приближаемся к убийце, и ему это не нравится. Он задет за живое и пришел в бешенство.

По палубе пронесся особенно ледяной порыв ветра, и я поплотнее укуталась в пальто Томаса.

– Что-то в картах не дает мне покоя, но я никак не могу понять почему.

Томас поднял бровь, сверкнув глазами.

– У тебя есть идея, не так ли?

– Идем. – Я потянула его к каютам, наконец воплощая свою энергию в действие. – Я знаю, кто может ответить на наши вопросы.

Гудини открыл дверь и устало взглянул на нас. Я удивилась, что он один, без Цзяня или Андреаса, и даже без Мефистофеля.

На маленькой тумбочке возле его кровати лежала книга с чертежами и диаграммами. Большинство походили на устройства, которые повергли бы в дрожь саму смерть.

Гудини приглашающе махнул рукой.

– Вы намерены довести до конца номер с камерой пыток? – спросила я, входя в довольно просторную каюту. Внутри стояли несколько столов и сундуков, из которых торчали карты, наручники и цепи.

– Я не оставлю этот бизнес. Сколько бы тел ни обнаружили, меня ничто не испугает. – Он прищурился. – Вас прислала Лиза?

При звуке ее имени меня словно пронзило иглами. Он еще не слышал, что она стала новой жертвой. Я не смогла заставить себя ответить. Томас вышел вперед.

– Нет… – Любезность в голосе Томаса была достаточным предупреждением. – Но мисс Уодсворт с радостью вышвырнет вас за борт, если вы продолжите в таком тоне. – Увидев озадаченность Гудини, он добавил: – Она сила. Я, очевидно, очарование.

Гудини тряхнул головой, словно избавляясь от абсурдности такой мысли, и подошел к кровати.

– Если Лиза вас не посылала, то зачем вы здесь?

– У меня есть вопросы про игральные карты, – сказала я до того, как Томас успел выдать новую порцию очарования. – Я решила, что как Король карт вы лучше всех ответите на них.

Он настороженно посмотрел на меня, но в итоге кивнул.

– Что вы хотите узнать?

Я достала карты, которые были обнаружены на жертвах или рядом с ними, и разложила на столе, почти не испытывая угрызений совести из-за того, что оставила их себе. При обычных обстоятельствах я бы никогда не решилась трогать улики. Я не знала, имел ли значение порядок, в котором карты были найдены, но постаралась расположить их по времени появления.

– Пятерка червей, туз треф, туз пик, шестерка бубен, – перечислил Гудини и посмотрел на меня. – Где остальная колода?

– Это все, что есть. – Я показала на первую карту. – Они что-нибудь значат?

Если Гудини и заметил в моем заявлении легкую неуверенность, то не подал вида. Он взял карты и внимательно осмотрел их со всех сторон.

– Прежде всего это личная колода Мефистофеля.

Томас рядом со мной замер.

– Почему вы так уверены?

Гудини щелкнул по карте указательным пальцем:

– Видите?

Я наклонилась, чтобы получше рассмотреть сплетенные тернии, обрамляющие все карты.

– И это. – Гудини показал нам фразу, написанную мелким курсивом по кругу на рубашках карт. – Vincere Vel Mori.

– «Завоюй или умри»? – спросила я, мысленно поблагодарив директора Молдовеану за то, что заставил нас освежить в памяти латынь.

– Ну, раз вы так говорите, – пожал плечами Гудини. – Мне все равно, что это значит.

– Почему на основании этого вы решили, что карты принадлежат Мефистофелю?

– Ну, у него почти на всех вещах шипы и латынь. Вы наверняка заметили в помещениях для репетиций. – Гудини усмехнулся. – И она была выгравирована на фонтанчиках в ту ночь, когда вы плясали с «Зеленой феей». Хотя вы можете и не помнить, судя по тому, сколько выпили.

Я почувствовала на себе взгляд Томаса и поняла, что в его голове медленно складывается картинка того, что означала эта фраза. Было очевидно, что я что-то скрывала от него, и он не выглядел довольным. Однако, скорее всего, он злился из-за того, что не догадался сам.

– Что еще вы можете сказать про эти карты? – спросила я. – Почему они могут оказаться важными?

Гудини снова сосредоточенно уставился на карты.

– Шестерка бубен означает романтические проблемы, споры и классические ссоры влюбленных, согласно вашей кузине.

– Лиза вам так сказала? – нахмурилась я. Я знала, что кузине нравятся спиритические сеансы и вызов духов, но не знала о ее таланте толковать карты. Все это время я могла спросить у нее совета по поводу гаданий на картах.

– Я сказал ей, что это чушь собачья. Она ответила: «Как и флирт с другими девушками», и умчалась прочь. – Гудини взял пикового туза, повернул одной стороной, потом другой. – Этот означает несчастье. Иногда также несчастливый конец. – Он подвинул туза треф и пятерку червей. – Про эти не уверен. Если кто-то может их истолковать, то это Себастьян, Андреас или даже Аниша, если не Лиза. Но не слишком обольщайтесь: на самом деле это ничего не значит. Это просто карты.

– Аниша тоже умеет гадать на картах? – спросила я. – Я думала, что она знает только таро.

Гудини странно посмотрел на меня.

– Это она сказала Мефистофелю, что все должны научиться, что мы можем расширить бизнес, если у нас будет больше предсказателей. До нее только Андреас использовал свое баварское магическое зеркало. И если честно, не очень-то успешно.

В мозгу закружился водоворот новых гипотез. Если Аниша так талантлива в обоих видах карт, то она может оказаться именно той, кого мы ищем. Возможно, ее чувства к Мефистофелю были не такими, как я подозревала. Вполне вероятно, что он заключил с семьями жертв какую-то сделку, которую она не одобряла.

Гудини поднял брови, наверное, удивившись восторгу на моем лице.

– Спасибо, – сказала я, – вы очень помогли.

Томас пропустил меня к выходу из каюты, а сам задержался, барабаня пальцами по дверной раме и внимательно глядя на Гудини.

– Из-за чего начался ваш спор с Лизой?

Взгляд Гудини метнулся ко мне, и я понадеялась, что он не посоветует Томасу спросить у меня. Было бы сложно объяснить, что я стала свидетельницей их ссоры во время одной из своих тайных репетиций. Я и так с ужасом ждала грядущего объяснения по поводу «Зеленой феи». Через мгновение Гудини дернул плечом.

– Ну, в моем аквариуме плавает мертвая женщина, а ее интересует лишь то, какой леди в Америке я пишу. – Он театрально вздохнул. – Я сказал ей, что это пустяк, что у меня нигде нет возлюбленной. Единственная женщина в Америке, которую я люблю – или которой пишу, – моя матушка. Лиза не поверила.

Томас молчал, внимательно осматривая каюту. Бог знает, какие выводы он сделал из этого осмотра и разговора с молодым мастером освобождений.

– Да, полагаю, не поверила. Спокойной ночи.

Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не засыпать его вопросами, пока мы шли по пустым коридорам и поднимались по лестницам. На лестничной площадке я остановилась. Надеюсь, тут нас никто не подслушает.

– Ну что? Ты ему веришь?

– Да. Другое дело, верю ли я каждому сказанному им слову. – Томас набрал воздуха в грудь. – Уодсворт, я знаю, что ты не хочешь видеть правду за иллюзией Мефистофеля, но на настоящий момент он опасен. Он скрытный, и его игральные карты были оставлены почти на всех жертвах.

– Что выглядит крайне удобно по мере того, как накапливаются улики, – возразила я. – Ты должен признать, что это похоже на то, будто кто-то из кожи вон лезет, чтобы сделать его очевидным подозреваемым. Как насчет Аниши? Мы к ней не присматривались, но она явно возможный вариант.

– Несомненно, – согласился Томас, понизив голос. Он смотрел в пол, теребя пуговицу на рукаве, и у меня засосало под ложечкой. – Нам надо поговорить.

Я не могла отрицать, что предвидела серьезный разговор, но в глубине души мне хотелось убежать и спрятаться. Я предпочла бы не объяснять некоторые поступки.

– Хорошо.

Томас скрестил руки на груди и пристально посмотрел на меня.

– Ты встречалась с Мефистофелем по ночам? – Это был не вопрос, хотя Томас и оказал мне любезность, сформулировав его таким образом. Я с трудом сглотнула и кивнула. Я была трусихой. – Ты пила абсент и танцевала… с ним?

Я закрыла глаза и глубоко вдохнула.

– Да.

Томас не отвечал, и я все-таки осмелилась взглянуть на него. Я ожидала увидеть на его лице гнев из-за предательства, но на самом деле все оказалось намного хуже. Прежде чем он принял невозмутимый вид, я успела разглядеть мальчика, который никогда по-настоящему не верил, что его можно любить. Того мальчика, которому я обещала никогда не причинять боли, и только что нарушила это обещание, разбив его чувствительное сердце. Он смотрел на меня лишенными эмоций глазами.

– Я всерьез говорил, что ты свободна. – Он почти шептал. – Если существует вероятность, что ты… если ты думаешь, что твое сердце… – Он быстро сморгнул любой намек на слезы, прежде чем я успела заметить наверняка, и прочистил горло. – Я никогда не стану диктовать тебе, кого выбирать или какой дорогой идти. Но прошу сказать только одно: ты что-нибудь к нему испытываешь?

– Я…

Сердце колотилось о грудную клетку. Хотелось крикнуть, что это абсурдный вопрос, но почему-то слова отказывались срываться с губ. Томас определял ложь с той же легкостью, с какой другой человек находит солнце на горизонте. И я не хотела лгать ему. Правда была сложной и запутанной, но он заслуживал знать о каждом снедавшем меня сомнении. Я подняла руки.

– Я-я не уверена в том, что чувствую.

Он потер ладонями лицо. Я потянулась к нему, ненавидя себя за раздиравшие меня противоречия. Я схватила его руки и отвела их от лица, ища способ успокоить его, прогнать страхи, но что бы я ни сказала, прозвучало бы фальшиво.

Истина, которую я не желала признавать, была проста. Я даже не назвала бы это любовью – слишком мало времени прошло, но каким-то образом я поняла, что мое сердце может заинтересоваться другим мужчиной. Я могла отрицать, делать вид, что это не так, но Мефистофель стал мне небезразличен. Это напоминало маленький хрупкий бутон. При должном уходе и внимании он мог расцвести в нечто прекрасное. Я не знала, что это сулит нам с Томасом. Он заслуживает, чтобы его любили всецело и безоговорочно.

Ни у одного из нас не было опыта официального ухаживания. Что мы знали о себе или отношениях, не говоря уже о браке? Я не могла с чистой совестью облегчить его сомнения, раз не могла развеять свои собственные. Это могло быть просто сиюминутное необдуманное решение – реакция, основанная на страхе, а могло быть признаком того, что я не вполне готова к серьезным обязательствам. По крайней мере пока не разберусь со своими сомнениями.

– Томас… я…

– Прошу. Не надо. – Он поднял ладонь. – В действительности я никогда… – Он покачал головой. – Несмотря на всю мою браваду и умение разбираться в ситуации, я никогда не мог вычислить, что ты во мне нашла.

– Томас, ты не должен… я правда люблю тебя, просто…

– Если ты захочешь уйти, я не стану тебя удерживать. Возможно, я все время делаю и говорю не то, но я точно знаю, что люблю тебя достаточно сильно, чтобы дать свободу.

Я была готова возразить, что не хочу свободы, но это была бы неправда. Всю свою жизнь я стремилась к свободе – свободе выбирать в жизни каждую мелочь. Принимать решения – верные и ужасные. Решения, которые разобьют мне сердце и много раз его воскресят. Только я не подозревала, что выбор может быть таким трудным или причинит такую боль. По моему лицу скатилась слеза.

– Уодсворт, я люблю тебя. И всегда буду любить, независимо от того, что или кого ты выберешь. – Он наклонился и прижался губами к моей щеке. – А теперь извини, мне надо попробовать разобраться с игральными картами.

С этими словами он развернулся и торопливо пошел по коридору. Когда он открыл дверь, внутрь ворвался порыв ледяного ветра и наконец вывел меня из оцепенения. Силы оставили меня, и колени подогнулись. Я уткнулась лицом в ладони и зарыдала, не пытаясь заглушить свое отчаяние. Моя жизнь превратилась в запутанный клубок. Лиза в смертельной опасности. У Томаса разбито сердце. Убийца превратил пароход в площадку для своих жутких игр. А меня штормило сильнее, чем океан, по которому мы плыли.

Я позволила себе еще мгновение поплакать, слезы текли по лицу и капали на пол. Казалось, что-то у меня в груди навсегда сломалось. Я сжимала кулаки, пока боль не стала единственным, на чем я могла сосредоточиться. Затем я поднялась на ноги, отряхнула лиф платья и сделала глубокий судорожный вдох. Лиза пропала. Убийца угрожает мне. Как ни больно было думать об этом, но сейчас я не могла заниматься Томасом и нашими отношениями.

Не желая больше тратить время на переживания, я вышла на палубу первого класса и почти побежала по темному правому борту великолепного лайнера.

Ветер завывал, напоминая человека, проигравшего в карты все на свете. Я придерживала шляпу, опустив лицо в попытке защититься от холодного ветра. Зима напоминала нам, что существуют более страшные вещи, чем личные интересы людей или девушки с разбитым сердцем.

Я перешла с быстрого шага на бег, сосредоточившись на топоте своих ног, биении пульса и крадущемся по спине страхе. Надо было торопиться – прочесывать судно до тех пор, пока не найдется кузина…

Мое внимание привлекло движение на носу, и я остановилась перед дверью своей каюты, прислушиваясь, не раздадутся ли звуки борьбы. Сознание моментально заполонили образы трупов, бросаемых в пасть голодного океана. Я таращилась в темноту, которая лениво моргала в ответ, оживляя все мои страхи. Звук хлопающих на ветру парусов заставил меня посмотреть наверх, и я отшатнулась. Кто-то стоял на обледеневшем ограждении, фалды фрака развевались за спиной. Достаточно поскользнуться, и человек полетит в смертоносную воду.

Сквозь тучи проглянула луна, на мгновение осветив молодого человека. Он смотрел на океан, и я, не успев осознать свои действия, побежала к нему.

В тот миг я не понимала, хочу ли спасти его или заставить заплатить за преступное смущение моего сердца. Я просто бежала до тех пор, пока не обвила его руками, и мы оба не рухнули на палубу, разом лишившись воздуха в легких.