Глава 23. Дедукция и уловка

Я поморщилась. Мефистофель определенно оказал мне плохую услугу, произнеся такое на прощание. Как только дверь захлопнулась, Томас опять сел на кровать. Казалось, напряжение наконец его отпустило.

– Уодсворт, это был просто вопрос. Не обвинение. Я уже говорил, что всегда буду уважать твои желания насчет того, с кем проводить время или жизнь.

Я вздохнула.

– Я понимаю, почему ты расстроен, понимаю. И считаю, что у тебя есть право сердиться…

– Я не сержусь.

Он ответил слишком быстро для правды. Ну и пускай. Разберемся с этим в Америке.

– Томас, умер еще один человек. Работа прежде всего.

– Строго говоря, мы не знаем, мертв ли он. Возможно, руку должным образом ампутировали. – Он похлопал пальцами по бедру, привлекая мое внимание. – Пока мы не осмотрим руку внимательно, мы не можем быть уверены, что он умер.

– Ты в самом деле в это веришь? Если руку не ампутировали должным образом, он бы истек кровью.

– Маловероятно, что он жив, принимая во внимание еще три убийства, но такая возможность остается. – Томас отметал и добавлял причины, как костяшки на счетах. – Мы находимся на пароходе с бродячим цирком. У них есть опасное техническое оснащение. Пострадавшему могло оторвать руку при обращении с этим оборудованием. Тот, кто показывал ему оборудование, запаниковал. На самом пароходе очень много мест, где можно покалечиться. Верю ли я в то, что произошло что-то из перечисленного? – Он покачал головой. – К сожалению, нет. Вот почему пытаюсь решить головоломку. Я считаю, что самое первое из убийств было совершено здесь. С точки зрения логики в первых преступлениях больше вероятность наделать ошибок. Убийца воплощает свои темные фантазии, но редко все проходит как запланировано. Я надеюсь найти подсказку к тому, как это начиналось.

– В темноте?

– Я и сам только что сюда пробрался. Услышал, что кто-то идет, и выключил свет. – Он прищурился. – Ты думала, я сижу в потемках, уставившись на стену? Вот почему ты так удивилась? – Он наградил меня холодным взглядом. – Это чересчур эксцентрично даже для меня.

– Томас, я… мы не…

– Прошу. – Он похлопал по кровати рядом с собой, даже не задумавшись, что это неприлично. – Давай немного посидим. Я кое-что хотел сказать… – Он поерзал. – Тебе по-прежнему интересно, когда я излагаю свой метод?

Мне показалось, что он изменил фразу на середине, но я не стала заострять на этом внимание. Он предлагал оливковую ветвь мира, предпочитая исключить вопросы, не имеющие отношения к делу.

Я подошла к кровати и села рядом с ним.

– Очень интересно. И какие же дедуктивные выводы об этом месте преступления делает мистер Томас Джеймс Дорин Кресуэлл?

– Ты имеешь в виду, невероятно красивый и талантливый Томас Джеймс Дорин Кресуэлл. – Его лицо тронула слабая улыбка. – Начнем с очевидных вариантов. Базовых истин. Что мы уже знаем о месте преступления?

– Ну, – начала я, стараясь припомнить, как выглядела каюта. – Там стояли два бокала. Недоеденное пирожное и брошенное платье. Отравленные ягоды мы не нашли, поэтому не исключено, что их съели до пирожного.

Томас кивнул.

– Тем не менее я начинаю сомневаться, что она в самом деле умерла от ягод. Может, они предназначались для того, чтобы отнять у нее способность сопротивляться. Это может означать…

– Это может означать, что замешан не один человек. – От этого предположения у меня зачастил пульс. Еще одно веское доказательство, что преступления совершала команда из мужа и жены. Но с другой стороны… – Мефистофель утверждает, что был с мисс Креншо перед отплытием. Кто-то подкинул ему лоскуты от ее платья.

Томас подумал. Если я ожидала прочитать на его лице какие-нибудь эмоции по поводу похождений Мефистофеля, меня ждало разочарование. Он был так же холоден и рассудочен, как всегда.

– Может, он лжет. Существует большая вероятность, что он сам оторвал лоскуты от платья, надеясь использовать для отвода глаз.

– Но какой смысл? – с недоверием спросила я. – Разве это не бросит на него подозрение? Он мог с легкостью притвориться, что не был знаком с ней и не приходил к ней в каюту. Кто бы узнал?

– Секреты рано или поздно раскрываются. Кто-то мог видеть его, и он подстраховался на такой случай.

Я вздохнула, надеясь, что личная неприязнь Томаса к хозяину карнавала не будет мешать нормальному процессу расследования. Мы посидели молча, размышляя каждый о своем.

Наконец я нарушила тишину.

– Хорошо. Зайдем с другого боку. Скажем, Мефистофель просто пришел, они выпили шампанского и… – Я вспыхнула, не желая вдаваться в детали того, что могло произойти после вина. – Потом он ушел. Может, кто-то прислал девушке пирожное и ягоды якобы как любовный подарок от него. Здесь была только одна тарелка и одна вилка. Затем, когда прошло достаточно времени, чтобы ей стало нехорошо, убийца сделал свой ход.

– Любопытно. – Во взгляде Томаса загорелась искра интереса. – И каким же образом появляется потенциальный убийца?

– Это совсем нетрудно, – ответила я, махнув рукой перед нами. – Дверь. Это единственный вход в каюту и выход из нее.

– Замечательно. Мы должны осмотреть ее, нет ли следов взлома или… – Он застыл. – Смотри.

Я уставилась на закрытую дверь. Поначалу вообще ничего не заметила, пока не прищурилась. Черную поверхность усеивали крохотные пятна крови.

– Странный рисунок, правда?

В два широких шага Томас подошел к двери. Я следовала прямо за ним. Он потирал подбородок, возможно, пытаясь удержаться от прикосновения к потенциальным уликам. Он обвел взглядом всю поверхность, просчитывая и делая выводы способами, которые я хотела бы проследить изнутри.

– Уодсворт, давай разыграем убийство.

Несмотря на жуткие обстоятельства и ужасную историю, о которой поведали пятна крови, я улыбнулась, и Томас тоже. Наверное, мы оба такие же дьяволы, как и все артисты «Лунного карнавала».

– Я сыграю роль жертвы, – сказала я. – А из тебя гораздо лучше выйдет убийца.

– Правда. – Он открыл дверь и вышел. – Меня еще не поймали.

– Безбожник. – Я закатила глаза, но закрыла за ним дверь и стала ждать.

Через секунду он постучал, и я отбросила все посторонние мысли. Было нетрудно представить, как мисс Креншо восприняла негромкий стук в ее каюту. Яд уже начал действовать? Она спотыкаясь двинулась к двери, надеясь на помощь?

С колотящимся сердцем я приоткрыла дверь. Она ждала этого гостя или он пришел незваным? Похоже, это останется тайной.

Томас стоял, слегка наклонив голову в цилиндре так, что лицо скрывалось в тени. Хотя я и знала, что это он, у меня по спине пробежал холодок. Он поднял голову, но я не видела его глаза. Эта часть прогулочной палубы была особенно темной даже при свете почти полной луны.

– Слушай, – прошептала я.

О борт парохода ритмично бились мягкие волны. Из ближайших труб с шипением клубился дым. Фоновый шум. Он мог приглушить звуки борьбы, если бы проснулся кто-нибудь в соседних каютах.

– Думаю, она была знакома с нападавшим, – сказал Томас, проводя рукой по дверной раме. – Никаких царапин или отметин снаружи, которые бы указывали на то, что дверь пытались взломать.

– Согласна. Или ей было слишком плохо, чтобы отказываться от любой помощи.

Я открыла дверь пошире, впуская его. Когда Томас опять вошел, я осталась стоять рядом, изучая пятна крови. Нас разделяло всего несколько дюймов, и я ощущала тепло его тела. Интересно, чувствовала ли мисс Креншо то же самое перед тем, как на нее напали? Стояла ли она так же близко к своему убийце? Ощущала ли его тепло перед тем, как он нанес роковой удар?

– Здесь тоже нет признаков борьбы, – продолжала я, – поэтому, наверное, нападение было совершено сразу после того, как она его впустила.

Томас кивнул.

– Кольцо осталось у нее на пальце, так что это не грабеж. И, насколько я помню, хотя мы только наскоро ее осмотрели, у нее на руках не было ран от самозащиты. Кроме следов от ногтей, когда она сжимала кулаки. Почему так?

Я мгновение поразмышляла над этим, глядя прямо на Томаса, и меня осенило.

– Потому что, как ты и сказал, он ударил ее сразу, как только она пригласила его войти. Если ей было плохо, то она реагировала недостаточно быстро.

На сей раз я поняла, что испытывает Томас, когда перевоплощается во время расследований. Вместо того, чтобы быть добычей, я стала хищником. Моя собственная тьма замерцала, как глаза голодной собаки за пиршеством, и я не пыталась останавливать или контролировать ее ненасытные капризы.

Было что-то великолепное и ужасное в понимании того, как работает ум убийцы, каковы его желания и что он чувствует, когда держит в своих руках чужую жизнь. Решительная и уверенная, как скальпель в моих руках, я могла выбирать, каким образом покончить со всем этим быстрым взмахом лезвия. Как покончить с ним.

Власть пьянила, как шампанское, которое мы с Томасом пили на рождественском балу две недели назад. Одно крохотное движение – и я решу его судьбу. Судьба Томаса больше не будет начертана среди звезд, и ее не будет направлять никакой бог на небесах; только я буду ее определять.

Я не была ни милосердной, ни доброй.

Я была правосудием с холодным и стремительным клинком.

Я вцепилась в эту личность, заставляя ее поделиться знаниями, которые могла бы использовать в наших целях. Я схватила Томаса и развернула, превращая его в жертву, а себя – в убийцу.

– Прости, Кресуэлл, – прошептала я, – но будет больно.

Прежде чем он запротестовал, я дважды быстро ткнула его в грудь. При этом я не испытывала сожаления, но еще более тревожной была утробная радость, разлившаяся внутри как темнота. Я была способной студенткой судебной медицины, но при этом еще более способной убийцей.

Все, что мне было нужно, – сдаться этой вздымающейся тьме, уступить этой порочной тяге.

Как я и ожидала, он невольно поднес руки к ране. Я держала наготове воображаемый нож, глядя, как он зажимает грудь в том месте, где, наверное, наливается синяк. Я вывела его из строя за каких-нибудь полминуты. Если на мисс Креншо напали с ножом, с этого момента с ней было легко справиться. Я не помнила никаких колющих ран, но, опять же, вскрытие не показало однозначных результатов, поскольку тело сильно обгорело. Вот еще одна причина поджечь тело помимо театрального эффекта.

Томас отшатнулся. Не мигая, я подмечала каждую деталь. Он не поднял руки, чтобы отразить мои удары, потому что пытался остановить кровь. Вот поэтому у мисс Креншо не было ран от самозащиты.

Я занесла кулак, и Томас увернулся от очередного удара. Если бы он на самом деле истекал кровью, она бы струей плеснула на дверь по дуге, в точном соответствии с оставленными следами.

– Вот! Я разобралась!

Я чуть не прыгала. Томас потер грудь, следя глазами за моим воображаемым оружием. Я разжала кулак и нежно приложила ладонь к его сердцу, прикусив губу, когда он поморщился.

– Мне правда жаль, что пришлось тебя ударить. Меня немного занесло. Больно?

– Не очень. Можешь бить меня когда заблагорассудится. – Он подмигнул и поморщился. – Хотя на будущее я предпочел бы более нежные прикосновения.

– Запомню.

Я отвела его обратно к кровати, и он на нее плюхнулся.

– Хотя синяков это не уменьшит, я полагаю, что разобралась, каким образом появились брызги крови. Дуга и немного размазанные пятна указывают на рану в груди. Она медленно развернулась, может, даже упала на стену сразу после того, как схватилась за грудь, – в этом моменте я не уверена. Но когда она поворачивалась, кровь брызнула дугой, а потом размазалась, словно девушка наткнулась на стену, в этом я уверена. Точно так сделал ты. Нетрудно предположить, что мисс Креншо ударили ножом.

Томас оценивающе посмотрел на меня, отчего у меня закипела кровь. Нет большего удовольствия, чем когда восхищаются твоим умом.

– Это несомненно означает, что злоумышленник намеревался ее убить. Она была намеченной жертвой, но почему?

– Интересно, если… Смотри. – Я подняла игральную карту, завалившуюся между тумбочкой и кроватью. – Шестерка бубен.

Томас взял карту, перевернул, внимательно рассмотрел каждый дюйм и, нахмурившись, вернул мне.

– Возможно, карты – это просто карты.

Я уставилась на замысловатый рисунок на обороте – ворон раскрыл переливчатые крылья на фоне полной луны, а по краям тянулись серебристые тернии. Я нашла двойные восьмерки сверху и снизу.

– Или просто означает, что все это часть большой игры. Которая представляет высшую форму ловкости рук.