6
Минули часы.
Вначале мой гнев был горячим, как магма. Теперь я ощущала холод. Оцепенение.
Из другой части здания доносились отголоски вечеринки. Я чувствовала себя ненужной, глупой, а более всего опустошенной. Наверное, мне полагается сломать карандаш и в ярости опрокинуть столы? Поразглагольствовать о мести врагам, их детям и внукам? Повести себя, как обычная Спенса?
Я просто сидела и безучастно смотрела перед собой, пока отзвуки вечеринки не стали стихать. Наконец в класс заглянула адъютант.
— Э-э, тебе пора уходить.
Я не двинулась с места.
— Ты уверена, что не хочешь уйти?
Меня придется отсюда выволакивать. Я представила, как это будет, — очень героически и непокорно, но адъютант, похоже, не особо горела подобным желанием. Она выключила свет, и я осталась сидеть при красно-оранжевом аварийном освещении.
В конце концов я встала и подошла к столу у стены, где Железнобокая, возможно, случайно оставила тесты детей Первых граждан. Я пролистала стопку: на каждом листке стояло только имя, все места для ответов были пустыми.
Я взяла верхний, сданный первым. На нем значилось имя Йорген Уэйт, а дальше вопрос:
«1. Назовите четыре основных сражения, которые обеспечили Объединенным Пещерам Непокорных независимость в качестве первого крупного государства на Детрите».
Вопрос с подвохом, так как о стычке при Юникарне всегда забывали — она не была на слуху. Однако именно там новоиспеченная АОН впервые применила истребители второго поколения, тайно построенные в Вулканической. Я вернулась к своей парте, уселась и записала ответ.
Я отвечала на вопросы один за другим. Вопросы были хорошими, не просто перечисления дат или подробностей событий. Несколько математических заданий о боевых скоростях. Большинство касались намерений, мнений и личных предпочтений. Трудности возникли с двумя вопросами. Я пыталась решить, написать ли то, что требовалось, или то, что считала правильным.
Я оба раза выбрала второе. Да и кого это заботило? К концу теста снаружи послышались голоса.
Судя по разговору, уборщики.
Я вдруг почувствовала себя глупо. Неужели я буду кричать и вынуждать беднягу уборщика вытаскивать меня за волосы? Я потерпела поражение. Невозможно победить в каждом бою и не стыдно проиграть, когда тебя превзошли численно. Я перевернула тест, постучала по нему карандашом. Я по-прежнему сидела почти в темноте, корпя над вопросами при аварийном освещении.
Я начала рисовать на обороте теста W-образный корабль, и тут меня осенила безумная идея. Изначально АОН была не официальными военными силами, а всего лишь группой мечтателей, носившихся с безумной идеей: запустить Комплекс и построить корабли по сохранившимся в крушении чертежам.
Они построили собственные корабли.
Открылась дверь, впустив свет из коридора. Снаружи загремело ведро, двое уборщиков жаловались на что-то разлитое в помещении, где проходила вечеринка.
— Выйду через минуту, — сказала я, заканчивая набросок. Думая.
Размышляя. Мечтая.
— Девочка, ты почему до сих пор здесь? — спросил уборщик. — Не захотела повеселиться на вечеринке?
— Не было настроения праздновать.
— Не справилась с тестом? — хмыкнул он.
— Оказывается, это не важно. — Я посмотрела на него, но он стоял спиной к свету, просто силуэт в дверях. — Вы когда-нибудь… чувствовали, что вас заставили быть тем, кто вы есть?
— Нет. Но вполне могло случиться, что я сам себя заставил.
Я вздохнула. Мама, наверное, с ума сходит от беспокойства. Я подошла к стене, у которой адъютант оставил мой рюкзак.
— Почему тебе так хочется стать пилотом? — спросил уборщик. В его голосе мне почудилось нечто знакомое. — Это опасно. Многие погибают.
— За первые пять лет сбивают чуть меньше пятидесяти процентов, — ответила я. — Но погибают не все. Некоторые катапультируются. Другие разбиваются, но выживают.
— Да. Я знаю.
Я замерла и, нахмурившись, опять посмотрела на уборщика. Лица не видно, но на груди что-то блеснуло. Медали? Значок пилота? Прищурившись, я различила китель и брюки АОН.
Не уборщик. Уборщики по-прежнему перебрасывались шутками в коридоре.
Я выпрямилась. Мужчина медленно подошел к моему столу. В отблесках аварийного освещения я увидела, что он пожилой, за пятьдесят, с белоснежными усами и заметно хромает.
Он взял мой тест, пролистал его и наконец спросил:
— Так почему же? Почему для тебя это так важно? В тестах никогда не бывает самого главного вопроса. Почему ты хочешь стать пилотом?
«Чтобы проявить себя и восстановить честное имя отца». Такой ответ напрашивался в первую очередь, но что-то мешало его произнести. Порой это проскальзывало в словах отцах, поднималось из глубины души, часто заглушаемое мыслями о мести и искуплении.
— Чтобы увидеть небо, — прошептала я.
Мужчина хмыкнул.
— Мы называем себя Непокорными. Это главный идеал нашего народа — мы не отступаем. Тем не менее Железнобокая всегда удивляется, когда кто-то бросает ей вызов.
Он покачал головой и положил тест обратно. А на бумагу что-то еще.
И заковылял прочь.
— Подождите, — окликнула я. — Кто вы?
Он остановился в дверном проеме. Свет из коридора упал на лицо, позволив лучше разглядеть усы и глаза, которые казались… старыми.
— Я знал твоего отца.
Погодите. Я помнила этот голос.
— Дворняга? Вот вы кто. Вы были его напарником!
— В другой жизни, — подтвердил он. — Послезавтра в семь ноль-ноль, корпус F, класс C-14. Покажешь значок, и тебя пропустят.
Значок? Я вернулась к столу и обнаружила на своем тесте значок курсанта.
Схватила его.
— Но Железнобокая сказала, что никогда не пустит меня в кабину пилота.
— С Железнобокой я разберусь. Это моя группа, последнее слово за мной, и даже она не может мне приказывать. Слишком важная для этого.
— Слишком важная? Чтобы распоряжаться?
— Военные традиции. Когда становишься достаточно важным, чтобы бросить армаду в бой, тебе не по статусу вмешиваться в то, как интендант управляет складом. Увидишь. Судя по тесту, ты много знаешь, но не все. В семнадцатом вопросе ошиблась.
— Семнадцатом… — Я быстро пролистала тест. — Про численное превосходство?
— Правильный ответ — отступить и ждать подкрепления.
— Нет.
Он напрягся, и я прикусила язык. Стоит ли спорить с человеком, который только что дал мне значок курсанта?
— Я пущу тебя в небо, — сказал он. — Но поблажек тебе не дадут. И я не дам. Это было бы нечестно.
— А что вообще честно?
Он улыбнулся.
— Смерть. Перед ней все равны. Семь ноль-ноль. Не опаздывай.
