29
Проснувшись, я обнаружила, что лежу свернувшись калачиком в груде одеял. Я протянула руку, чтобы прикоснуться к стенке кабины М-Бота, но уткнулась в раму кровати.
Точно. Который час? Я коснулась светолинии, и комната озарилась мягким сиянием. Почти пять утра. До занятий два часа.
Мы проговорили до часу ночи, и, как ни странно, я совсем не вымоталась. Сна не было ни в одном глазу. Наверное, мозг знал, что, если я хочу сегодня попасть в уборную и вымыться, нужно сделать это сейчас, пока все в корпусе спят.
На самом деле даже лучше, если я улизну и меня увидят идущей в школу перед занятиями. Я выбралась из своего гнездышка, потянулась и подобрала рюкзак. Я старалась вести себя как можно тише, хотя, наверное, беспокоиться не о чем. Если храп Рвоты никому не мешает спать, то царапающий пол рюкзак их тем более не потревожит.
Приоткрыв дверь, я обернулась к трем спящим девушкам и прошептала:
— Спасибо.
И тут же решила, что не позволю им поступить так еще раз. Это слишком опасно. Нельзя, чтобы адмирал внесла их в свой черный список.
Это было чудесно. Даже если теперь я точно знала, чего лишена. Даже если тошно уходить, даже если меня выворачивает наизнанку, я бы ни на что не променяла эту ночь. Единственный раз я испытала, что значит по-настоящему быть частью звена пилотов.
Эта мысль крутилась в голове, пока я шла в уборную и мылась. Закончив, я посмотрела в зеркало и пригладила мокрые волосы. Во всех сказках волосы у героев были иссиня-черные, золотистые или рыжие — всегда эффектные, а не как у меня, грязно-каштановые.
Со вздохом я забросила рюкзак на плечо и выскользнула в пустой коридор. По пути к выходу мое внимание привлек свет под одной из дверей — в нашем классе. Кто там может находиться в такой час?
Любопытство пересилило здравый смысл. Подкравшись, я заглянула в окошко на двери и увидела, что кабина Йоргена активна и голограмма запущена. Что он там делает в полшестого утра? Решил потренироваться дополнительно?
Голограмма Кобба в центре класса проецировала миниатюрную модель тренировочного боя. Я увидела, как корабль Йоргена с помощью светокопья огибает парящий обломок, а затем палит по креллу. Было в этом эпизоде что-то знакомое…
Да, это бой, в котором погибли Бим и Заря. Кобб пересматривал ту же запись.
Корабль Зари, охваченный пламенем, устремился вниз. Я поморщилась, но за миг до того, как она ударилась о землю, голограмма застыла и запустилась сначала. Я снова смотрела, как корабль Йоргена летит с другого конца поля боя, уворачиваясь от обломков, и бросается на корабль, который уничтожит Зарю. Он активировал ОМИ и отключил вражеский щит, но крелл все равно попал в корабль Зари, и тот свалился в штопор.
Голограмма запустилась с самого начала. Йорген попытался еще раз, выбрав другое направление полета.
До меня дошло: он хотел понять, мог ли их спасти.
Когда Зарю сбили в третий раз, голограмма не остановилась — только Йорген тяжело встал с кресла, сорвал с головы шлем и с громким стуком шмякнул его о стену. Я вздрогнула и чуть не бросилась бежать — шум мог привлечь внимание. Однако при виде безвольно привалившегося к стене Йоргена, обычно такого высокого и властного… я не смогла уйти.
Он выглядел таким ранимым. Таким человечным. Потеря Бима и Зари тяжело ударила по мне. Я никогда не думала, что испытывал командир звена — человек, которому полагалось держать нас всех подальше от проблем.
Йорген бросил шлем, отвернулся от стены и застыл.
Скад! Он меня увидел.
Я метнулась в сторону и выбежала из корпуса, пока Йорген меня не поймал. Но… что теперь? В нашем маленьком заговоре зияла дыра. Вдруг охранники у ворот доложат адмиралу, что я не покидала базу вчера вечером?
Разумеется, они не отчитываются каждый день о каждом человеке, который посещает базу. Так? Но если я сейчас выйду, а потом сразу вернусь, им это наверняка покажется подозрительным.
Поэтому вместо того, чтобы пойти к воротам, я бесцельно бродила по дорожкам между зданий. Было темно, световые люки потускнели до утра, на дорожках практически безлюдно. Я миновала больше статуй, чем людей: в этой части базы вдоль аллеи выстроились бюсты Первых граждан, глядящих в небо.
Меня овеяло особенно холодным порывом ветра. Ветви ближайшего дерева закачались. В тусклом свете статуи представали призрачными фигурами, каменные глаза прятались в тенях. С ближайшей стартовой площадки несло едким дымом. Наверное, недавно на базу вернулся подбитый истребитель.
Я со вздохом присела на скамейку, бросив рядом рюкзак. На душе было грустно, даже, пожалуй, чуть тоскливо. Огонек вызова рации по-прежнему мигал. Может, беседа с М-Ботом выведет меня из уныния.
Я переключила рацию на прием.
— Привет, М-Бот.
— Я в негодовании! — воскликнул он. — Я безгранично оскорблен! Не могу выразить словами свое возмущение, но встроенный словарь подсказывает, что я оскорблен, обижен, унижен, попран, ущемлен, уязвлен и/или, возможно, осквернен.
— Прости. Я не хотела тебя отключать.
— Отключать?
— Я на всю ночь выключила рацию. Ты поэтому сердишься?
— О, это просто обычная человеческая забывчивость. Разве вы не помните? Я написал подпрограмму для выражения своей злости на вас.
Я нахмурилась, стараясь припомнить, о чем это он.
— Вы сказали, что я крелл. Я разозлился. Это же не шутки.
— Да. Прости.
— Извинения приняты! — Судя по голосу, М-Бот был доволен собой. — Я продемонстрировал весьма неплохое негодование, согласны?
— Блестящее!
— Я тоже так считаю.
Я посидела молча. События прошлой ночи погрузили меня в задумчивое, спокойное настроение.
«Она и правда никогда не допустит меня к полетам, — подумала я, вдыхая дым со стартовой площадки. — Я могу окончить школу, но смысла никакого».
— Хотя вы правы, — заметил М-Бот. — Я могу оказаться креллом.
— Что?!
Я так резко поднесла рацию ко рту, что чуть не разбила губы.
— Я о том, что мои банки данных почти полностью утрачены. Неизвестно, что в них было.
— Тогда почему ты так рассердился, когда я предположила, что ты можешь быть креллом?
— Это казалось правильным. Я должен изображать из себя личность. А какая личность позволит так себя порочить? Даже если это совершенно логичное предположение и вы, задаваясь этим вопросом, абсолютно обоснованно оцениваете угрозу.
— М-Бот, я правда не знаю, что о тебе и думать.
— Я тоже. Иногда мои подпрограммы реагируют раньше, чем главный симулятор личности успевает их приструнить. Это очень сбивает с толку. С абсолютно логической, механической точки зрения, а не в плане всех этих иррациональных человеческих эмоций.
— Разумеется.
— Вы используете сарказм. Будьте осторожны, или я опять запущу программу негодования. Не знаю, станет ли вам легче, но я не думаю, что креллы — это ИИ, к чему бы там ни пришли ваши умники из АОН.
— Правда? Почему ты так думаешь?
— Я проанализировал схемы полетов. Ваши, между прочим, тоже. Кстати, могу подсказать, как их улучшить. Похоже… у меня есть целый комплекс подпрограмм, предназначенных для подобного анализа. Так или иначе, вряд ли все креллы — ИИ, хотя некоторые могут ими быть. Мой анализ показывает, что летают они по большей части по индивидуальным закономерностям и не вполне вписываются в логические программы. В то же время они безрассудны, что любопытно. Я предполагаю, что это дроны или что-то наподобие, хотя Кобб, пожалуй, прав: планета вызывает помехи в связи. Как выяснилось, у меня есть технология усиления сигнала, которая помогает их минимизировать.
— Ну, ты же корабль-невидимка. Скорее всего, продвинутые технологии связи помогали тебе на боевых заданиях.
— Да. Наверное, той же цели служат мои голографические проекторы, активный камуфляж и система обхода сонаров.
— Я даже не знала, что у тебя все это есть. Камуфляж? Голограммы?
— Согласно настройкам, до недавнего времени, пока не иссяк резервный источник энергии, все эти системы находились в режиме ожидания, создавая поверх корабля иллюзию щебня и препятствуя обнаружению моей пещеры сканерами. Я могу определить время с точностью до наносекунды, но обычно люди терпеть не могут подобную точность — из-за нее я кажусь расчетливым и чуждым.
— Что ж, это объясняет, почему за столько лет тебя никто не обнаружил.
Я задумчиво постучала пальцем по рации.
— В общем, надеюсь, что я не крелл, — произнес М-Бот. — А то вышло бы супернеловко.
— Ты не крелл.
Я поняла, что в самом деле в это верю. Раньше это меня беспокоило, но теперь… Я не могла объяснить почему, но знала, что он не крелл.
— Может быть, — отозвался он. — Признаюсь, я… беспокоюсь, что, сам того не понимая, могу оказаться каким-нибудь злобным созданием.
— Если ты крелл, то зачем тебе жилой отсек для человека и разъемы, совместимые с нашими?
— Меня могли построить, чтобы внедрить в человеческое общество в качестве одного из ваших кораблей, — предположил он. — А вдруг все креллы — мятежные ИИ, изначально созданные людьми? Это бы объяснило, почему на мне ваши надписи. А может, я…
— Ты не крелл. Я это чую.
— Возможно, в вас говорит какая-то иррациональная человеческая предвзятость, — заметил он. — Но моя подпрограмма, которая может имитировать признательность… признательна.
Я кивнула.
— Она для того и нужна, — добавил он. — Оценивать, выражать признательность.
— Никогда бы не подумала.
— Я могу оценивать миллион раз в секунду. Можно сказать, что из всех ваших замечаний это, вероятно, единственное наиболее оцененное.
— Я была бы признательна, если бы ты хоть изредка помалкивал о том, какой ты великий, — сказала я, но при этом улыбнулась и убрала рацию в рюкзак.
— А за это замечание я не признателен, — негромко произнес он. — Просто чтобы вы знали.
Выключив рацию, я встала и потянулась. На меня пялились ближайшие бюсты Первых граждан, среди них и молодой Кобб. Странно смотреть на изображение человека, когда теперь я его так хорошо знаю. Как-то не к месту эта молодость, разве он не родился сразу суровым пятидесятилетним мужчиной?
Я закинула рюкзак на плечи и зашагала обратно к зданию летной школы.
У главного входа стоял полицейский.
Я замерла на месте. Затем, обеспокоенная, подошла.
— Курсант Найтшейд? — спросил полицейский. — Позывной Штопор?
У меня упало сердце.
— Адмирал Железнобокая хочет с вами поговорить.
Я кивнула.
Полицейский повел меня в корпус, где я однажды встретила Йоргена с адмиралом. С каждым шагом нарастало ощущение, что меня отчислят. Я это предчувствовала. Ночные посиделки у девчонок были плохой идеей, но… дело не в одном маленьком нарушении.
Я вошла в здание. Похоже, столкновение неизбежно. Я сама его заслужила за то, как дважды поступила с Йоргеном. Кроме того, адмирал — самая могущественная фигура в АОН, а я дочь труса. Удивительно, что она до сих пор не нашла повода меня выгнать.
Пора с этим покончить. Да, я боец, но хороший боец знает, когда в битве не победить.
Полицейский привел меня в страшно захламленный кабинет. Железнобокая пила кофе за столом, сидя спиной ко мне и просматривая доклады.
— Закрой дверь, — сказала она.
Я подчинилась.
— Это заметка службы безопасности у ворот. Вчера вечером ты не уходила. Устроила себе убежище в хозяйственном чулане или что-то вроде того?
— Да, — ответила я с облегчением. По крайней мере, она не знает, что мне помогли.
— Ты ела еду из столовой? Украденную лично либо принесенную кем-то из товарищей?
Я заколебалась.
— Да.
Адмирал отпила кофе, по-прежнему не глядя на меня. Я уставилась ей в спину, на седые волосы, готовясь услышать: «Ты исключена».
— Может, хватит ломать комедию? — Она перевернула страницу. — Уходи из школы. Я не буду отбирать у тебя курсантский значок.
Я сдвинула брови. Зачем просить?.. Почему бы не сказать прямо? Она в своем праве, ведь я нарушила ее требования.
Железнобокая развернула кресло и вперила в меня холодный взгляд.
— Нечего сказать, курсант?
— Почему это вас так волнует? Я просто девчонка. Я не представляю для вас угрозы.
Адмирал поставила чашку и поднялась. Расправила тщательно подогнанный белый мундир и шагнула ко мне. Как и большинство остальных, она была гораздо выше меня.
— Думаешь, дело в моей гордости, девочка? Если я позволю тебе остаться в АОН, ты непременно подведешь к гибели хороших людей, когда сбежишь. Поэтому я предлагаю еще раз. Уходи со значком. В нижнем городе его хватит, чтобы обеспечить тебя перспективной работой.
Она сурово смотрела на меня. Внезапно все обрело смысл.
Она не может меня выгнать. Не потому, что не хватает полномочий, а потому, что ей нужно доказать свою правоту. Ей нужно, чтобы я ушла, сдалась, потому что именно так поступают трусы.
Она диктовала требования не для того, чтобы вынудить меня их нарушить, а чтобы сделать мою жизнь невыносимой и чтобы я уступила. Если она меня выгонит, то рот все равно не заткнет. Я буду утверждать, что мою семью опорочили. Буду кричать о том, что отец невиновен. То, как со мной обращались, только укрепит меня в роли жертвы. Запрещено ночевать в курсантском общежитии? Не кормят во время тренировок? Все это покажется ужасным.
Но если я уйду сама, она победит. Для нее это единственный способ победить.
В тот миг я была могущественнее самого главного адмирала Армии Обороны Непокорных.
Поэтому я отсалютовала.
— Могу я вернуться к занятиям, сэр?
Она побагровела.
— Ты трусиха. И семья твоя трусы.
Я не отнимала руки от виска.
— Я могу тебя уничтожить. Довести до нищеты. Не наживай себе врага. Если откажешься от моего щедрого предложения, другого шанса не будет.
Я не отнимала руки от виска.
— Ишь ты!
Адмирал отвернулась, тяжело опустилась на стул и продолжила пить кофе, словно меня здесь не было.
Решив, что меня отпустили, я вышла из кабинета. По-прежнему стоявший у двери полицейский не стал меня задерживать.
Пока я шла в класс, никто меня не догнал. Я сразу уселась в учебную кабину и здоровалась с остальными по мере того, как они подходили. Когда приковылял Кобб, я поняла, что жду не дождусь начала тренировки. Такое впечатление, что я наконец выбралась из тени, нависшей надо мной после гибели Бима и Зари.
Отчасти это случилось благодаря девчонкам и их доброте, но главным образом из-за разговора с Железнобокой. От нее я получила то, что нужно для продолжения борьбы. Она меня взбодрила и, как ни странно, вернула к жизни.
Я буду бороться. Я выясню, что на самом деле произошло с отцом. И Железнобокая пожалеет о том, что вынудила меня и к тому, и к другому.
