— Да? — Микаэл Хурущ пристальнее вгляделся в меня из-за двери своего обшарпанного офиса. — Инспектор, это вы? Что… Я вас слушаю?

— Господин Хурущ. Небольшое дельце.

— Пожалуйста, впустите нас, сэр, — сказала Корви.

Он открыл дверь шире, чтобы увидеть и её, вздохнул и дал нам войти.

— Чем я могу вам помочь? — Он сжимал и разжимал руки.

— Как управляетесь без своего фургона? — спросила Корви.

— Это как шило в заднице, но мне помогает один друг.

— Мило с его стороны.

— Правда же? — воскликнул Хурущ.

— Когда вы получили визу ЛКВ для своего фургона, мистер Хурущ? — спросил я.

— Я, что, что? — заволновался он. — Я не получал, у меня нет…

— Интересно, зачем вы так увиливаете, — сказал я. Его ответ подтверждал наше предположение. — Вы не настолько глупы, чтобы огульно это отрицать, потому что, эй, переезды зафиксированы на записи. Но тогда о чём мы спрашиваем? И почему бы вам просто не ответить? Что такого в этом вопросе?

— Не могли бы мы увидеть ваш пропуск, господин Хурущ?

Он несколько секунд смотрел на Корви.

— Его здесь нет. Он у меня дома. Или…

— Так увидим мы его или нет? — спросил я. — Вы лжёте. Это был последний ваш маленький шанс, любезно предоставленный нами, а вы, надо же, смахнули его со стола. Нет у вас вашего пропуска. Это виза ЛКВ, любого квалифицированного водителя, для многократного въезда в Уль-Кому и выезда из неё. Верно? И её у вас нет, потому что она была украдена. Украдена, когда угнали ваш фургон. Она, собственно, была в фургоне, когда его угнали, вместе с вашей старинной уличной картой.

— Послушайте, — сказал он, — я уже говорил вам, меня там не было и у меня нет уличной карты, у меня GPS на телефоне. Я ничего не знаю…

— Неправда, но правда, что ваше алиби подтверждается. Поймите, никто здесь не думает, что вы совершили это убийство или хотя бы выбросили труп. Это не то, из-за чего мы расстроены.

— Нас беспокоит то, — сказала Корви, — что вы никогда не говорили нам о пропуске. Вопрос в том, кто его взял и что вы за это получили.

Краска схлынула у него с лица.

— О боже, — сказал он. Рот у него несколько раз дёрнулся, и он тяжело опустился на стул. — Господи, погодите. Я ничего ни с чем не делал. Ничего не получал…

Запись камеры видеонаблюдения я просмотрел неоднократно. В проезде фургона по охраняемому официальному маршруту через Связующий зал не было никаких заминок. Не помышляя о бреши, ускользании по заштрихованной улице или замене номеров, чтобы соответствовать какому-нибудь поддельному разрешению, водитель должен был показать пограничникам документы, которые не вызвали бы у них ни малейшего сомнения. Только один конкретный вид пропуска мог обеспечить столь быстрый и ничем не осложнённый путь.

— Оказание услуги? — спросил я. — Предложение, от которого вы не могли отказаться? Шантаж? Оставили документы в бардачке. Им же лучше, если вы ничего не знаете.

— Иначе почему бы вы не говорили нам, что потеряли свои документы? — сказала Корви.

— Один-единственный шанс, — сказал я. — Итак. Каков ответ?

— О боже, послушайте. — Хурущ тоскливо огляделся по сторонам. — Пожалуйста, выслушайте меня. Я знаю, мне надо было забрать бумаги из фургона. Обычно я так и делаю, клянусь вам, клянусь. Должно быть, забыл на этот раз, а тут фургон как раз и угнали.

— Поэтому вы ничего не говорили нам о краже? — спросил я. — Вы не сообщали нам об угоне фургона, потому что знали, что в конце концов придётся сказать и о бумагах, а поэтому вы просто надеялись, что вся ситуация сама собой рассосётся.

— О боже.

Автомобили, прибывшие из Уль-Комы, как правило, легко определить по их правам проезда, по их номерным знакам, стикерам на окнах и современному дизайну — так же, как бещельские автомобили в Уль-Коме сразу бросаются в глаза своими пропусками и устаревшими, для наших соседей, линиями обводки. Автомобильные пропуска, в частности, многократные визы ЛКВ, не являются ни дешёвыми, ни достающимися без усилий, а будучи выданы, ограждаются различными условиями и правилами. Одним из них является то, что виза для конкретного транспортного средства никогда не остаётся без присмотра в этом самом транспортном средстве. Нет смысла делать контрабанду легче, чем она есть. Однако нередко случается такой недосмотр или преступление, когда визу оставляют в бардачке или под сиденьем. Хурущ знал, что ему грозит как минимум крупный штраф и бессрочное лишение любого права на проезд в Уль-Кому.

— Кому вы дали свой фургон, Микаэл?

— Богом клянусь, инспектор, никому. Я не знаю, кто его угнал. Серьёзно, не знаю.

— Хотите сказать, это полное совпадение? Что кто-то, кому надо было забрать тело из Уль-Комы, просто случайно угнал фургон, в котором всё ещё лежали пропускные документы, дожидаясь, когда попадут ему в руки? Как удобно.

— Жизнью клянусь, инспектор, я не знаю. Может, тот, кто угнал фургон, нашёл документы и продал их кому-то ещё…

— Они нашли кого-то, кто нуждался в междугородном транспорте, в ту же ночь, как его угнали? Это самые удачливые угонщики всех времён.

Хурущ обмяк.

— Пожалуйста, — сказал он. — Пройдитесь по моим банковским счетам. Проверьте мой бумажник. Никто мне ни хрена не платил. С тех пор как фургон угнали, я ничего не могу провернуть, никакого бизнеса вообще. Не знаю, что и делать…

— Я сейчас расплачусь, — сказала Корви.

Он посмотрел на неё с затравленным выражением.

— Жизнью клянусь, — сказал он.

— Мы просмотрели ваше досье, Микаэл, — сказал я. — Я не имею в виду ваше полицейское досье — его мы проверяли в прошлый раз. Я имею в виду ваше досье у пограничников Бещеля. Через несколько месяцев после того, как впервые получили пропуск, вы подверглись случайной проверке. Несколько лет назад. Мы видели отметку «Первое предупреждение» по ряду факторов, но самым крупным нарушением пока что было то, что вы оставили документы в машине. В то время у вас был легковой автомобиль, не так ли? Вы оставили документы в бардачке. Как вам удалось в тот раз выкрутиться? Удивляюсь, что ваш пропуск не отменили там и тогда.

— Первое правонарушение, — сказал он. — Я их умолял. Один из парней, которые нашли пропуск, сказал, что поговорит со своим приятелем, чтобы отмену заменили на официальное предупреждение.

— Вы давали ему взятку?

— Конечно. Сколько-то. Не помню, сколько именно.

— Почему не помните? Я хочу сказать, в первый раз вы вот так его и получили, верно? Что же тогда беспокоиться?

Долгое молчание. Вообще-то автомобильные пропуска ЛКВ ориентированы на предприятия, в которых занято несколько больше работников, чем в худосочном бизнесе Хуруща, но и мелкие торговцы частенько подкрепляют свои запросы несколькими долларами — бещмарки вряд ли приведут в действие бещельских посредников или оформляющих бумаги клерков в уль-комском посольстве.

— Иногда, — сказал он безнадёжно, — мне бывает нужна помощь при погрузке. Мой племянник сдал на права, пара приятелей, они могли ездить, помогали мне управиться. Точно трудно сказать.

— Инспектор?

Корви обращалась ко мне не в первый раз, осознал я.

— Инспектор?

Она глянула на Хуруща — мол, что мы делаем?

— Прошу прощения, — сказал я ей. — Просто задумался.

Я жестом пригласил её отойти в угол помещения, ткнув пальцем в Хуруща и велев ему тем самым оставаться на месте.

— Я собираюсь его привлечь, — тихо сказал я, — но что-то… Посмотрите на него. Пытаюсь кое в чём разобраться. Слушайте, мне надо, чтобы вы кое за чем сгоняли. Как можно быстрее, потому что завтра мне придётся поехать по этой чёртовой ориентировке, поэтому, думаю, ночь сегодня будет долгая. Не против? Мне нужен список всех фургонов, угнанных в ту ночь в Бещеле, и я хочу знать, что происходило в каждом конкретном случае.

— Всех?..

— Не паникуйте. Это всего транспорта будет много, но вынесите за скобки всё, кроме фургонов примерно этого размера, и это только за одну ночь. Раздобудьте мне всё, что можно, по каждому из них. Включая все связанные с ними документы, хорошо? Как можно быстрее.

— Что вы собираетесь делать?

— Посмотрю, удастся ли мне добиться от этого слизняка правды.

Корви, применив лесть, дар убеждения и компьютерную грамотность, раздобыла информацию в течение нескольких часов. Только вуду позволяет проделать это так быстро, ускоряя официальные каналы.

Первую пару часов, пока она этим занималась, я сидел с Хурущем в камере и спрашивал его на разные лады, в нескольких формулировках: «Кто взял ваш фургон?» и «Кто взял ваш пропуск?». Он скулил и требовал адвоката, которого я пообещал ему в ближайшее время. Дважды он пытался разозлиться, но в основном просто повторял, что ничего не знает и что не сообщил об угоне фургона и краже документов, потому что боялся неприятностей, которые это ему принесёт. «Тем более что меня уже об этом предупреждали, понимаете?»

По окончании рабочего дня мы с Корви засели у меня в кабинете, чтобы разобраться со списком. Ночь, как я снова её предупредил, будет долгой.

— За что задержан Хурущ?

— На данном этапе — за неправильное хранение пропусков и недонесение о преступлении. В зависимости от того, что мы сегодня найдём, я мог бы добавить заговор с целью убийства, но у меня такое чувство…

— Не думаете ли вы, что он в чём-то замешан?

— Едва ли он криминальный гений, верно?

— Я, босс, не говорю, что он что-то планировал. Или хотя бы что-то знал. Конкретное. Но не думаете ли вы, что он знал, кто взял его фургон? Или что с ним собираются что-то сделать?

Я помотал головой.

— Вы его не видели. — Я вытащил из кармана кассету с его допросом. — Послушайте, если время будет.

Она уселась за мой компьютер, заполняя различные электронные таблицы имеющейся у неё информацией. Преобразовала мои невнятные, смутные идеи в диаграммы и графики. «Это называется добычей данных». Последние слова она произнесла по-английски.

— Кто из нас стукач? — спросил я.

Она не ответила. Только щёлкала по клавишам, пила густой кофе, «сваренный чертовски правильно», да вполголоса честила моё программное обеспечение.

— Вот, значит, что мы имеем.

Было уже больше двух. Я смотрел из окна кабинета на бещельскую ночь. Корви разгладила бумаги, которые распечатала. За окном слышались слабые крики и затихающее бормотание позднего трафика. Я поёрзал в кресле — содовая с кофеином настойчиво просились наружу.

— Общее количество фургонов, угнанных в ту ночь, тринадцать. — Она вела по строчкам пальцем. — Три из них впоследствии оказались сожжёнными или подвергнутыми той или иной форме вандализма.

— Беспечные ездоки?

— Беспечные, да. Стало быть, десять.

— Как скоро заявили об их угоне?

— Все, кроме трёх, считая нашего обаяшку в камере, сообщили об угоне к исходу следующего дня.

— Хорошо. Теперь где тот лист, где значится… Сколько из этих фургонов имеют пропуск в Уль-Кому?

Она перетасовала страницы.

— Три.

— Звучит внушительно — три из тринадцати?

— Так среди фургонов их и будет намного больше, чем среди автомобилей в целом, из-за всего этого экспорта-импорта.

— Тем не менее. Какова статистика по городам?

— Чего, фургонов с пропусками? Не могу найти, — сказала она, пощёлкав по клавишам и поглазев на экран. — Должен быть способ это узнать, я уверена, только не пойму, какой.

— Ладно, будет время, и это выясним. Но держу пари, что это меньше, чем три из тринадцати.

— Можно бы… Процент и впрямь высокий.

— Хорошо, попробуйте вот что. Из этих трёх с пропусками, которые угнали, у скольких владельцев имелись ранее предупреждения о нарушении правил?

Она просмотрела бумаги и подняла взгляд на меня.

— У всех троих. Чёрт. Всех троих предупреждали о неправильном хранении. Чёрт.

— Верно. Это всё-таки кажется маловероятным, да? С точки зрения статистики. Что случилось с двумя другими?

— Они были… Подождите. Принадлежат Гордже Федеру и Салье Анн Махмуд. Фургоны обнаружились на следующее утро. Брошенные.

— Что-нибудь забрали?

— Немного побиты, пропали несколько кассет, немного мелочи у Федера и iPod у Махмуд.

— Давай-ка посмотрим на время — нет способа доказать, какой из них был угнан первым, не так ли? А известно ли нам, сохранились ли у двоих других их пропуска?

— Не приходило в голову, но это мы сможем узнать завтра.

— Выясните, если можно. Но я готов поспорить, что да. Откуда угнали их фургоны?

— С Юславсьи, Бров-проща, а у Хуруща — с Машлина.

— Где их нашли?

— Фургон Ферера на… Бров-проще. Боже. Фургон Махмуд — на Машлине. Чёрт. Сразу за поворотом с Проспекстращ.

— Это примерно в четырёх улицах от конторы Хуруща.

— Чёрт. — Она откинулась на спинку стула. — Объясните, что к чему, босс.

— Из трёх фургонов с визами, что были угнаны в ту ночь, у всех есть предупреждения за то, что документы не были изъяты из бардачков.

— Угонщик знал?

— Кто-то охотился за визой. Кто-то, имеющий доступ к пограничным досье. Им нужен был автомобиль, на котором можно проехать через Связующий зал. Они точно знали, у кого есть запись о том, что они не утруждают себя забирать документы. Посмотри на эти позиции. — Я нацарапал грубую карту Бещеля. — Фургон Федера угнан первым, но господин Федер молодец — он и его сотрудники усвоили урок, и теперь он забирает документы с собой. Когда наши преступники это понимают, они используют его, чтобы подъехать сюда, к месту, где паркует свой фургон Махмуд. Они быстро его вскрывают, но госпожа Махмуд теперь тоже хранит свой пропуск в офисе, так что, сделав и этот угон похожим на ограбление, они бросают её фургон возле следующего в списке и двигаются дальше.

— А следующий — это фургон Хуруща.

— И он остался верен прежней склонности и не забрал документов. Так что они получили, что им было надо, и поехали в Связующий зал, а затем в Уль-Кому.

Я умолк.

— Что же это за хрень?

— Это… выглядит хитроумным, вот что это такое. Сделано кем-то очень посвящённым. Не знаю только, во что именно. Кем-то, у кого есть доступ к досье о задержаниях.

— Что же нам-то делать? Нам какого хрена делать? — вопросила она снова, после того как я слишком долго молчал.

— Не знаю.

— Надо кому-то сообщить…

— Кому? Что сообщить? У нас ничего нет.

— Вы что… — Она чуть было не сказала «шутите?», но ей хватило ума, чтобы понять мою правоту.

— Этих взаимосвязей достаточно, может быть, для нас, но это не доказательства, понимаете, этого мало, чтобы чего-то добиться. Так или иначе… что бы это ни было… кто бы ни…

— У них есть доступ к вещам, которые… — начала Корви.

— Мы должны быть осторожны, — сказал я.

Она встретилась со мной взглядом. Последовал ещё один ряд долгих мгновений, в течение которых никто из нас ничего не говорил. Мы медленно осматривали комнату. Не знаю, что мы искали, но подозреваю, что в этот миг она внезапно почувствовала, что за ней охотятся, на неё смотрят и её слушают — такой уж у неё был вид.

— Так что же нам делать? — произнесла Корви.

Мне стало не по себе от того, какая тревога прозвучала в её голосе.

— Думаю, то же, что и делали. Расследовать. — Я пожал плечами. — Нам надо распутать преступление.

— Мы не знаем, с кем безопасно об этом говорить, босс. Больше не знаем.

— Да. — Вдруг оказалось, что мне сказать нечего. — Так что, может, ни с кем и не надо говорить. Кроме меня.

— Меня убирают из этого дела. Что я могу?..

— Просто отвечать на звонки. Если возникнет что-то, что я смогу вам поручить, я позвоню.

— Куда это ведёт?

В тот миг этот вопрос ничего не означал. Он был задан просто для того, чтобы заполнить почти абсолютную тишину в офисе, перекрыть имевшиеся там шумы, звучавшие зловеще и подозрительно, — каждое тиканье и скрип пластика представлялись мгновенной обратной связью электронного уха, каждый негромкий стук в здании — перемещением внезапно проникшего в него злоумышленника.

— Чего бы я действительно хотела, — сказала она, — так это вызвать Брешь. Чтоб им всем, просто здорово было бы натравить на них Брешь. Здорово было бы, если бы это была не наша проблема.

Да. Понятие Бреши требовало отмщения кому бы то ни было, что бы это ни подразумевало.

— Она что-то обнаружила. Махалия.

Мысль о Бреши всегда представлялась правильной. Но я вдруг вспомнил лицо миссис Джири. Брешь вела наблюдение между городами. Никто из нас не знал того, что знала она.

— Да. Может быть.

— Нет?

— Конечно, просто… мы не можем. Так что… придётся нам сосредоточиться на этом самим.

— Нам? Нам двоим, босс? Никто из нас не знает, что за хрень происходит вокруг.

К концу последней фразы Корви перешла на шёпот. Брешь была за пределами нашего контроля или кругозора. Какой бы ситуация ни была, что бы ни случилось с Махалией Джири, расследовали это только мы вдвоём, поскольку могли доверять лишь друг другу, и скоро она останется одна, и я тоже буду один, к тому же в чужом городе.