ГЛАВА 17
Для других Дом казался странным, но для Альтала он был родным, и ему было приятно возвратиться сюда. Двейя продолжала свои неторопливые уроки по мировой истории, но Альтал слушал их не слишком внимательно. Он чувствовал, что уже достаточно знает о мире. Если она хочет терять время на уроки истории, то это ее дело, все равно раньше весны они никуда не пойдут.
Но вот минуло несколько недель, и ему в голову пришла странная мысль. Он дождался, пока они с Двейей остались в башне наедине, чтобы поведать о ней.
— Дом построил Дейвос? — спросил он.
— Лучше сказать «сотворил», нежели «построил». Ты знаешь, что в этом есть разница.
— Он подарил его тебе?
— Нет, я его себе прикарманила.
— Двейя!
Она засмеялась.
— Это привлекло твое внимание, правда? Дейвос пришел сюда обдумать, что ему делать дальше, после того как он выдумал звезды. Затем он снова ушел и оставил Дом. Поскольку он ему был больше не нужен, я вселилась сюда — в облике кошки Эмми.
— А если он понадобится ему снова?
— Тем хуже для него. Теперь это мой Дом, Альтал. Если Дейвосу нужен Дом, пусть сотворит другой в другом месте — например, на луне.
— Он знает твое мнение по этому поводу?
— Должен знать. Я часто ему об этом говорила. Он создал этот мир и заселил его людьми. Это все, что он должен был сделать. Теперь этот мир мой, а Дейвос только путается под ногами.
— Мы же не отправимся отсюда никуда до весны, правда?
— Здесь времена года не имеют большого значения, милый. Тебе уже следовало бы это знать. Мы отправимся тогда, когда будем готовы.
— Мы не можем отправиться в путешествие посреди зимы, Эм.
— Спорим, что можем? — хитро предложила она.
— Скоро глубина снега достигнет пятнадцати футов, и солнце больше не будет восходить. Мне кажется, все это некоторым образом мешает нам выбраться отсюда.
— Вовсе нет. Смотри, Альтал. Смотри и учись.
— Ну это уж совершенно невыносимо, Эм.
— Я рада, что тебе нравится, — с самодовольной улыбкой ответила она.
— Сколько это еще будет продолжаться, мистер Альтал? — потихоньку спросил Гер во время обеда несколько дней спустя.
— О чем ты, Гер?
— Вся эта трескотня о том, кто что делал тысячи лет назад в таких местах, о которых я раньше даже никогда не слыхал. Ты не обязан говорить Эмми о том, что я тебе сейчас сказал, но это становится ужасным занудством. Кому какое дело, что происходило в Деиканской Империи пять тысяч лет назад?
— Я бывал там однажды, — сказал Альтал мальчику. — Это было еще до того, как я пришел сюда и Эмми взяла меня под свою опеку. Все торговцы в Деике были очень богатыми людьми, но при этом достаточно легкомысленными. Я подумал, что для человека нашей профессии здесь может открыться масса разных возможностей. Когда я думаю о глупых богачах, у меня становится тепло на душе.
— И что же произошло? — в нетерпении спросил Гер.
Альтал рассказал ему весьма приукрашенную версию своих приключений в доме Куизо. Гер оказался благодарным слушателем, и Альтал был на седьмом небе от удовольствия, но тут Двейя сказала, что пора возвращаться к работе.
Когда они поднимались по лестнице, Альтал заметил на лице Андины лукавую улыбку и вспомнил, что перед обедом девушка отвела Двейю в сторону и о чем-то с ней говорила. На губах Двейи тоже играла легкая улыбка. Очевидно, что-то затевается.
— Кое-чего я никак не могу понять, — сказал Бхейд, когда Двейя снова начала рассказывать историю Требореи. — Ты несколько раз упомянула о том, что берега южного моря менялись.
— Да, менялись.
— Но что может сдвинуть берег моря? Я всегда думал, что такие вещи, как горы или моря, вечны и неизменны.
— Да нет, конечно же, Бхейд! — ответила Двейя с улыбкой. — Они все время меняются. Весь мир находится в постоянном движении. Горы растут и рушатся, как волны, а небольшое изменение климата может привести к тому, что береговая линия моря отодвинется на сотни миль. Человеческая жизнь слишком коротка, чтобы увидеть эти изменения, но они есть. Южный берег расширяется в течение вот уже более двух тысяч лет. — Затем она повернулась и указала на северное окно. — Все это благодаря ледникам.
— Как может ледник на далеком севере влиять на южный берег?
— Это ведь замерзшая вода, верно?
— Разумеется.
— В природе существует определенное количество воды. Это количество постоянно. Какая-то часть ее находится в море, какая-то часть — в воздухе в виде дождевых облаков, а еще часть заключена в ледниках. Время от времени погодные условия меняются. Становится холоднее, и ледники начинают расти. Все больше и больше воды Мирового океана оказывается запертой в этих ледниках, а в морях и облаках влаги становится все меньше. Дожди идут реже, и уровень моря начинает падать. Поэтому берега изменяются. Моря на юге всегда были неглубокими, так что по мере того, как вода отступает, открывается все больше и больше суши.
— Дивны дела твои, Господь, — наставительно произнес Бхейд.
— Уверена, что моему брату было бы приятно такое услышать, — сухо сказала Двейя.
— Всем правит Дейвос.
— Но я говорила о другом своем брате.
Бхейд в ужасе уставился на нее.
— Эти странные погодные изменения — дело рук Дэвы, — сказала она. — Настали интересные времена. Дэва собрал своих людей, а я — своих. Мы находимся на грани одной забавной войны, Бхейд, и Дэва делает все возможное, чтобы дать Генду преимущество. Моря отступают, а когда начнут двигаться ледники, они сокрушат горы, которые станут не выше кротового холмика. Засуха принесет людям голод, и падут империи. Разве это не восхитительно?
— Это конец света! — вскричал Бхейд.
— Если мы победим, этого не случится.
— Приятно почувствовать собственную значимость, а, Бхейд? — лукаво сказала Лейта. — Спаси мир, парень! Спаси его! Спаси!
— Ну хватит, Лейта, — одернула Двейя девушку.
— Не могла упустить такой случай, Двейя, — извиняющимся тоном сказала Лейта.
— Не пора ли нам… — начал было Элиар.
Андина сидела рядом с ним, и Альтал заметил, что сегодня она весьма пристально наблюдает за молодым арумцем. Она прикоснулась одной рукой к его запястью, а другой протянула ему большой кусок сыра. Элиар почти рассеянно взял сыр и начал есть.
Лицо Андины, как солнцем, озарилось улыбкой. Двейя бросила на Альтала быстрый взгляд, и в его голове раздалось ее мурлыканье.
— Ты это видел? — спросила она.
— Конечно, — ответил он молча. — Это ты посоветовала ей?
— Вообще-то это была ее собственная идея. У нее под стулом есть небольшая сумка со всякими лакомствами. Каждый раз, когда в животе у Элиара начнет урчать, она будет кормить его. Если присмотреться хорошенько, можно заметить, что он даже не осознает того, что он ест. Андина сказала, что она придумала это затем, чтобы он не прерывал лекции, но я думаю, здесь нечто большее. В некотором смысле это из того же разряда, что и стрижка Гера.
— У этой девочки очень непростой характер.
— Да, — согласилась Двейя. — Но занятный.
— Как давно мы уже здесь, Альтал? — спросил Элиар несколько дней спустя, когда они поднимались по лестнице в комнату наверху башни.
— По крайней мере месяц, — ответил Альтал.
— Я тоже так думаю. Странно, что снаружи ничего не происходит.
— Странно?
— Дни должны становиться короче, но насколько я могу судить, этого не происходит.
— Это проделки Двейи, вот и все.
— Не понимаю.
— Я тоже — во всяком случае, не совсем. Она управляет временем. Скорее всего, мы снова и снова проживаем один и тот же день — если не считать того, что каждый раз, когда мы его проживаем, с нами происходят разные события.
— Станет ли мне лучше, если я скажу, что это невозможно?
— Вероятно, не очень. Там, снаружи, нас уже поджидает Генд, и нам нужно быть готовыми вставить ему палки в колеса всякий раз, когда он соберется что-то предпринять.
Проблема в том, что мы еще не готовы. Именно поэтому Двейя привела нас в Дом. Здесь время течет так, как угодно ей. Если нам для подготовки нужны годы, она даст нам эти годы, но когда мы выйдем отсюда, окажется, что прошел всего лишь день или два с тех пор, как мы сюда явились.
— Если не считать того, что все мы станем лет на пятнадцать старше.
— Мне кажется, это не совсем так, Элиар.
— Не понимаю.
— Ты такой не один.
— Пожалуйста, прекрати просматривать чужие мысли, Лейта, — тем же утром сказала Двейя.
— Я ничего не могу с этим поделать, — со вздохом призналась Лейта. — Хотела бы, да никак. Как только я посмотрю на кого-нибудь или услышу, как кто-то разговаривает, — мое сознание оказывается внутри него. Потом кто-то другой что-нибудь скажет — и сознание переключается на него. Я не хочу этого делать, но так выходит само.
Двейя открыла Книгу.
— Давай-ка займемся этим сейчас, — сказала она. — Твой дар — назовем это так — настолько уникален, что почти не поддается контролю.
Она пролистала несколько начальных страниц Книги. Затем, по-видимому, нашла, что искала.
— Вот оно, — сказала она, вынимая страницу. — Вот как Дейвос решает ту же проблему. Его ответ несколько проще, чем мой, поэтому лучше, если ты начнешь с него. Потом я покажу тебе, как это делаю я.
— Я попробую все что угодно, Двейя, — с горячностью произнесла Лейта. — Я не хочу, чтобы это было у меня в сознании.
Она взяла хрустящий лист пергамента из рук Двейи и посмотрела на него.
— Я думала, что смогу это прочесть, — сказала она, нахмурившись. — Но буквы здесь другие. Я ничего не могу прочитать.
— Это очень древнее письмо, Лейта, — сказала ей Двейя. — Но есть более быстрый способ прочтения. Просто положи лист поверх Книги, а затем положи на него свою ладонь.
— Ты хочешь, чтобы я читала ладонью? — недоверчиво спросила Лейта.
— Если ты не предпочитаешь делать это ногой. Попробуй, Лейта.
Белокурая девушка с сомнением положила страницу на белую обложку Книги и накрыла ее своей ладонью. Ее голубые глаза стали расширяться по мере того, как их наполняло знание.
— Не может быть, чтобы это было так просто! — возразила она.
— Почему бы тебе не попробовать и не убедиться в этом? — посоветовала Двейя.
Лейта снова села и закрыла глаза. Лицо ее озарило почти неземное спокойствие. Затем глаза широко открылись, и она глубоко вдохнула.
Но тут она закричала.
— Ты зашла слишком далеко, Лейта, — сказала ей Двейя, — и слишком быстро.
— Все пусто! — дрожащим голосом произнесла Лейта. — Ничего не осталось!
— Ты поднялась слишком высоко, дорогая. Тебе нужно подняться над этим, но не так высоко. С опытом у тебя все получится. Все, что тебе нужно, — это научиться управлять своим даром. Тебе надо нацелить свое внимание чуть выше голов окружающих. Ты по-прежнему будешь слышать тот тихий шепот, который ты слушала всю свою жизнь, но не будешь слышать то, о чем люди думают в настоящий момент. Когда ты захочешь услышать эти мысли, просто направь свой дар прямо на того, кого надо услышать.
Лейта вздрогнула.
— Что за жуткая пустота там была? — спросила она.
— Так звучит небытие, Лейта. Ты ведь направила свое внимание в потолок.
— Кто-нибудь хоть что-нибудь понимает? — спросил Элиар озадаченно.
— У Лейты есть лишняя пара ушей, вот и все, — ответил Гер — Она может слышать, о чем мы думаем, — даже если она того не хочет. Эмми научила ее, как направлять свои уши куда-нибудь в другую сторону. Это же любому понятно.
Лейта с удивлением посмотрела на мальчика.
— Откуда тебе об этом знать? — спросила она.
— Не знаю, — признался Гер. — Просто мне так показалось, вот и все. Конечно, я следил за тобой с тех пор, как мы встретились впервые.
— Следил?
— Я чувствовал то, что вы делаете, мэм, поэтому я просто пропускал вас мимо, и ваши мысли проносились, не задевая меня.
Двейя в совершенном изумлении смотрела на мальчика.
— Так, так, так, — прошептал Альтал.
— Что все это значит? — спросила Двейя.
— Ничего, дорогая, — невинно ответил Альтал — Совсем ничего.
— А не пора ли нам… — начал Элиар.
Андина сунула ему какой-то фрукт, и он замолчал.
— Развлеки остальных, дорогой, — сказала Двейя Альталу. — А я буду беседовать с ними по очереди, чтобы объяснить им некоторые вещи.
Он озадаченно посмотрел на нее.
— Так быстрее, Альтал. Наедине они откроют мне свое сердце. В присутствии других это будет не очень удобно. У каждого есть недостатки, которые он предпочитает не выставлять перед всеми.
— Насколько я понял, ты не согласна с понятием открытой исповеди.
— Это одна из глупейших идей человечества. Объявлять о своих грехах прилюдно — это разновидность эксгибиционизма. Никчемное занятие и трата времени.
— Я думал, у нас сколько угодно времени.
— Но не столько.
— О чем они разговаривают, мистер Альтал? — спросил Гер, глядя на Двейю и Бхейда, которые сидели за столом перед раскрытой Книгой.
— Полагаю, Двейя просвещает Бхейда по части некоторых недоразумений. Бхейд был воспитан для служения Богу и занятий астрологией. В его голове много всяких глупостей, и Двейя помогает ему от них избавиться.
— Неужели кто-то верит в эту астрологию? — спросил Гер.
Альтал пожал плечами.
— Люди хотят знать, что будет. Они считают, что астрология может им это сказать. В большинстве случаев прогнозы не сбываются, но люди все равно в это верят.
— Но это ведь глупо?
— Да, достаточно глупо, но большинству людей нужно во что-то верить. Есть такие, кому не нужно, но их немного.
— Лично я никогда ни во что не верил. Вероятно, что солнце взойдет завтра, а после зимы наступит весна, но все остальное происходит случайно.
— Я бы сказал, это довольно верно. Раньше я верил в удачу, но Двейя некоторым образом разубедила меня в этом.
Внезапно Гер засмеялся.
— Андина опять это делает, — сказал он. — А Элиар даже не понимает, что она его кормит.
— Наверное, нет, — согласился Альтал. — Элиар — хороший, простой парень. Пока она кормит его, он ни о чем не спрашивает — и даже не обращает большого внимания на то, что она делает.
— Вот чего я не могу понять, так это зачем она все это делает. Когда я впервые встретил вас всех, он ей, похоже, совершенно не нравился. А теперь она крутится возле него всю дорогу.
— Она его опекает, Гер. Я заметил, что женщины делают это постоянно. Сначала она его ненавидела, но теперь все изменилось.
— Я рад, что она взялась теперь за него, а не за меня, — сказал Гер — Мне стали ужасно надоедать эти стрижки.
Несколько дней спустя Двейя оставила Бхейда наедине с Книгой и перевела свое внимание на Андину. Многие из их разговоров были хорошо слышны. Эрайя Остоса была красивой молодой девушкой с темными волосами и огромными темными глазами, но ее эмоциональность была совершенно необузданной. Кинжал приказал ей повиноваться, но это совсем ей не подходило.
Альтал незаметно подвинул свой стул поближе к двери и большую часть времени наблюдал за остальными, осторожно следя, чтобы никто этого не заметил.
— Что ты делаешь, Альтал? — однажды под вечер спросила его Двейя, когда они остались в башне одни.
— Смотрю, Эм. Смотрю и учусь. Разве не это ты мне велела?
— И чему же ты научился?
— Я собрал очень необычных людей, котенок, и каждый из них не таков, каким кажется на первый взгляд. За исключением Гера большинство из них не слишком-то рады тому, что они должны делать. Андина абсолютно ненавидит слово «повиноваться», а Элиар чувствует себя неуверенно, когда ему нужно «вести» за собой, поскольку знает, что он еще не готов командовать армией.
— В данном случае «вести» означает совсем другое, милый, но мы подойдем к этому через некоторое время. А что ты узнал об остальных?
— По-моему, ты немного резко поступаешь с Бхейдом. Отказавшись от астрологии, он чувствует себя брошенным на произвол судьбы. Он уже не знает, во что ему верить, — и он почти готов поверить в небытие. Он уверен, что «просвещать» означает проповедовать, но ему будет трудновато сочинить проповедь «ни о чем».
— Он еще не все понимает, Альтал, — ответила она. — Он поймет, когда придет время. А что насчет Лейты?
— Вот кто меня беспокоит. Она делает счастливое лицо и отпускает умные замечания, но она прочла на Кинжале то, чего, вероятно, не должна была читать. Остальные не очень уверены относительно того, что Кинжал приказал им делать, а Лейта знает. Она точно знает, что она должна делать и с кем она должна это сделать. Ей это не нравится, Эм. Жизнь и до этого была к ней не слишком благосклонна, а теперь она уверена, что все станет еще хуже.
— Она сильнее, чем кажется, Альтал. В какой-то момент ей потребуется помощь, поэтому будь с ней рядом. Будь готов оказать ей эту помощь.
— Ты говоришь ужасными загадками, Эм, — упрекнул он ее.
— Тебе было велено «искать», Альтал. Уверена, ты найдешь способ помочь ей — если поищешь хорошенько.
Двейя и Гер сидели у восточного окна, погрузившись в разговор. Элиар рассказывал Андине о военных приключениях, сидя у южного окна, а она, скучая, старалась делать вид, что эти истории ее восхищают, и подсовывала ему всякие лакомства. Лейта подсела к Бхейду за мраморный стол, и они оба погрузились в чтение Книги. Благодаря этому, Альтал оказался предоставлен самому себе. Он стоял у северного окна и смотрел на заснеженные горы по ту сторону края мира. Несмотря на все, что говорила ему Эмми, Альтал по-прежнему считал эту пропасть на севере концом всего. Он чувствовал себя уютнее, если ему казалось, что мир имеет определенную границу. Его не слишком заботил внутренний смысл слова «бесконечность».
— Ты все еще считаешь меня ведьмой, Бхейд? — Альтал услышал, как Лейта спросила это у молодого священника.
— Конечно, нет, — ответил Бхейд. — С чего ты это взяла?
— Я знаю, что не нравлюсь тебе.
— Но это же смешно, Лейта. Ты мне очень нравишься. Ты одна из моих настоящих друзей.
— Ты говоришь обо мне как о какой-то мебели, — упрекнула она его.
— Не понимаю, к чему ты клонишь, — признался он.
— Ты единственный мужчина из тех, что я встречала, который, по-видимому, не осознает тот факт, что я женщина.
— Я сознаю это, Лейта. Это не так важно для того, что мы должны делать, но я это сознаю.
— Однако ты стараешься об этом не думать, — вздохнула она. — С тех пор как я стала подростком, мужчины нашей деревни смотрели на меня особым образом, и у всех у них были об этом особые мысли.
— Такие, как у преподобного Амбо, ты хочешь сказать?
— Именно. У каждого мужчины в нашем селении были особые мысли обо мне.
— Ты очень красивая, Лейта.
— Благодарю вас, сэр, — насмешливо сказала она.
— Но с чего ты решила, что ты мне не нравишься?
— У тебя обо мне нет таких мыслей, как у других мужчин.
— Это греховные мысли, Лейта. Священник обязан подавлять в себе греховные мысли.
— Ах вот в чем дело. Но мне это очень неприятно, Бхейд. Ты презираешь свои греховные мысли, и когда ты их подавляешь, то я ощущаю только твою ненависть. Твоя ненависть направлена на эти мысли, но в моем сознании мне кажется, что она направлена на меня.
— Но это совсем не то, к чему я стремился.
— Думаю, решение есть.
— Я был бы рад его услышать, Лейта.
— Ослабь немного свою железную хватку и дай немного воли этим грязным мыслям.
— Что?
— Ну не самым грязным, конечно. Это мешало бы нам обоим. Но несколько крошечных грязных мыслишек не повредят.
Она обворожительно улыбнулась и развела большой и указательный пальцы, как будто измеряя что-то маленькое.
— Если бы ты хоть настолечко дал им воли, твой обет не был бы нарушен, но у тебя было бы достаточно плохих мыслей, чтобы я знала: ты сознаешь тот факт, что я женщина. Думаю, «умеренно греховные» мысли — это то, к чему тебе надо стремиться. Тебя это не испортит, а мне будет гораздо приятней.
Некоторое время Бхейд смотрел на нее неотрывно, а затем мягко улыбнулся.
— Конечно, Лейта, — пообещал он. — Думаю, «умеренно греховные» мысли я могу устроить, если тебе от этого станет лучше. Не для того ли нужны друзья, верно?
В ответ она лучезарно улыбнулась.
— Не суй туда свой нос, Альтал, — раздался в его голове мурлыкающий голос Двейи.
— Как скажешь, дорогая.
— Наступление ледников стало причиной засухи, которая вызвала большое смятение в южных землях, — рассказывала им Двейя несколько дней спустя. — Богатство и власть больших городов ничего не значат, если нечего есть. Разумеется, в этом ключ к планам Генда. Хаос — его союзник, а ледники создают хаос.
— Кажется, ты как-то мне говорила, что когда-то такое уже бывало, — сказал Альтал.
— Да. Нынешний ледяной период — уже четвертый за последние несколько миллионов лет. Как правило, они были результатом изменений климата или движения океанских течений. Но этот ледяной период вызван Дэвой. Это краеугольный камень планов Генда — полностью разобщить различные империи на юге, чтобы люди бросились к любому, кто предложит им стабильность. Цивилизация на грани катастрофы, и на горизонте уже виден вселенский переворот.
— Мой народ никогда не восстанет против меня! — воскликнула Андина.
— Я бы не была так уверена, дорогая, — возразила Двейя. — Как раз сейчас люди Генда будоражат народ в Остосе, а война с кантонцами только помогает им в этом.
— Эту войну начали не мы!
— Я знаю. Мы с Альталом по дороге из Арума в Остос повстречали сержанта Халора из отряда Элиара, и он утверждал, что кантонский эрайо — просто недоумок. Думаю, если покопаться в этом вопросе, можно обнаружить, что за большинством военных решений эрайо стоят приспешники Генда.
— Сержант Халор был не рад этой войне, — вспомнил Элиар. — Он называл вождя Кантона всякими необычными словами.
Андина задумчиво прищурила свои огромные глаза.
— То есть это значит, что моего отца убил как бы Генд?
— В конечном итоге он за это в ответе, — сказала Двейя.
— Элиар? — позвала Андина своим самым чарующим голосом.
— Что, Андина?
— Не хочешь ли поработать для меня?
— Что-то я не понимаю.
— Мне нужен сейчас хороший профессиональный солдат. Я заплачу очень хорошо — и деньгами, и другими ценностями.
Она томно положила руку на его колено.
— Мне нужно поговорить об этом с моим вождем, Андина, но я уверен, что у нас все получится. А что именно ты хочешь, чтобы я сделал?
— Я была бы тебе так признательна, если бы ты выследил этого Генда и убил его для меня — я хочу присутствовать, когда ты будешь его убивать. Я жажду крови, Элиар, — много, много крови. Я хочу услышать громкие крики. Как ты думаешь, сколько это мне будет стоить?
— Я и не собирался брать с тебя за это деньги, Андина, — заверил он ее. — Мы теперь друзья, и с моей стороны было бы неприлично брать с тебя деньги за такую незначительную услугу.
Андина вскрикнула от радости, обхватила Элиара руками вокруг шеи и страстно поцеловала.
— Ну разве он не самый лучший парень, какого вы когда-либо видели? — спросила она остальных.
На следующее утро Двейя казалась задумчивой. Она села за мраморный стол в башне, положила руку на Книгу, и ее зеленые глаза засияли.
Альтал с остальными, как обычно, вошли один за другим и тихо заняли свои места.
— Я хочу, чтобы вы послушали меня очень внимательно, — сказала им Двейя. — Вы все знаете о том, что можно «использовать» Книгу, и о том, как Элиар «использует» Кинжал. А теперь вам пора научиться «использовать» Дом. — Она встала и посмотрела на них. — Для вас это может оказаться трудным, а что-то из рассказанного мной будет вам совсем непонятно, но вы должны мне довериться. Я много раз говорила, что Дом на самом деле находится не здесь, но это не совсем точно. Дом находится здесь, но также он находится и повсюду.
— Ты имеешь в виду, что он передвигается? — недоверчиво спросил Гер.
— Не совсем, — ответила она. — Ему не надо передвигаться, Гер. Он находится повсюду в одно и то же время. Вы, конечно, заметили, какой он большой.
— О да, — сказал Альтал. — Когда я пришел сюда в первый раз, чтобы украсть Книгу, я был уверен, что мне понадобятся недели, чтобы обыскать каждую комнату.
— На самом деле тебе понадобились бы века, Альтал, и даже тогда ты охватил бы лишь самую малую часть у поверхности. Пока что скажем, что Дом — это и есть мир, хотя это чрезмерное упрощение. Он гораздо больше. Когда я говорю, что Дом находится повсюду, я имею в виду, что он действительно повсюду. Когда Дейвос его создавал, эта комната была здесь единственной, а затем он вышел из нее, чтобы сотворить что-то еще, и в каждое из этих мест он сделал дверь. Поэтому Дом все время продолжал расти, и поэтому здесь важны именно двери, а не комнаты. Позвольте мне привести пример. Если Андине захочется зайти в свой тронный зал и поговорить со своим Верховным гофмейстером, лордом Дхаканом, она может сесть на коня, проехать через Кагвер, проскользнуть через Кантон и добраться-таки до Остоса. Но есть и другой путь. Она может спуститься вниз по южной лестнице, открыть здесь, в Доме, некую дверь и войти через нее в свой тронный зал.
— Не может быть, чтобы это было так просто! — воскликнул Бхейд.
— Нет, на самом деле не просто. Она не просто должна найти правильную дверь, но она должна верить, что эта дверь правильная. Ее вера — это ключ к этой двери.
— А если она не верит? — спросил Гер.
— Она войдет в пустую комнату, — сказала Двейя, пожимая плечами. — Когда я сказала, что вера есть ключ, я имела в виду как раз это.
— Значит, это акт веры? — предположил Бхейд.
— Точно. Мы делаем вещи такими, потому что верим, что они такие.
— Есть люди, которые верят во всякие странные вещи, Эмми, — возразил Элиар. — Но ведь эти вещи не становятся правдой только потому, что они в это верят?
— Для них это правда.
— Вот почему лучше ни во что не верить, Элиар, — сказал ему Гер. — Тогда ничего не перемешается.
— Но тогда в мире станет немного одиноко, верно ведь? — спросил Элиар.
— Ты привыкнешь к этому.
— Человек должен во что-нибудь верить, Гер, — сказал Бхейд мальчику.
— Почему?
— Потому что… — Бхейд запнулся.
— С Гером нам предстоит еще долгий путь, — сказала Лейта.
— Похоже на то, — согласился Альтал. — Но он хороший мальчик, поэтому он проявит терпение и покажет нам этот путь.
— Я не то хотела сказать, Альтал.
— Знаю, но ты уже начала.
— Довольно, Альтал, — твердо сказала Двейя.
— Слушаюсь, дорогая.
Гер нахмурился.
— Но ведь Генд тоже может это делать? — спросил он. — Я хочу сказать, у него есть дом в Неквере, а там — такие же двери, как и в Доме?
— Да, это место называется Нагараш.
— Поэтому-то он и другие могут появляться откуда ни возьмись? Это становится интересным.
— Что значит интересным? — спросила Двейя.
— Забавным, — ответил Гер. — Генд выскакивает оттуда, мы — отсюда; и никто не знает точно, кто где и кто откуда появится. Это самая забавная игра, какую только можно придумать.
— Забавная? — сказал Элиар. — Думаю, это не то слово.
— Но ты же понимаешь, о чем я? — спросил Гер.
— Полагаю, да, но…
— Тогда я прав.
— Он скоро сведет меня с ума, — сказала Двейя.
— Это же Остос! — воскликнула Андина, когда Элиар открыл дверь в дальнем конце длинного, слабо освещенного коридора в южном крыле Дома.
— Только смотри, Андина, — приказала Двейя. — Не ходи туда сейчас. У нас нет времени, чтобы разыскивать тебя.
Альтал заметил, что порог двери имел весьма расплывчатые очертания, но то, что находилось по ту сторону, было четким и ясным. Булыжная мостовая улицы вела мимо многочисленных лавок, которые он видел, когда в последний раз был в Остосе, а затем улица плавно поднималась к дворцу Андины, стоящему на холме.
— Лучше закрой дверь, Элиар, — посоветовала Двейя. — А то напустишь времени.
— Простите? — В голосе Элиара слышалось недоумение.
— Сейчас нам не нужно, чтобы время двигалось. Мы еще не готовы. Нам предстоит еще многому научиться, а пока мы не готовы, нам нужно, чтобы время стояло на месте.
— Этого я уж никак не могу понять, Эмми, — сказал Элиар, закрывая дверь.
— Тебе пока и не нужно.
— Ты говоришь о времени как о какой-нибудь погоде, Божественная, — заметила Лейта.
— Они в некоторой степени похожи, Лейта.
Двейя замолчала, с любопытством глядя на бледнолицую девушку из Кверона.
— Скажи мне, дорогая, — продолжила она. — Почему ты так упорно называешь меня «Божественная»?
— Это выражение почтения, Божественная, — ответила Лейта, широко раскрыв свои голубые глаза.
— Нет, Лейта. На самом деле ты никого не почитаешь. Ты делаешь это, чтобы меня подразнить, верно?
— У меня и в мыслях не было дразнить Богиню, Двейя, — возразила Лейта.
— Было, было. Конечно, мне все равно, но думаю, тебе лучше прекратить это.
— Но это же так забавно, — запротестовала Лейта.
— Я могу позволить немного подразнить себя, Лейта. Это все равно что игра, я провела долгое время в облике кошки Эмми, так что я знаю все об играх. На днях я тебе покажу.
— Я больше не буду, — пообещала Лейта.
— Что-то я сомневаюсь. Веди нас в Кантон, Элиар.
Примерно неделю они исследовали возможности дверей Дома — по крайней мере, им казалось, что прошла неделя. Альтал решил не обращать больше внимания на разницу между тем, что «есть», и тем, что «кажется».
Во время этих экскурсий Элиар был их гидом. Объяснения Двейи были не самыми подробными. Насколько понял Альтал, во всем этом каким-то образом был задействован Кинжал. Откуда бы ни бралось вдохновение Элиара, он всегда безошибочно приводил их к нужной двери, когда Двейя предлагала им посмотреть на какое-либо место.
— Не имею ни малейшего представления, откуда я узнаю, которая дверь нам нужна, — признался Элиар. — Я просто знаю. Эмми говорит: «Агуизи», и я уже знаю, какую дверь должен открыть. В половине случаев я даже не представляю, в какой стране это место находится.
— А тебе и не нужно этого знать, дорогой мой, — ласково сказала Андина. — Кинжал сказал тебе: «Веди!» Именно это ты и делаешь. Оставь все как есть. Мы все любим тебя такого, каков ты есть.
Она нежно погладила его по щеке. Почему-то Андина никак не могла оторвать свои руки от Элиара.
Наконец Двейя предложила вернуться в класс.
— Мы затронули почти все, что нам было нужно, — сказала она им. — Мы знаем, как использовать Дом — по крайней мере отчасти, — а все остальное нам предстоит узнать на месте, так что пора возвращаться.
— Отчасти? — с проницательностью переспросил Гер, — То есть это значит, что Дом может не только переносить нас из одного места в другое?
— Давай пока не будем об этом, — сказала Двейя.
— Но мне действительно любопытно, Эмми, — сказал мальчик. — Думаю, у меня есть идея — ну, в общем, что-то вроде того. Ты не слишком рассердишься, если я просто подкину ее вам и мы вместе ее рассмотрим?
— Рассердить меня не так-то просто, Гер. Выкладывай, что там у тебя.
— Ты сказала, что в Доме можно играть со временем — то есть, я хочу сказать, время течет или останавливается по твоему желанию.
— Да.
— Вот, кроме того, в Доме можно играть с расстояниями, используя двери, — так?
— Все несколько сложнее, но в целом это так.
— Если здесь можно играть таким образом с расстояниями, то нельзя ли то же самое проделывать и со временем? Я выразился непонятно? Ты говорила нам, что Дом находится одновременно повсюду.
— Да. Продолжай.
— Значит, он также находится и во всех временах? Я хочу сказать, что, возможно, где-то в Доме есть дверь в прошлую неделю или та, что ведет в будущий год. Я прав хоть в чем-то?
В глазах Двейи показалась тревога.
— На самом деле ты пока не должен был задавать такие вопросы, Гер.
— Ты сказала «пока», Эмми, — сказал мальчик с победной ноткой в голосе. — То есть это означает, что мы дойдем до этого позже, — так?
Зеленые глаза Двейи сузились.
— Теперь моя очередь задать тебе вопрос, Гер, — сказала она.
— Скорее всего, я не смогу на него ответить, Эмми. Вспомни: я всего лишь деревенский мальчишка.
— Что ж, посмотрим. Расстояние — это пространство, верно?
— Ну, наверное.
— Какая разница между пространством и временем?
Гер слегка нахмурился.
— Насколько я могу судить, между ними нет никакой разницы. Это одно и то же — да?
Двейя глубоко вздохнула.
— С кем ты разговаривал об этом, Гер? — спросила она. — Откуда у тебя эта идея?
— Думаю, она просто пришла мне в голову. Когда ты сказала «пространство» вместо «расстояние», многое связалось воедино. Я сказал что-то такое, чего не должен был говорить, Эмми? Прости, если рассердил тебя.
— Ты не рассердил меня, Гер. Просто я удивлена, вот и все. До сих пор только очень немногие люди осознали единство пространства и времени.
— Я думал об этом с тех пор, как Элиар рассказал мне о том сновидении, которое посетило вас всех в Осе, — объяснил Гер. — Потом, когда мы стали использовать двери, чтобы прыгать через пространство, мне пришло в голову, что Генд использует свои двери, чтобы прыгать через время; прыжки остаются прыжками, и нет никакой разницы, прыгаешь ли ты через пространство или через время. Это натолкнуло меня на мысль, что между ними нет разницы: пространство и время — это одно и то же. Поначалу это казалось бессмыслицей, но теперь все встает на свои места. Если над этим хорошенько задуматься, таким образом можно объяснить очень многое — верно ведь?
— Боже мой! — благоговейно воскликнул Бхейд.
— Что? — откликнулась Двейя.
— Я не… то есть, я хотел просто… — Бхейд совсем запутался.
— Не нужно бросаться вот так на ветер словом «Бог», Бхейд, — пожурила она его. — Это очень отвлекает. Тебя по какой-то причине взволновало то, что сказал нам только что Гер?
— Неужели этот мальчик принадлежит роду человеческому? — спросил Бхейд, с благоговейным трепетом глядя на Гера. — Его мысль намного опережает мою, так что я не понимаю и половины того, о чем он говорит.
— Он действительно немного необычный мальчик, — согласилась Двейя.
— Обычный или необычный, но это наш Гер, — сказала Андина. Она протянула руку и озорно потрепала его по волосам. — Он просто взлохмаченный мальчишка, которому совершенно необходимо принять ванну.
— Я принимал ванну на прошлой неделе, мэм, — запротестовал Гер.
— Пора снова помыться.
— Уже?
— Это совсем не больно, Гер, — сказала Андина.
Она улыбнулась, обняла мальчика и прижала его к себе.
