Истребитель.

Старый, совершенно неизвестной мне конструкции. С более широким размахом крыльев, чем у кораблей АОН, формой напоминающий искаженную W. Прямые, как лезвия бритвы, крылья обрамляли старую, покрытую пылью кабину. Подъемное кольцо — та штука, что сообщала истребителям подъемную силу, — погребено в щебне под кораблем, но кажется невредимым.

На миг я забыла про тест. Корабль.

Сколько он пролежал здесь, что собрал столько щебня и пыли? Одно крыло согнуто почти до земли, скорее всего, оползнем, задние ускорители — в кошмарном состоянии.

Я не могла определить модель. Невероятно. Я знала все модели АОН, все корабли креллов и все бродячие торговые корабли, принадлежащие кочевым человеческим кланам. Я даже изучила старые корабли, на которых мы летали первые десятилетия после крушения на Детрите.

Я могла оттарабанить их наизусть чуть ли не во сне и нарисовать очертания по памяти, но такой конструкции никогда не видела. Скинув рюкзак, я при свете браслета с опаской вскарабкалась по гнутому крылу. Затвердевшая пыль кусками отваливалась из-под ботинок, открывая исцарапанный металл. Правая часть корабля была повреждена особенно сильно.

«Он потерпел здесь крушение, — подумала я. — Давным-давно».

Я добралась до округлой кабины со стеклянным или, скорее, плавкопластиковым фонарем, который оказался на удивление целым. С тех пор как у корабля хватало энергии открыть собственную кабину, минули поколения, но панель ручного управления обнаружилась как раз там, где я ожидала ее найти. Я стерла пыль и увидела английские буквы: «Аварийный отстрел фонаря».

Значит, корабль человеческий. Тогда он очень старый. Скорее всего, такой же древний, как Комплекс и пояс обломков.

Я подергала за рычаг, но безрезультатно. Заклинило. Уперев руки в бока, я подумала, не разбить ли фонарь, но это показалось и вовсе постыдным. Истребитель древний, такому самое место в музее кораблей Вулканической, где мы чествовали воинов прошлого. Однако в кабине не видно скелета, поэтому либо пилот унес ноги, либо корабль здесь так давно, что даже кости превратились в пыль.

«Ладно, нужно действовать деликатно». Я могу быть деликатной. Я неимоверно деликатная. В принципе, все время.

Я прикрепила один конец светолинии к рычагу, перебралась через верхнюю часть корабля к груде щебня у хвоста и прикрепила другой конец к валуну. Энергетическая веревка вытянулась на всю длину, и браслет перестал светиться. Если отсоединить светолинию от источника энергии, заряда хватит на час-два и ее длина останется постоянной.

Я легла на спину, уперлась в стену и пнула валун. Тот покатился вниз по груде щебня, и, как только послышался щелчок из кабины, я тут же касанием отцепила светолинию. Оба конца сияющей веревки освободились, и она втянулась обратно в браслет.

Покончив с этим, я подобралась ближе и увидела, что рычаг поднялся и древняя кабина приоткрылась. Я с благоговением откинула фонарь полностью. По стеклу заструились каскады пыли. Внутри на первый взгляд все сохранилось очень хорошо. И правда, скользнув в кабину, я обнаружила, что кресло задубело, но кожа не потрескалась и не сгнила.

«Знакомые панели», — подумала я, кладя левую руку на рычаг двигателя, а правую на сферу управления — пальцы удобно легли в выемки. Мне доводилось сидеть в макетах кабин в музее, но в настоящем истребителе — никогда.

Сунув руку в карман, я нащупала отцовский значок, который забрала из тайника перед тем, как отправиться в туннели. Значок заискрился в свете браслета. Испытывал ли отец, сидя в кабине, то же светлое ощущение правильности, что и я? Что бы он подумал, узнав, что его дочь охотится на крыс? Что она торчит в пыльной пещере, вместо того чтобы писать тест на пилота?

Что она сдалась, вместо того чтобы бороться?

— Я не сдалась! Я не сбежала!

Хотя… все-таки сбежала. Но что еще было делать? Невозможно бороться с целой системой. Если сама адмирал Железнобокая — глава АОН — не хочет меня принимать, ничего не изменишь.

Меня затопил гнев, отчаяние, ненависть. Ненависть на АОН за то, как обошлись с отцом, гнев на мать и учителей — на всех взрослых, кто позволял мне мечтать, хотя наверняка знал правду.

Я закрыла глаза и почти ощутила тягу ускорителей. Почти почувствовала, как перегрузка вжимает меня в кресло на развороте. Почти уловила запах свежего чистого воздуха, который втягивается в кабину из верхних слоев атмосферы.

Мне хотелось ощутить это больше всего на свете. Однако, открыв глаза, я снова оказалась в пыльном, вышедшем из строя памятнике древности. Я никогда не буду летать. Меня изгнали.

Из подсознания пробился голосок: «Что, если это и есть тест?»

Что, если… они хотели посмотреть, как я себя поведу? Скад, что, если миссис Вмир лгала? И зря я сбежала — или, того хуже, просто доказала, что я такой же трус, каким считали отца?

Выругавшись, я сверилась с часами на браслете-светолинии. Четыре часа. До теста оставалось четыре часа. Но я бродила почти весь день и никак не успею вовремя вернуться в Вулканическую. Или успею?

— Дотянись до звезд, Спенса, — прошептала я.

Надо попробовать.