ГЛАВА СЕДЬМАЯ
БРИЯ
Мууургх спал, свернувшись клубком на подстилке, которую его народ использовал вместо кровати. Хан уселся рядом.
— Как ты?
— Голова болеть еще и еще, — пожаловался телохранитель, открывая глаза. — Медицинский дроид сссказать: я осставаться на весссь ночь целиком. Говорить ему: нет, не мочь, ибо Викку мочь быть полезен.
— Отдыхай, со мной все в порядке, — заверил фелиноида Хан. — Я забегу к коллеге, пообедаю, немного поупражняюсь в стрельбе и погоняю на тренажере. И пораньше лягу спать. Вчера выдался еще тот денек.
— Викк рассказать Тероензе о пират?
— Ага, и теперь он хочет перекинуться с тобой словечком, как только тебя отсюда выпустят. И хорошая новость — мне вернут бластер.
— Хорошо, — пробормотал Мууургх. — Викку надобно защищать сссебя от пират.
— Вот и я о том же. — Хан поднялся. — Ладно, пойду поговорю с салластанином, а завтра утром навещу тебя, лады?
Тогорианин с наслаждением потянулся и вновь свернулся в черный пушистый клубок, изнутри которого донеслось невнятное:
— Ладно...
В коридоре Хан отыскал дроида и справился, где найти нужную палату.
Добравшись до нужной двери, он нажал кнопку вызова и услышал из динамика разрешение войти на салластанском. Внутри его обдало потоком свежего прохладного воздуха, закрывавшего проем, словно завеса. Воздушный шлюз? Отфильтрованный воздух? Парня держат в искусственной атмосфере, так что илизианским воздухом он не дышит. Почему? Дверь с шипением закрылась у Хана за спиной.
Джейлус Небл сидел перед видеоэкраном и смотрел последние известия. Хан протянул ладонь большеглазому инородцу.
— Привет, я — Викк Драйго, новый пилот. Хотел вот познакомиться.
Говорил он на общегалактическом, понадеявшись, что салластанин его понимает. Щекастый нечеловек кивнул, хотя руку пожимать не стал и прочирикал вопрос, понимает ли гость язык его народа, или для беседы им потребуется дроид-переводчик. Хан, спотыкаясь и перевирая слова, ответил, что понимает, вот только говорит очень плохо. Потом кореллианин поднапрягся и сконструировал под конец еще одну фразу, звучащую примерно так: «Общий понимать, да-нет?»
— Вполне, — ответил салластанин. — Я неплохо понимаю общегалактический и разговариваю на нем.
— Ты меня осчастливил. — Хан вытер лоб. — Можно я сяду?
— Прошу, устраивайся, — кивнул ему коллега. — Я давно хотел побеседовать с тобой, но был очень болен и, как видишь, заключен в этих комнатах, где специально фильтруют воздух.
Соло присел на низкую скамеечку и присмотрелся к собеседнику. Тот не был похож на больного, умирающего или раненого.
— Это плохо, дружище. А что стряслось? Переутомился?
Салластанин недовольно надул влажные губы.
— Слишком много вылетов, да. Слишком много ураганов. Слишком много аварийных посадок, мой друг. Однажды утром я проснулся, а руки... — салластанин продемонстрировал Хану небольшие, почти детские ладошки, — а руки дрожат и дрожат, и мне не справиться с управлением корабля.
И без того печальное лицо его стало совсем несчастным. Хан даже ожидал, что из влажных глаз вот-вот покатятся крупные слезы.
Кореллианин смутился и перевел взгляд на руки собеседника — пальцы с узкими овальными коготками действительно бесконтрольно дрожали. Ну и жизнь... Бедолага!
— Дело дрянь, приятель, — посочувствовал Хан. — Это... как его? От нервов, чо ли, или еще что?
— Постоянное давление, да, — согласился инородец. — Много вылетов, мало отдыха, все время, безостановочно. Слишком много ураганов. А еще — слишком много глиттерстима. Медики утверждают, что у меня на него плохая реакция. От него Джейлусу Неблу действительно становится нехорошо.
Соло поерзал на скамеечке.
— То есть у тебя аллергия на глиттерстим, что ли?
— Да. Выяснилось сразу, как только начал возить его. Постарался держаться от него подальше, но тут сам воздух пропитан спайсом. Пусть наркотик заперт во флаконах, пыль везде проникает. Джейлус Небл вдыхает ее дни, недели, больше местного года и получает дурной эффект. Мышцы дрожат. Рефлексы ухудшаются. Желудок расстроен, трудно дышать...
— Так вот почему здесь такие роскошества! — догадался Хан. — Тебе очищают организм.
— Верно. Я хочу снова летать, друг мой и коллега пилот Драйго. Ты один из немногих, кто меня понимает, не так ли?
Хан представил, каково ему было бы сидеть внизу и никогда не подниматься над поверхностью... и его затрясло без всякого переутомления и отравления спайсом.
— Сочувствую! Надеюсь, ты скоро поправишься, — произнес он и, понизив голос, перешел на жаргон вольных торговцев: — Друг, сечешь наши байки?
Салластанин кивнул.
— Не говорю, — столь же тихо откликнулся нечеловек. — Но хорошо понимаю.
Хан уставился в потолок. Интересно, следят ли за этой палатой? А кто его знает? Но на своем коротком веку кореллианин встречал не так уж много дроидов, которые умели переводить с этого жаргона. Язык вольных торговцев сложился на основе десятка наречий и диалектов и не имел фиксированного синтаксиса. Хан увеличил звук видео, а затем одними губами произнес:
— Друг-пилот, стабилизируешь грабли как, будь я — ты, не говори прощай, вали с дурного камешка быстро-быстро. Сечешь?
Инородец опять кивнул.
Хан вернул громкость видео на прежний уровень и продолжил, будто ничего не случилось:
— А на меня тут пираты напали.
Салластанин заинтересованно наклонился к нему:
— Что произошло?
— Подстрелили нашу птичку, разнесли ей весь гиперпривод, но одного я все-таки угостил ракетой, — жестами описывал рисунок схватки Хан; завершился бой звонким хлопком. — Пришлось ковылять до Алдераана, залатать пару дыр. Вывал там?
— Приятный мир, — без восторга прокомментировал салластанин. — Слишком приятный в некоторых отношениях.
— Это ты мне говоришь? — вздохнул Соло. — А когда я вернулся, Тероенза засыпал меня вопросами: что за корабли, какого типа, почему не было предупредительного выстрела? И знаешь, чем дальше я размышляю над всей этой бодягой, тем больше мне кажется, что это не случайный налет. Откуда пираты узнали мои координаты?
Джейлус Небл вздохнул:
— Ах, пилот, чует мое сердце, это не простое нападение.
— Слушай, что вы все заладили «пилот, пилот», у меня имя имеется. Мы, летуны, должны держаться вместе. Я — Викк.
— Тогда называй меня Небл. Гнездовое имя.
— Договорились. Так, по-твоему, что происходит?
— Думаю, т’ланда-тиль опасаются, что пираты явились с Нал-Хатты. Корабли принадлежат хаттам, а корсарами они лишь притворяются.
Хан негромко присвистнул.
Во имя приспешников Зендора... а ведь правда!
Выходит, хатты передрались друг с другом?
— Нетрудно поверить, что ты не имел с ними дела, — сухо заметил салластанин. — Хатты заключают союзы и разрушают их со скоростью света. Как только перед ними замаячит потеря влияния или прибыли, они забирают свои слова обратно.
— Начинаю догадываться.
Хан поерзал на жесткой скамеечке, чувствуя, что до превращения в космическую пыль — рукой подать.
— Значит, все дело в дрязгах на Нал-Хатте? — на всякий случай уточнил он.
— О да. Семья или клан находятся на вершине благополучия и власти только до того, как другая семья начинает умышлять против них. Неудивительно, что хатты — самые недоверчивые существа в Галактике. Знаешь, на какой работе никто не задерживается, Викк? На должности дегустатора в семьях хаттов. Отравить слизня очень трудно, но обычно убийц это не останавливает, и иногда им везет. А чтобы добиться своего, кланы не гнушаются пользоваться ракетами, наемными убийцами и войсками.
— Но ведь здешней богадельней заправляют хатты! — воскликнул кореллианин.
— А, так ты уже видел Заввала!
— Если так зовут здоровенного жирного ублюдка, который разъезжал тут повсюду на репульсорных салазках, то да, видел. Хотя не имел счастья познакомиться.
— Молись, чтобы тебе вовсе не выпало такого удовольствия, Викк. Заввала, как, впрочем, почти всех его сородичей, ублажить почти невозможно. Илизианские жрецы, может, и не самые лучшие хозяева, но по сравнению с хаттами они весьма приятная компания.
— Да что такое творится в этом мире, а? У вас тут в правителях хатты, которые сцепились с родственничками на Нал-Хатте... а почему?
Салластанин молчал; поэтому Хан немного поработал собственной головой и выдал ответ:
— А... ну да! Конечно же. Спайс.
— Разумеется. Хатты и т’ланда-тиль, их здешние представители, получают с Илизии двойную выгоду. Во-первых, тут перерабатывают спайс. Но сначала местным хаттам нужно купить сырье у своих родичей с Нал-Хатты. Слышал когда-нибудь о Джилиаке или Джаббе?
— Джабба? — Хан озадаченно сдвинул брови. — Джабба Хатт? Который держит под контролем практически всю контрабанду на Нар-Шаддаа?
— Он самый. Живет он на Нал-Хатте, но время от времени наведывается в галактическое захолустье, на Татуин, там у него какие-то дела, касающиеся перевозки спайса.
— Татуин? Впервые слышу. Это еще что такое?
Небл усмехнулся:
— Помойка. Поверь мне, ничего интересного там нет.
— Постараюсь запомнить. Так, значит, этот самый Джабба вместе с Джилиаком гонят сырье сюда для переработки, правильно?
— Да. Но вот что мне пришло в голову. Если замаскировать несколько кораблей под пиратские и ограбить илизианские транспортники, можно неплохо подзаработать. В таком случае хатты получают переработанный спайс задаром, а это не может их не радовать.
Хан надул губы, словно намеревался присвистнуть.
— Что-то такое говорят о кусании руки, которая тебя кормит...
— Вот именно. Только я почему-то не удивляюсь.
Кореллианин запустил пальцы в растрепанную шевелюру.
Длинный выдался вчера денек, вот что. И насыщенный.
— Да, насколько я понимаю, хатты и родную бабушку продадут, если предложить им хорошую цену и если у них имеются бабушки.
— Вот почему ты должен быть весьма и весьма осмотрителен, молодой Викк. Скажи Тероензе, что тебе нужны более мощные щиты.
— Уже.
— Хорошо. И не лишним будет усилить огневую мощь.
— Да, ты прав. — Хан в упор взглянул на салластанина. — Небл, раз уж мы заговорили начистоту, скажи-ка мне вот что. Жрецы тут грузят паломникам трюмы религиозным маразмом, но ведь это все абсолютная чушь, так?
— Наверное, Викк. Я не понимаю сути Возрадования, но я не верующий, я никогда его не переживал. Но если судить но поведению здешних паломников, лучше принимать спайс, раз уж решил отравить себе жизнь. Не такая встряска для нервов.
— Да уж, такой удар по мозгам, что будь здоров, — согласился Хан. — Знаешь, что я думаю? Вся это возня на Илизии — одна большая дымовая завеса, за которой скрывается дешевый спайс.
— Не единственный их резон, Викк. Помнишь, что я говорил? Жрецы и хатты снимают здесь сливки дважды.
— Ну да... а что это за второй урожай?
— Рабы, — без обиняков заявил Небл. — Вышколенные, покорные рабы. Когда обучение считают законченным, когда сопротивление сломлено, паломников продают на другие планеты. А их места занимают новые жертвы.
— Им что, так промывают мозги, что паломники не думают жаловаться? Или рассказать правду об Илизии? — поразился Соло.
— Точно подмечено. А если и нет, кто будет слушать раба? Ну а если тот докучает... — Небл сделал выразительный, легко узнаваемый жест рукой поперек горла. — Заткнуть рот рабу легче легкого.
Хан немедленно подумал о 921-й, которая упоминала, что провела на Илизии почти год.
— А сколько времени требуется на дрессировку? Сколько их тут держат до продажи? И куда отсылают?
— Год считается нормой. Тех, что посильнее, везут на Кессель работать на спайсовых шахтах. Оттуда никто не выбирается живым, сам знаешь. Тех, кто покрасивее... этим везет чуть больше. Из них делают танцовщиц и танцовщиков или продают в бордели. Неблагородно, да, но все же лучше, чем гнить под землей.
Небл не спускал с кореллианина влажных блестящих глаз.
— Почему ты спрашиваешь? Приглянулся кто-нибудь?
— Н-ну... вроде того, — сознался Хан. — Она работает на фабрике, на самом нижнем этаже. Она почти год здесь.
— Если она тебе дорога, забери ее оттуда, Викк, — посоветовал салластанин. — На фабрике очень высокая смертность. Рабочие ранят пальцы о кристаллы, грибок проникает в кровь сквозь порезы и...
Он взмахнул лапкой, словно выбрасывал ненужную вещь.
— Забери ее оттуда, Викк. Вывези с планеты, иначе улетит она отсюда лишь на невольничьем корабле. Единственная ее надежда.
— С планеты? — тупо повторил Соло.
При мысли, что они с 921-й больше никогда не увидятся, ему стало по-настоящему страшно.
— То есть мне нужно надеяться, что она попадет в публичный дом, чтобы стать игрушкой для заскучавших солдат?
— Лучше, чем медленная смерть от заражения крови, — кивнул салластанин.
Хан лихорадочно соображал, и мысли его были весьма тревожными.
— Слушай, Небл, я рад, что мы поговорили. Я еще заскочу к тебе на днях, а сейчас... сейчас у меня неотложные дела.
Инородец добродушно покачал головой:
— Я все понимаю, Викк.
Короткий илизианский день клонился к закату. Паломники, должно быть, собрались на вечернюю службу. Если поднажать, можно отловить 921-ю и перекинуться с ней парочкой фраз. А еще нужно придумать какой-нибудь способ вытащить девчонку с фабрики (это — раз) и оставить на Илизии (это— два).
Влажность, духота и моросящий дождик не помешали ломануться через лес рысью по знакомой тропе. Легкие возмутились минут через пять, но пилот не сбрасывал темпа; ему необходимо было увидеть 921-ю, удостовериться, что девушка все еще здесь, на планете.
А что, если ее уже вывезли отсюда? И Хан никогда ее не отыщет... Чтобы справиться с паникой, кореллианин проклял себя на всех языках, какие только выучил за свою жизнь. «Да что на тебя нашло, Соло? Очнись! Возьми себя в руки. Тебе что, плохо на Илизии? Через год на Корусанте тебя будет ждать кругленькая сумма денег. Самое время потерять голову из-за полоумной религиозной девицы! Встряхнись! Да что с тобой стряслось, а?»
Ни сердце, ни тело к доводам разума не прислушались, и в конце концов Хан помчался со всех ног. Он обогнул Цветочные равнины и чуть было не врезался в толпу паломников, которые возвращались с «молитвы». Паства спотыкалась и едва волочила ноги, хотя глаза у всех горели восторгом.
Хан расчищал дорогу локтями, чувствуя себя рыбой, плывущей против течения. В сгущающихся торопливых сумерках все лица казались расплывшимися пятнами, но кореллианин все равно заглядывал в них и искал, искал, искал...
Да где же она?
Тревога росла, Хан принялся хватать паломников за руки и требовать ответа, не видел ли кто-нибудь 921-ю. Большинство вообще его не замечало, остальные смотрели на безумствующего пилота пустыми глазами. Наконец престарелая кореллианка, видимо сжалившись над соотечественником, ткнула большим пальцем куда-то себе за спину. Там в некотором удалении брела рыжеволосая девушка. Хан вздохнул с облегчением и поспешил, запыхавшийся и взъерошенный, навстречу 921-й.
— Привет! — выдохнул он, надеясь, что это не прозвучит избито.
921-я подняла голову в сгущающихся сумерках.
— Привет, — неуверенно произнесла девушка. — Тебя давно не было видно.
— Улетал с планеты. — Хан пристроился рядом и даже осмелился взять паломницу за руку. — Возил груз.
— А-а...
— А у тебя как дела?
— Нормально. Сегодняшнее Возрадование было просто замечательное.
— Угу, — мрачно согласился кореллианин. — Разумеется.
— А как твоя поездка, Викк? — после минутной запинки полюбопытствовала 921-я.
Сумрачное настроение Хана как ветром сдуло. 921-я впервые хоть немного заинтересовалась его жизнью.
— Да ничего. — Кореллианин осторожно пробирался по грязи, стараясь не угробить ботинки окончательно; по дороге он провалился в лужу. — Если бы не пираты, которые решили в меня пострелять...
— Какой страх! — воскликнула девушка. — Пираты! Тебя могли убить!
Хан крепче сжал ее руку.
— Тебе не все равно. — Он расплылся в самодовольной ухмылке. — Здорово!
Кажется, он хватил через край; ему показалось, что девушка отодвинулась, но руки она не отняла.
К тому времени как они подошли к дормиторию, почти совсем стемнело. Хан остановился на излюбленном месте — на границе света и тьмы — и снял с девушки инфракрасные очки.
— Что ты делаешь? — встревожилась 921-я.
— Я хочу тебя видеть, — объяснил пилот. — А за очками не видно глаз.
Он поднес ее руку к губам и поцеловал тыльную сторону ладони.
— Я скучал по тебе!
— Правда?
Хан не понял, обрадовалась девушка или, наоборот, рассердилась. Возможно, и то и другое одновременно.
— Ну да, — выпалил он. — Я думал о тебе.
А еще он думал о том, что впервые в жизни признавался девушке в своих чувствах и не врал, говорил от чистого сердца.
— Я не хотел, — искренне добавил он, — но думал. Тебе же не все равно, правда? Хоть чуточку...
— Я... мне... — 921-я вдруг начала заикаться. — Я не знаю...
Она сделала попытку вырваться, Хан не дал. Он принялся целовать покрытые шрамами и порезами пальцы девушки. Прикосновение к ее коже опьяняло посильнее алдераанского эля. Теряя голову, Хан осыпал быстрыми поцелуями суставы и кончики пальцев 921-й.
— Прекрати, — шепнула девушка. — Прошу тебя...
— Чего ради? — Кореллианин перевернул ее ладонь, чтобы припасть губами к запястью.
Он возликовал, почувствовав под губами биение ее пульса; перейдя к ладони, он исследовал нити шрамов, старых и новых.
— Тебе не нравится?
— Да. Нет. Не знаю!
В ее голосе зазвенели слезы. 921-я выдернула ладонь, и на этот раз Хан не стал удерживать девушку, хотя поймал за рукав, чтобы не убежала.
— Пожалуйста... ну пожалуйста, не уходи! Разве ты не видишь, что ты мне небезразлична? Я волнуюсь за тебя, думаю о тебе, ты... ты очень мне нравишься. — Он сглотнул комок, и это было очень больно. — Очень.
921-я судорожно вздохнула.
— Я не хочу тебе нравиться, — хрипло заявила паломница. — Мне не полагается думать о ком-то...
— А ты даже имени сказать не хочешь, — не слушая, горько заявил Хан.
Девушка была готова сорваться с места, широко распахнутыми испуганными глазами похожая на пичугу.
— Ты тоже мне нравишься, — запинаясь, пролепетала она. — Но мне нельзя. Я должна думать о Едином и Всех! А ты требуешь, чтобы я нарушила обеты, Викк! Как я могу отказаться от всего, во что верю?
У Хана заныло сердце.
— Назови свое имя, — жалобно попросил кореллианин. — Прошу тебя.
В ее глазах блестели слезы.
— Брия. Брия Тарен.
Не промолвив больше ни слова, девушка подобрала подол балахона и убежала в дормиторий.
А Хан остался стоять в темноте, и по физиономии его расползалась широчайшая дурацкая ухмылка. Кореллианин и думать забыл про усталость, ноги его были как будто обуты в ботинки с репульсорами. По-прежнему улыбаясь, пилот шагал прочь от дормитория и не замечал, как небеса раскрылись и пролились дождем.
Он ей нравится... Хан месил жидкую вездесущую грязь. А у нее красивое имя. Нежное. Брия...
На следующее утро после долгих часов напряженных раздумий и планирования по большей части бессонной ночи Хан отправился искать Тероензу и нашел его в километре от неглубокого океана, где верховный жрец в обществе Вератиля наслаждался заслуженным отдыхом на грязевой отмели, погрузившись в жижу по самую шею. Время от времени т’ланда-тиль перекатывались с боку на бок, чтобы щедро полить теплой красноватой грязью те места, где она успела подсохнуть. Два гаморреанца не столько бдительно несли охрану, сколько откровенно завидовали хозяевам. А Хан чем ближе подходил к «ванне», тем больше морщился от запаха. Воняло так, будто тут кто-то сдох еще на прошлой неделе.
Кореллианин предусмотрительно остановился на берегу и помахал рукой, привлекая внимание Тероензы.
— Эй, я хотел бы переговорить с вами, если можно.
Нежась в грязи, верховный жрец пребывал в приподнятом настроении. Он махнул в ответ.
— О, наш геройский пилот! Присоединяйся к нам, друг мой, не стесняйся.
Лезть в грязь? По собственной воле? Хан вовремя удержался от соответствующей гримасы, сообразив, что ему оказали великую честь. Кореллианин вздохнул.
Когда Тероенза повторил приглашение, Соло отважно помахал в ответ, расстегнул перевязь и положил кобуру с новообретенным бластером на землю. Следом отправились стоптанные башмаки и комбинезон. Сверху Хан положил подсумок застежкой в сторону отмели и с перекошенным лицом, выражение которого он пытался выдать за экстаз и радостное предвкушение, шагнул в одних трусах в красноватую жижу. На первом же шагу он глубоко провалился и запаниковал, вообразив, что грязь поглотит его по макушку. Но внизу обнаружилась твердая почва. Улыбаясь жрецам, Хан брел вперед, пока не погрузился по бедра.
— Разве не восхитительно? — спросил Вератиль, зачерпывая добрую пригоршню грязи и щедро размазывая ее по спине кореллианина. — Ничто в Галактике не сравнится с грязевой ванной!
Пилот энергично кивнул:
— Здорово. Просто здорово!
— Предлагаю тебе поваляться, — громогласно изрек Тероенза. — Так освежает! Смой с себя усталость и дневные тревоги, попробуй!
— Ладно, — согласился кореллианин сквозь крепко стиснутые зубы. — Вот чего мне сейчас не хватало, так это с ног до головы изваляться в грязи. То, что доктор прописал.
Он боязливо опустился в вязкую жижу и последовал совету Тероензы. Обнаруженные длинные белые червяки не прибавили энтузиазма. Для сохранения самообладания Хан решил не считать их плотоядными, иначе жрецы не проводили бы здесь столько времени, правда?
«Брия, солнце мое, надеюсь, ты оценишь мой подвиг...»
Он сел, заляпанный грязью до шеи.
— Замечательно, — произнес Хан вслух. — Так... хлюпает!
— Итак, пилот Драйго, о чем ты хотел говорить со мной? — поинтересовался верховный жрец, погружаясь глубже.
— Да вот, знаете ли, подумал, что могу решить вашу проблему с коллекцией. Вот.
Тероенза качнул массивной тяжелой головой:
— Неужто? И как же?
Я тут познакомился с одной девушкой, она с моей планеты. До поездки на Илизию она училась на искусствоведа и умеет заботиться о редких вещах. Антиквариат, всякие редкости, все такое. Думаю, эта девчонка в два счета составит каталог, да и за коллекцией будет присматривать.
Тероенза внимательно выслушал предложение, затем присел на задние ноги. Грязь брызнула во все стороны.
— Не думал, что кто-то из паствы прошел столь специфическое обучение. Вероятно, следует переговорить с твоей протеже. Ее номер?
— 921.
— Где работает?
— На фабрике глиттерстима.
— Сколько времени провела на Илизии?
— Почти год.
Тероенза заговорил с Вератилем на родном языке.
Надо бы его выучить, напомнил себе кореллианин, который уже целый месяц зубрил язык хаттов, отыскав необходимую лингвистическую программу. Вообще-то, он искал словари или учебные программы по языку т’ланда-тиль, но так ничего не обнаружил. Хан вслушивался в незнакомые слова, но этот язык определенно отличался от хаттского. Соло ничего не разобрал.
Повернувшись к пилоту, Вератиль произнес на общегалактическом:
— Эта 921 -я... по меркам твоей расы она привлекательна? Находишь ли ты ее пригодной для спаривания?
Сунув руку поглубже в грязь, Хан скрестил пальцы.
— 921-я? Вот уж нет! — пренебрежительно фыркнул кореллианин. — Скажу честно, она такая уродливая, что, будь у меня домашняя зверушка с такой мордой, я научил бы ее ходить задом наперед!
Оба жреца расхохотались, хлопая ладонями по поверхности грязевой отмели, выражая таким образом восхищение остроумием и находчивостью пилота.
— Отлично, пилот Драйго! — трубно взревел Тероенза. — Ты и в самом деле смекалистый, и я переговорю с той молодой женщиной.
Жрец обдал себя грязью, размазал ее по тучным бокам и вздохнул с непередаваемым удовлетворением.
— Эй, Вератиль! — Хан барахтался в красноватой жиже, пока не сумел развернуться к сакредоту. — Я тут с ума схожу от любопытства. Не возражаешь, если задам вопрос?
— Вовсе нет, — благодушно отозвался молодой жрец.
— Все хотел узнать, как вы, ребята, проделываете свои фокусы на вечерней службе? То, что паломники называют Возрадованием. По мне, так тут сплошное надувательство.
— Возрадование? — Вератиль гулко хохотнул. — Момент экстаза, который паломники принимают за божественный дар?
— Точно. Я вот ни разу ничего не почувствовал, — откровенничал Хан, добавляя про себя: «Потому что сопротивлялся изо всех сил, потому что меньше всего на свете мне хочется, чтобы какой-то инопланетный урод манипулировал мной...»
— Все потому, что ты — сильная личность, пилот Драйго, — сказал Вератиль. — А паломники устремляются к нам, ибо слабы духом и нуждаются в поводыре. Ну а мы держим их впроголодь, чтобы были уступчивее.
Заговорил Тероенза:
— Возрадование есть способность мужских особей т’ланда-тиль приманивать во время брачного периода самок. Мы создаем в мозгу реципиента частотный резонанс, стимулируя центры наслаждения. А сопутствующее гудение создает поток воздуха, проходящий через реснички в наших горловых мешках. Наши женщины находят его неотразимым.
— А еще мы способны к слабой эмпатии, — весело добавил Вератиль. — Сосредотачиваясь на мыслях о приятном, мы проецируем свои эмоции на паломников. Два процесса, объединенные вместе, дают Возрадование.
— Ловко! — восхитился кореллианин. — А это трудно?
— Вовсе нет, — пренебрежительно отмахнулся Тероенза. — Что действительно трудно, по-моему, так это дотерпеть до окончания бесконечных молитв. Порой я так устаю, что засыпаю на ходу.
— А помните, как в прошлом году заснул один из сакредотов? — подхватил младший жрец. — Палазидар свалился прямо у алтаря. Паломники очень расстроились.
Оба жреца вспоминали происшествие, смаковали детали. Хан смеялся вместе с ними, хотя внутренне кипел при мысли о паломниках, которые, едва переставляя ноги, шагали по тропе с верой в сияющих глазах. Да Гаррис Шрайк по сравнению с местными заправилами — сосунок и дилетант! Кто-то должен остановить этих паразитов. На мгновение Хан вообразил себя спасителем планеты, но в следующую секунду напомнил себе, что гнуть шею ради остальных — наивернейший способ навсегда отделить голову от плеч. «Так чего же стараешься и потеешь ради Брии?» — ехидно вопросил внутренний голос.
«А потому что жизнь Брии для меня важна, как моя собственная, — возразил кореллианин сам себе. — Ничего не поделаешь, так получилось».
Свою задачу он выполнил, теперь следовало придумать, как бы поизящнее, фигурально выражаясь, выкарабкаться из грязи и жреческой компании.
Спас его приход хатта-, который величественно проплыл над грязевой отмелью на репульсорных санях; по обе стороны, отдуваясь и обливаясь потом по влажной жаре, трусили стражники.
— Заввал! — воскликнул Тероенза при виде процессии и почтительно встал.
Чувствуя себя последним идиотом на свете, Хан последовал его примеру.
Вот так впервые в жизни юный кореллианин близко повстречался с хаттом. Он старался не пялиться на бурую морщинистую тушу, возлежащую на салазках: глаза навыкате, из огромной пасти сочится зеленая слизь. Ого! Да эти ребята уродливее, чем Тероенза и вся его братия, вместе взятые! Пришлось напомнить самому себе, что цивилизация хаттов, пожалуй, древнее, чем людская. Но избавиться от отвращения все равно не удалось.
А может быть, дело в том, что именно хатты придумали илизианскую религию как дешевый способ заполучить толпы рабов?
Заввал наклонился к Тероензе, свесившись с антигравитационных салазок.
— Я получил весточку из дома, — произнес он на родном языке. — Джабба и Джилиак, разумеется, все отрицают, а у нас нет доказательств. Семейный совет отказал...
Дальше Хан не разобрал.
— ...поэтому нам ничего не остается, кроме как...
Последнюю фразу Хан перевести не сумел.
— Прискорбно! — возвестил верховный жрец по-хаттски. — Что с моим запросом о дополнительном вооружении и защите наших кораблей, ваше превосходительство?
— Одобрен, — ответил Заввал. — Груз прибудет со дня на день.
— Замечательно!
Тероенза перешел на общегалактический:
— Заввал, я хотел бы познакомить тебя с нашим отважным пилотом Викком Драйго. Это он спас груз глиттерстима.
Огромный слизень хмыкнул, его раскатистое «хе-хе-хе» прозвучало на таких басах, что Хан не только услышал, но и почувствовал звук.
— Приветствую тебя, пилот Драйго. Мы отблагодарим тебя достойно.
— Да не за что...
Тероенза взмахнул карикатурными ручонками:
— К нашему гостю следует обращаться «ваше превосходительство», пилот Драйго.
— Да как скажете. Не за что, ваше превосходительство. Большая честь служить вам.
Заввал опять хохотнул.
— Весьма понятливый и вежливый для человека, — заметил он на родном языке, обращаясь к верховному жрецу. Не хочешь ли дать юноше прибавку к жалованью? Мы хотим, чтобы мальчик был счастлив.
— Все уже организовано, ваше превосходительство, — откликнулся Тероенза.
— Хорошо, — проворчал хатт. — Хорошо.
Хан сделал вид, что не понял ни слова.
Заввал развернул салазки и заскользил прочь, предоставив своим дальним родственникам с пыхтением вылезать из грязевой ванны.
— Ты порадовал его превосходительство, — бросил Тероенза кореллианину на общегалактическом. — Сообщили ли тебе время, когда будет готова следующая отправка?
Очнувшись от ступора, Хан тоже зашлепал к берегу.
— Сказали, что в конце недели. У меня еще два рейса с паломниками, завтра и еще через день.
— Хорошо. Нам нужны рабочие руки.
Хан поднял ворох одежды и махнул рукой в сторону океана:
— Хочу сполоснуться, прежде чем одеваться.
— Ах да! — спохватился Вератиль. — Мы используем грязь для очистки, она не прилипает к нашей коже так, как к твоей, пилот Драйго. Высохнув, мы отряхиваемся, вот и все.
И он продемонстрировал, как это делается, подняв в воздух тучу сухой красноватой пыли.
— И вся грязь отпадает сама собой, как видишь.
— Но мне-то необходима вода!
— Будь настороже и не заплывай далеко, пилот Драйго, — предупредил, охорашиваясь, Тероенза. — Некоторые обитатели наших морей крупны и голодны.
Хан с готовностью пообещал не стать обедом и, держа ботинки и комбинезон подальше от вымазанного в красной грязи тела, побрел к океану, осторожно ступая босыми ногами. За грядой дюн воды не было видно, но оттуда доносился теплый солоноватый запах.
Оставив вещи на песке, кореллианин с опаской зашел по колено и присел на корточки, предоставив волнам смыть грязь. Вернувшись на берег, он отыскал ровный участок и улегся, подставив тусклому, затянутому дымкой солнцу голую спину. Покрывшиеся соленой корочкой волосы жесткой проволокой торчали во все стороны. Все лучше, чем грязь. Хан сонно зевнул.
Он уже засыпал, когда пришедшая на ум мысль заставила его вздрогнуть и открыть глаза. Совсем забыл, надо же! Хан поднялся на ноги, отыскал разбросанную одежду и запустил пальцы в подсумок. Настороженно поглядывая по сторонам, юный злоумышленник вытащил миниатюрный записывающий блок бортового журнала, позаимствованный с «Илизианской Мечты». Приборчик все еще работал. Хан отключил его; все отлично записалось.
А потом вернулся на прежнее место, растянулся на теплом песке и предался заслуженной дреме.
