ГЛАВА ПЯТАЯ
ТРИНАДЦАТЫЙ ОХОТНИК
Два месяца и три охотника за головами спустя Хан и Чубакка скопили уже немаленькую долю от той суммы, которую предполагалось потратить на взнос за собственный корабль.
Джабба и Джилиак требовали строгого соблюдения расписания, но они и платили хорошо, если их приказы выполнялись точно.
Нападений на яхты хаттов больше не было, но Хан чуял, что между Десилиджиком и Бесадии назревает столкновение. Он знал, что посланники Джилиака сделали какое-то предложение представителям Арука. Арук ответил предложением встретиться лицом к лицу. Насколько было известно Хану, такие встречи совершенно не практиковались среди хаттов. Он оставался настороже и размышлял, прикажут ли ему везти Джаббу и Джилиака на встречу.
Хан и Чуи работали по многу часов, но иногда выпадали дни отдыха между заданиями. В такие дни или часы они развлекались вместе с другими контрабандистами в кореллианском секторе, играя в сабакк и другие азартные игры.
Хан всегда был готов развлекаться, и его притягивала новизна. Поэтому однажды его внимание привлекла громадная голографическая вывеска на одном из древних, но все еще работающих казино-отелей. Гвоздем программы «Замка удачи» была популярная фокусница, которая считалась одной из лучших иллюзионисток в Галактике. Ее звали Заверри. Убедившись, что они могут себе позволить входные билеты в это заведение, Хан предложил Чубакке посмотреть магическое представление этим вечером.
Хан верил в магию не больше, чем он верил в религию.
Но у него был некоторый опыт занятия карманничеством и карточными трюками, и ему всегда было интересно проникнуть в тайну того или иного трюка.
Чубакка, как ни странно, воспротивился идее такого похода. Он ныл и тряс головой, убеждая Хана, что им лучше сегодня пойти куда-нибудь с Мако или к Роа — ведь он купил маленький одноместный истребитель, который откуда-то притащили пираты и над которым он теперь трудился. Хан и Чубакка несколько раз помогали Роа чинить кораблик. Хан настаивал, что они могут помочь Роа когда угодно, в то время как Заверри выступала всего неделю. Чуи безмолвно покачал головой, на его физиономии не было радости. Хан уставился на вуки, пытаясь понять, какой ранкор его укусил.
— Эй, приятель, да в чем дело? Давай повеселимся!
Чуи только рыкнул и покачал головой, ничего не говоря. Внезапно Хана озарило: все-таки вуки были еще примитивным народом. Они приняли и адаптировали под свое общество передовые технологии, но это были чужие технологии. Вуки были очень умной расой, они научились летать на космических кораблях через гиперпространство, но они никогда не строили своих кораблей. Вуки, которые покидали Кашиик — хотя теперь, когда Империя объявила Кашиик планетой рабского труда, это происходило очень редко, — покидали планету на кораблях, построенных другими расами. В обществе вуки были приняты традиции и обряды, которые большинство жителей Империи назвали бы примитивными. У Чуи были собственные верования, часть из которых Хан считал чистой воды суевериями.
В легендах вуки присутствовали устрашающие повествования о сверхъестественных существах, которые разгуливали под покровом ночи, утоляя голод и жажду, а также истории о злых магах и колдунах, которые могли навязать другим свою волю, преследуя черные цели.
Хан в упор посмотрел на своего покрытого шерстью партнера:
— Слушай, Чуи, ты знаешь не хуже меня, что эта их «магия», которую показывает Заверри, — всего лишь несколько простых трюков, верно?
Чубакка рыкнул не слишком уверенно. Хан протянул руку и потрепал вуки по голове — Дьюланна часто так делала. У вуки это было равносильно утешительному похлопыванию по плечу.
— Поверь мне, Чуи, эти фокусники не занимаются настоящей магией. Нет у них магии, про которую говорится в легендах вуки. Магия Заверри — это и не магия вовсе, а ловкость рук, ну вот как я иногда делаю с картами. Или они там пользуются голографическими проекциями, зеркалами и банта их знает чем еще. Никакой настоящей магии. Ничего сверхъестественного.
Чуи издал протяжный вой, но Хану показалось, что слова начали убеждать вуки.
— Спорю, если ты пойдешь сегодня со мной, я смогу рассказать тебе, как Заверри делает все свои трюки. Ну, приятель? Договорились?
Вуки тут же спросил, на что Хан собирается спорить. Кореллианин задумался на мгновение.
— Я буду готовить завтрак и убираться целый месяц, если не пойму, как она их делает, — пообещал он. — А если я смогу вывести ее на чистую воду, ты мне возвращаешь деньги за билет, идет?
Чубакка решил, что так будет честно.
Двое контрабандистов попали на представление достаточно рано, чтобы успеть занять места поближе к сцене. Они ожидали начала с нетерпением. Наконец раздался вой фанфар, и голографический занавес исчез, открыв взгляду сцену и единственное живое существо на ней.
Заверри оказалась роскошной, привлекательной женщиной старше Хана на несколько лет. Свои длинные тяжелые черные волосы она заплела в хитрую прическу. Она носила линзы, усиливающие цвет радужки, и ее глаза сверкали серебром. На ней был костюм из фиолетового шелка, с тщательно продуманными разрезами в таких местах, чтобы иногда можно было урывками разглядеть золотистую кожу под одеждой. Она выглядела экзотично, восхищала. Хан задался вопросом, с какой она планеты. Ему прежде не доводилось видеть таких, как она.
Как только ее представили зрителям, Заверри начала представление. Почти без слов она исполняла все более сложные трюки.
Хан и Чубакка зачарованно наблюдали за ее иллюзиями.
Несколько раз Хану казалось, что он знает, как был поставлен тот или иной трюк, но ему так и не удалось найти хоть один прокол в ее безупречном исполнении. Он понял, что проиграл спор.
Заверри показывала все обычные фокусы, а потом улучшала их. С помощью лазера она разрезала добровольца из публики на две части, потом проделала то же самое с собой. Она «телепортировала» не только себя, но и стайку родианских мышептиц из одной стеклянной клетки в другую, которая находилась на противоположном конце сцены, во время единственной вспышки дыма и пламени. Ее иллюзии были исполнены со вкусом и воображением. Заверри творила их с таким мастерством, что казалось, будто она и правда обладала сверхъестественными возможностями.
Когда она, как всем показалось, выпустила стаю кайвенских свистунов и они напали на зрителей, даже Хан вздрогнул, а Чубакку пришлось держать, чтобы он не пытался атаковать иллюзорных летунов, — такими реальными они казались.
В завершение своего представления Заверри заставила исчезнуть все стены зала, и на их месте возникла усыпанная звездами чернота. Публика заохала в восторженном удивлении. Неожиданно в пустоте космоса появилось пугающее видение: карликовая звезда со страшной скоростью неслась прямо на зрителей. Даже Хан вскрикнул и пригнулся, когда огромная иллюзия накрыла комнату. Чуи взвыл со страху и попытался заползти под кресло; Хану едва удалось вытащить его оттуда, когда видение неожиданно исчезло и на его месте появилось громадное изображение Заверри. Она раскланивалась и улыбалась.
Хан хлопал так сильно, что у него заболели ладони, он свистел и кричал. Какое представление!
После того как аплодисменты стихли, Хан дал себе зарок пробраться за кулисы. Ему хотелось познакомиться с очаровательной иллюзионисткой, хотелось сказать ей, что она невероятно талантлива. Заверри была первой за очень долгое время женщиной, которая по-настоящему привлекала его. По правде говоря, она была первой с того времени, как ушла Брия.
После долгого ожидания среди толпы народа, ошивающегося за кулисами, Хан увидел, как Заверри выходит из своей гримерной. Серебряные усилители радужки она сняла, и теперь ее глаза были натурального темно-карего цвета. На ней был стильный уличный костюм вместо шелкового, который она носила на сцене. Тепло улыбаясь, она раздавала автографы и записки своим поклонникам на маленьких голокубах на память. Она была вежлива и учтива.
Хан намеренно держался в стороне, пока толпа не рассосалась и около Заверри не остался лишь один мрачный родианец — ее ассистент. Тогда Хан выступил вперед, улыбаясь своей самой лучшей, самой очаровательной улыбкой.
— Здравствуйте, — сказал он, глядя ей в глаза. Девушка была высокой, а с высокими каблуками на изысканно разукрашенных сапогах они с Ханом оказались одного роста.
— Я Хан Соло, госпожа Заверри. А это мой напарник, Чубакка. Я хотел сказать вам, что это было самое оригинальное и великолепное магическое представление, какое я когда-либо видел.
Заверри оценивающе оглядела его и Чубакку с ног до головы, потом улыбнулась — совсем по-другому, холодно и цинично.
— Приветствую, Соло. Дайте-ка я угадаю... Вы Что-то продаете?
Хан покачал головой.
«Наблюдательна. Но я уже давным-давно не аферист. Теперь я пилот, и только».
— Вовсе нет, госпожа. Я всего лишь поклонник, который восхищается театральной магией. К тому же я хотел дать Чуи возможность увидеть вас и почувствовать ваш запах, чтобы он убедился, что вы такой же человек, как и я. Боюсь, вы произвели на него слишком сильное впечатление. Когда вы выпустили в воздух тех кайвенских свистунов, они как будто вылетели из легенд вуки о ночных летунах. Он не знал, зарыться ли ему в пол или драться, защищая свою жизнь.
Девушка взглянула на долговязого мохнатого спутника кореллианина, и медленно-медленно ее циничная улыбка растаяла, уступив место настоящей.
— Рада встрече, Чубакка. Прости, если я тебя испугала, — сказала она, протягивая руку.
Чуи схватил ее руку двумя волосатыми лапами и затараторил на родном языке. По-видимому, она прекрасно его поняла. Он сказал ей, что представление удивило и ужаснуло его, но потом, когда все закончилось, он понял, что ему невероятно понравилось.
— Спасибо! Это именно те слова, которых так ждет маг!
Хан почувствовал укол зависти при виде того, как она и вуки быстро пришли к взаимопониманию. На восхищение Чуи Заверри ответила искренней теплотой. Пользуясь моментом, Хан пригласил иллюзионистку сходить с ними куда-нибудь перекусить. Она посмотрела на него с прежним недоверием. Хан рассматривал ее и вдруг понял, что перед ним человек, который пережил большую потерю. Потому-то она так осторожна. Он разочарованно подумал, что она откажется. Но, к его удивлению, немного подумав, Заверри согласилась.
Хан повел ее в маленькое бистро в кореллианском секторе, где еда и питье были дешевыми и в то же время качественными, а женщина с флютней играла и пела. Через некоторое время Заверри перестала вести себя настороженно и даже начала улыбаться и Чуи, и Хану. После ужина они проводили ее в отель. Когда они подошли к зданию, она взяла руку Хана и открыто посмотрела ему в глаза:
— Соло... Спасибо. Я очень рада, что встретила тебя и Чубакку. — Она взглянула на вуки, который ответил ей довольным рыком. — Мне жаль, что приходится сказать «прощай». А мне давно уже не было жаль так говорить.
Хан улыбнулся:
— Тогда не говори «прощай», Заверри. Скажи «увидимся», потому что так и будет.
— Не уверена, что это хорошая идея, Соло, — вздохнула она.
— Зато я уверен. Уж поверь.
Следующим вечером Хан снова оказался около двери ее гримерной. И на следующий вечер. Они с Заверри постепенно сходились, лучше узнавали друг друга. Она не желала рассказывать о своем прошлом даже больше, чем Хан — о своем. Внимательно слушая и задавая наводящие вопросы, Хану удалось узнать о ней некоторые вещи: она ненавидела Империю и имперских чиновников с такой упорной яростью, что Хану это казалось странным, она гордилась своим искусством иллюзиониста и не могла устоять перед вызовом, а еще... еще она была одинока.
Тяжело все время скакать с планеты на планету, представать перед восторженной публикой, а потом оставаться одной в номере отеля. Хану показалось, что Заверри давно уже не была с мужчиной, может быть годы. У нее было много возможностей, но ее природная сдержанность и подозрительность заставили ее избегать близких контактов.
Первый раз в жизни Хан столкнулся с тем, что ему придется открыться, чтобы пробиться через эмоциональные барьеры, по сравнению с которыми его собственные казались просто жалкими. Это трудно — не один раз ему хотелось сдаться и оставить всякие попытки пробиться к ней, потому что это казалось невозможным. Но Заверри интриговала и восхищала его. Ему хотелось узнать ее поближе, хотелось, чтобы она доверяла ему... хотя бы чуть-чуть.
На третий вечер, который они провели вместе, Заверри подарила ему быстрый поцелуй, прежде чем исчезнуть за дверью своего номера. Хан возвращался домой с широченной улыбкой.
На следующий вечер, когда он уже собирался уходить, Чубакка решил сопровождать его. Хан знаком остановил вуки:
— Чуи, приятель, тебе вовсе не обязательно идти со мной сегодня.
Чубакка презрительно фыркнул. Без него Хан обязательно вляпается в какую-нибудь историю.
Хан медленно улыбнулся неотразимой улыбкой:
— Ага. Именно на это я и надеюсь, дружище. Так что я иду один. Увидимся. Не скоро, надеюсь...
Улыбаясь и насвистывая начальные ноты первого выступления Заверри, Хан вышел из дому и направился к «Замку удачи».
Он подождал у двери Заверри, и она вышла, одетая в простой черный с красным комбинезон, который выгодно оттенял ее волосы и кожу. Она явно была рада видеть его, но огляделась, очевидно ища Чубакку.
— А где Чуи?
Хан взял ее под руку:
— Сегодня он остался дома. Так что этот вечер только для нас с тобой, детка. Как ты на это смотришь?
Она взглянула на него, пытаясь выглядеть строго, потом вдруг понимающе улыбнулась:
— Соло, ты негодяй, ты знаешь об этом?
Он улыбнулся в ответ:
— Рад, что ты заметила. Это значит, что я как раз парень для тебя, а?
— Кто знает, — покачала головой она.
Они пошли в одно из казино, принадлежащих хаттам, и благодаря привилегированному положению Хана, как пилота Джаббы и Джилиака, они получили особое обслуживание — бесплатные напитки, допуск к специальным играм с высокими ставками и хорошие места на представлениях.
Ушли они не скоро. Настоящая ночь укрывала этот сектор Нар-Шаддаа. Хан проводил Заверри до ее отеля. Она спросила, как Чуи стал его напарником, и он рассказал ей о том, как был офицером имперского флота.
— И вот, когда они вытурили меня, — закончил он, — я понял, что не смогу найти честной работы пилота. Я попал в черный список и не знал, когда мне удастся поесть в следующий раз. Но даже когда я злился и говорил Чуи, чтобы он убирался прочь, он оставался со мной. Говорил, что долг жизни — это самое серьезное обязательство, какое может быть у вуки.
Он даже важнее семьи. — Хан глянул на Заверри. — Тебя не отталкивает то, что я был имперским офицером? Я же знаю, как ты ненавидишь Империю.
Она помотала головой:
— Нисколько. Ты не пробыл там достаточно, чтобы их испорченность коснулась тебя. И за это ты должен возносить хвалу всем богам, в которых веришь.
Хан беззаботно пожал плечами:
— Боюсь, этот список чересчур короткий. Ни одного пункта. А у тебя?
Она кинула на него быстрый взгляд, в ее глазах застыло затравленное выражение.
— Моя религия — месть, Соло. Я мщу Империи за то, что она сделала со мной... и тем, что принадлежало мне.
Хан взял ее руку и крепко сжал:
— Расскажи мне... если можешь.
— Я не могу. Я никогда никому не рассказывала. И не собираюсь. Если я расскажу... я боюсь, это убьет меня.
— Империя... — Хан принялся размышлять вслух. — Они убили твою семью?
Она судорожно вздохнула, кивнула и выговорила сквозь плотно сжатые губы:
— Мужа. Детей. Да, они их убили.
— Сочувствую. Я не знал своей семьи. Я даже не уверен, что она у меня когда-нибудь была. И иногда, как, например, сейчас, я думаю, что это не так уж плохо.
— Не знаю. Может быть, ты и прав, Соло. Я только знаю, что не упущу возможности как следует насолить Империи. Я много езжу по работе, и, поверь мне, это первое место за долгий срок, где я не провожу все время, пытаясь придумать, как ей получше напакостить.
Хан криво улыбнулся:
— Ну, это потому, что тут нет имперцев.
Это было не совсем правдой, но почти. На Луне контрабандистов было отделение имперской таможни. В нем числился всего один человек — старик по имени Дедро Нидальб, который работал на хаттов. При этом он именовался имперским таможенным инспектором. Он передавал сведения о кораблях и грузах моффу сектора Сарну Шильду, когда считал нужным. Никто не проверял достоверность поставляемой им информации.
Хатты заключили с Сарном Шильдом свое соглашение. Они делали ему «политические подношения» и «личные подарки» в качестве «благодарности» за то, что он был таким хорошим представителем Империи. В свою очередь Шильд закрывал глаза на деятельность хаттов.
От такого союзничества все стороны выигрывали. «Прямо как в симбиозе», — думал Хан.
— Вот именно, — сказала Заверри. — Ни к чему трогать старого Дедро Нидальба. Тронешь его — заденешь хаттов и народ на Нар-Шаддаа, и Империя может получить от этого пользу. А уж польза для Империи — последнее, чего я хочу.
— И как же ты стараешься насолить? — спросил Хан, раздумывая, не могла ли она быть убийцей. Она была прекрасной гимнасткой и акробаткой, а в некоторых трюках она использовала оружие: кинжалы, сабли и виброклинки. Но ему не удалось представить ее в роли убийцы. Заверри умна, очень умна. Хану пришлось признаться себе, что, возможно, она умнее его. Так что в своей мести Империи она скорее стала бы применять мозги, а не оружие.
На ее лице появилась загадочная улыбка.
— Я ведь сказала, что не собираюсь этим делиться.
Хан пожал плечами:
— Слушай, я сам не испытываю большой и чистой любви к Империи. Они к тому же рабовладельцы, а я ненавижу рабство. Может, я могу иногда чем-то тебе помогать? Я неплохой боец.
Заверри задумчиво смотрела на него:
— Я подумаю. Придется кем-то заменить старого Гларрета: он стал слишком медлительным, чтобы как следует помогать на сцене. К тому же пилот из него никакой. А мне трудно все время летать самой.
— Скажу вам по секрету, леди, я первоклассный пилот, — заявил Хан, ухмыляясь. — Я вообще много чего умею.
— Да и сама скромность, как я посмотрю.
Они подошли к двери номера Заверри. Долгую секунду иллюзионистка смотрела на Хана.
— Уже поздно, Соло.
— Ага. — Он не сдвинулся с места.
Она нажала на дверной замок, и дверь беззвучно открылась. Поколебавшись, Заверри вошла в комнату.
Оставив дверь открытой.
Хан ухмыльнулся и последовал за ней внутрь.
Хан проснулся через несколько часов и решил не трогать спящую Заверри. Он тихо оделся, оставил ей сообщение на комлинке о том, что они увидятся сегодня попозже, и вышел из номера.
Солнце на Нар-Шаддаа только взошло, хотя деловая жизнь на Луне контрабандистов не зависела от смены дня и ночи, которые здесь были неестественно длинными (для большинства разумных существ). Город никогда не спал, всегда находился в движении. Хан шел домой по запруженным народом улицам. Уличные продавцы во весь голос рекламировали свои товары. Хан принялся насвистывать несколько куплетов старой кореллианской народной песенки. Он чувствовал себя великолепно.
Он и подумать не мог, что так скучал по женскому обществу. Давно уже не встречал он женщину, которая на самом деле волновала бы его. И Заверри, очевидно, находила его столь же привлекательным, сколь он находил ее. Память о ее поцелуях все еще преследовала его.
Весь день Хан считал часы до того момента, когда сможет снова ее увидеть, и втихую смеялся сам над собой.
«Давай же, Соло, возьми себя в руки. Ты уже не сопливый подросток, ты...»
Неожиданно Что-то вонзилось ему в правую ягодицу. Поначалу Хан подумал, что покачнулся и стукнулся задом об острый кусок глассина, торчащий из полуразрушенного здания рядом с ним. Потом тело объяло странное пульсирующее тепло. Он запнулся, перед глазами все расплылось, потом снова собралось в четкую картинку.
«Да что такое творится?»
Руку сжали стальные пальцы, и его потащили в переулок. С ужасом Хан понял, что не может сопротивляться. Руки не слушались.
«Накачали чем-то? Этого еще не хватало!»
Из-за правого плеча Хана раздался лишенный эмоций нечеловеческий голос:
— Стой спокойно, Соло.
Хан понял, что не может сделать ничего, кроме как стоять спокойно. В душе он бушевал, переполненный обжигающим, как звездная плазма, гневом, но снаружи его тело было абсолютно послушно этому искусственно усиленному голосу.
«Кто до меня добрался? Что ему надо?»
Хан сосредоточил все свое существо на том, чтобы пошевелить руками или ногами. Лоб покрыла испарина, пот потек в глаза, но ему не удалось шевельнуть и пальцем.
Державшая его рука разжала захват и переместилась вниз, чтобы отстегнуть кожаный ремень, на котором висела кобура с бластером. Хан почувствовал исчезновение веса бластера. В ярости он снова попытался двинуться, но с таким же успехом он мог попытаться запустить корабль в гиперпространство, толкая его.
Он тщился заговорить, спросить: «Кто ты?» Но и это оказалось выше его возможностей. Ему оставалось только дышать, моргать и подчиняться.
Если бы Хан был вуки, он бы стал выть — долго и громко.
Освободив Хана от бластера, похититель обошел вокруг и встал перед ним. Хан наконец смог увидеть противника. Охотник за головами!
Потертые серо-зеленые мандалорские доспехи, вооружен до зубов, на голове шлем, полностью скрывающий лицо. С его правого плеча даже свисали белый и черный скальпы с заплетенными косичками. Хану стало интересно, как его зовут. Должно быть, он принадлежит к элите — охотникам за головами, которые брались только за «крутые» дела. Наверное, Хан должен был быть польщен, но это слишком сомнительная честь.
Охотник принялся обыскивать Хана в поисках оружия. Нашел в кармане многоцелевой инструмент и конфисковал его. Кореллианин снова попытался двинуться, но мог только вдыхать и выдыхать. Собственное дыхание звучало громко и хрипло. Фигура в мандалорских доспехах кинула на него взгляд:
— Напрасно стараешься, Соло. Тебе досталось вещество, которое удачно изобрели на Рилоте. Дорогое, но за те деньги, которые платят за тебя, можно себе это позволить. Ты не сможешь двигаться, кроме как по команде, еще несколько часов. К тому времени, когда ты восстановишь контроль над собой, мы будем на пути к Илизии.
Хан уставился на охотника, неожиданно вспомнив, что уже видел эти мандалорские доспехи. Давным-давно. Вот только где? Он напрягся, пытаясь вспомнить, но воспоминание ускользало.
Охотник закончил обыск и выпрямился.
— Отлично. Развернись.
Против своей воли Хан развернулся.
— Теперь иди. Поверни направо в конце переулка.
Кореллианин беспомощно заходился гневом, а его тело исправно выполняло каждую команду.
Левой-правой, левой-правой. Он шел, и охотник шел за ним. Хану иногда удавалось глянуть на него уголком глаза. Они шли по улицам Нар-Шаддаа, и Хан надеялся, что они встретят кого-нибудь из его друзей. Может быть, даже Чуи. Кто-то же должен заметить, что с ним происходит!
Но хотя многие жители Нар-Шаддаа провожали взглядами охотника за головами и его добычу, никто даже не заговорил с ними. И Хан не мог винить их.
Этот охотник за головами, кто бы он ни был, совсем не такой, с какими Хану приходилось сталкиваться до этого. Этот — умелый, умный и очень опасный. Любой, рискнувший с ним связаться, без сомнения, наживет себе большие неприятности.
Левой-правой, левой-правой, левой-правой.
Охотник свернул направо, к транспортной трубе. Хан понял, куда они, скорее всего, направлялись, — к ближайшей общественной посадочной платформе. Наверное, у охотника там корабль.
Послушный командам, Хан ступил внутрь транспортной трубы. Он опять попытался пошевелиться самостоятельно. Ну пусть хоть один палец шевельнется! Но все без толку.
Общественная транспортная система состояла из небольших капсул, в которые помещалось четыре-пять душ. Капсулы перемещались по одной линии, как бусины в ожерелье. Охотник приказал Хану сесть, а сам остался стоять. Кореллианин сидел, внутренне кипя, и воображал, что бы он сделал с этим охотником за головами, если бы смог двигаться.
Охотник молчал. Хан не мог говорить. Короткая поездка прошла в тишине.
Когда они вышли из капсулы, Хан увидел, что они находятся на одной из посадочных площадок на крыше здания. Как он и предполагал. Площадка была огромной. Тут и там на ней зияли воздухопроводы, которые давали свет зданиям под платформой. На воздухопроводах не было никаких решеток, не было даже перил, чтобы предотвратить падение по неосторожности. Неосмотрительного поджидала неминуемая гибель: вниз простирались сотни, тысячи этажей.
Хан вдруг живо вспомнил ту ночь, когда удирал от Гарриса Шрайка по верхним платформам Корусанта. Тогда он еле унес ноги. В этот раз предчувствие подсказывало, что ему вряд ли так повезет.
Интересно, что ждало его на Илизии... Во всем огромном теле Тероензы не было и молекулы доброты или милости. Уж Он-то добьется того, чтобы его пленник умер медленной и мучительной смертью.
На какое-то мгновение Хану захотелось вновь получить тело в свое распоряжение лишь для того, чтобы нырнуть в один из этих воздухопроводов. Но, как бы он ни старался, он не мог сделать ничего, кроме как повиноваться приказам.
Хан и его похититель проходили мимо стоящих кораблей.
Левой-правой, левой-правой, левой-правой...
Охотник вытянул руку так, чтобы Хан мог ее видеть, показывая направление.
— Иди к тому кораблю. Модифицированный тип «Огневержец».
Хан посмотрел на корабль. Охотник за головами не шутил, когда сказал «модифицированный». Корабль, предназначенный для патрулирования и нападения, был очень необычным, — видимо, над ним сильно поработали. В отличие от других кораблей, этот стоял так, что его двигатели F-31 от «Инженерных систем Куата» смотрели в пермакритовое покрытие платформы. По форме корабль напоминал половинку яйца. Когда мощные двигатели включались, корабль, вероятно, поднимался вертикально, а потом взлетал. Хан никогда не видел ничего подобного, но этот корабль напоминал его владельца — такой же мощный и смертоносный.
На мгновение Хан забыл, где он и что происходит. Его так заинтересовал корабль, что он поймал себя на желании посмотреть на него изнутри. Но тут же опомнился. Вот уж точно посмотрит на интерьер... А куда он денется? Придется провести несколько дней на борту модифицированного «Огневержца», пока он везет Хана навстречу пыткам и смерти.
Они шли между двумя громадными грузовиками, построенными дуросами. Еще несколько шагов, и они окажутся у корабля охотника за головами. И все, конец. Хан не тешил себя бесплодными фантазиями о том, что ему удастся как-то победить этого типа, захватить «Огневержец» и спастись. Горло стало сухим до боли.
Левой-правой, левой-правой, левой-правой...
«Вот и все, — подумал Хан. — Все, конец...»
