ДЫРКА

Впервые я узнала, что мы с Алексом не можем встречаться, когда нам было по восемь лет. Я сидела на краю песочницы в красной вязаной шапочке и сером пальто и недовольно рассказывала, что родители разрешают гулять только до девяти вечера. Ветер гонял снег по мерзлому песку. Два дома, между которыми находилась куцая детская площадка, выглядели негостеприимно. За одним из них было болото и вытекающий из него ручей, за другим – старая аптека и магазин. Наши дома стояли на окраине – два пятиэтажных уродца, густо промазанных по краям плит черной замазкой.

– А мне можно до одиннадцати, – пожал плечами Алекс.

– Шикарно.

Это слово я почерпнула из видеофильмов, которые отец брал в прокате.

– У тебя ресница на носу. – Я протянула руку, чтобы убрать черную черту с бледного лица Алекса, и тут воздух как будто стянулся в одну точку, стал жестким и упругим, словно резина.

Замерзший грязный песок начал трескаться. Раздался вой, похожий на тот, который издает реактивный двигатель. Мы вскочили и разбежались в разные стороны, каждый в свой дом, не оглядываясь и вопя во все горло. Из своего окна я могла как следует рассмотреть место, где мы только что сидели, – там, где мы с Алексом обсуждали свои детские дела, зияла приличных размеров воронка, уходящая глубоко в землю.

Второй раз я испытала судьбу в пятнадцать. К тому времени случай из детства успел позабыться, зато Алекс смотрелся весьма привлекательно – длинный тощий тип, достаточно умный, чтобы это вызывало желание подраться, но в то же время не слишком популярный, что мне нравилось. Большинство остальных вели себя нагло, пытаясь компенсировать таким образом неуверенность, а Алекс оставался самим собой. Мне нравилось, как он ходит, и еще нравилось сталкиваться по дороге домой и обсуждать игры.

Периодически мне хотелось поцеловать Алекса. Это мало походило на притяжение, гораздо больше – на вызов. Выражение глаз Алекса не оставляло сомнений, что подобная вещь, если случится, очень его удивит, а мне отчего-то хотелось его удивить. Эта же собранность заставляла побаиваться последствий возможной выходки, а когда я боюсь, вспоминаю литанию против страха Герберта: «Я встречусь лицом к лицу со своим страхом. Я позволю ему пройти сквозь меня. И, когда он уйдет, я обращу свой внутренний взор на его путь. Там, где был страх, не будет ничего. Останусь лишь я». Думая об этом, я остановилась на лестнице, когда мы обсуждали последний вечерний турнир в Warcraft, и потянулась к нему губами.

– Что…

Когда оставалось всего ничего до кожи, я ощутила, как волосы встают дыбом, а лестница начинает покачиваться, но импульс был слишком силен, чтобы замереть. Щека Алекса оказалась очень мягкой, а воздух вокруг – тяжелым и ломким. Это все, что я знаю о теле Алекса, потому что после этого лестничный пролет под нами рухнул, а дикий рев разнес стены в щепки. Дальше я ничего не помню – на меня что-то упало.

Когда переломы срослись, Алекс со свойственной ему скрупулезностью подошел к изучению проблемы, так что мы поэкспериментировали несколько раз, выяснив, что когда расстояние между нами сокращается до некоторого минимума, с пространством вокруг начинают происходить непонятные вещи. Оно словно сгущается и начинает рваться в клочья.

Когда нам исполнилось шестнадцать, опасное расстояние значительно увеличилось – теперь нам нужно было находиться друг от друга примерно в полуметре. Возникающая вибрация давала понять, что переломами в следующий раз не отделаешься.

– Похоже, мне не быть твоей девчонкой, – усмехнулась я.

– А хотелось? – Алекс поднял глаза.

– Не льсти себе. В любом случае мы не должны встречаться, иначе превратим все вокруг в руины.

– Наверное. Либо нас посадят в бункер и будут исследовать до конца жизни. Ведь все это, – он махнул рукой, – можно использовать как оружие. Предположим, что сфера действия расширится, когда мы повзрослеем. Мы сможем подходить к городу с разных сторон и взрывать его ко всем чертям. Можно будет останавливать армии. Мы станем лучшими наемниками на свете.

– Но если мы не будем встречаться, то как же общаться? По телефону? – Воображаемая картина взрывающегося города померкла.

– Почему бы нет. Или можешь отправлять мне письма. Ведь если эта хрень будет расширяться слишком быстро, мы не сможем учиться в одном классе. – Алекс хотел хлопнуть меня по плечу, но понял, что ничего не выйдет.

Все произошло, как он и предсказывал: к концу предпоследнего года нам уже пришлось перевестись в разные школы. А еще через год Алекс уехал из города, приняв предложение дяди. Мне еще никогда не было так грустно.

Мы оба поступили в технические университеты, хотя и в разных городах. Я училась на физфаке и планировала узнать, что с нами происходит. Алекс же выбрал радиоэлектронику, уравнения Максвелла и механизмы, и тут весьма кстати подоспело развитие Сети. Мы перекидывались сообщениями, фотографиями, обменивались опытом, и, в общем-то, я не особенно тосковала.

Конечно, к тому времени мы обзавелись другими приятелями, своим кругом общения, влюблялись в разных людей, но невозможно окончательно забыть друг о друге, когда стоит тебе куда-то полететь или поехать, и ты должен согласовывать маршруты. В восемнадцать безопасное расстояние составляло около трехсот метров. В девятнадцать – километр. В двадцать – три километра. Каждые полгода мы «сверяли часы», чтобы ненароком не убить кого-то. Нам приходилось обсуждать маршруты, чтобы не пересекаться.

В двадцать я стала студенткой-радикалом, готовой бросить коктейль Молотова в кого угодно, нарушающего мое понимание справедливости. Мной двигала ярость, ницшеанская ненависть к миру овец. Квантовая механика и ядерная физика так и не дали мне отгадок, почему я не могу встречаться с лучшим другом за чашкой кофе, так что я перешла на прямое переустройство мира, а уж в нем всегда можно найти что-то, срочно нуждающееся в тотальном переоборудовании. Я хотела немногого – посидеть в кабаке с Алексом и рассказать ему пару историй, прикоснуться к его спине, но даже этого мир мне предложить не мог. И он должен был заплатить.

Вместе с Айн, Лазарем и Брюсом мы вступили в ряды местной анархо-радикальной общины и запоем смотрели фильмы про революцию 1968-го. Алекса это не особенно заводило, но даже он находил в действиях властей и устройстве общества черный юмор, поэтому вскоре мы начали обсуждать возможный террор с использованием наших способностей.

– Проблема в том, что три километра – это приличное расстояние. Мы не можем наносить точечные удары, тут кругом погрешность, – говорил Алекс, и айпи-телефония, довольно плохо развитая в то время, поедала половину его тембра. – Но мы можем уничтожить небольшую изолированную военную базу, если подберемся к ней с разных сторон. Хочешь попробовать?

– Спрашиваешь! Но там слишком много людей.

– Ты все равно никогда их не увидишь, так что не будешь сожалеть. Это военные, они рождены для того, чтобы где-то сложить голову. Почему не тут? Просто не читай репортажи после происшествия. А я заодно проведу кое-какие измерения. Все самолеты в Европу пролетают над тобой, мне надоело ставить тебя в известность о моих перемещениях, – усмехнулся он. – Ни одна девчонка не знает столько о том, куда и когда я направляюсь.

Военная база нашлась быстро. Она располагалась в пустынной области за городом и была обнесена оградой. К сожалению, в пятьдесят километров попадали близлежащие сараи, маленький дачный домик и гаражи. Кроме того, мы не знали, какой формы провал генерируем, но тогда нас это не останавливало.

Алекс приехал из другого города и поселился в гостинице подальше от меня, но я уже чувствовала это покалывание, невидимый ветер на лице. Тот факт, что он находится в одном городе со мной, создавал эмоциональное возбуждение.

– Ты готов?

– Да, ночью подъедем к базе с разных концов, только будь осторожнее. Не боишься чувства вины, когда все взлетит на воздух?

– Не особенно. Если я действительно верю во все, что нам читают на лекциях партии, то мне придется совершать подобное постоянно! – Я рассмеялась в телефонную трубку. – А еще нам следует побольше узнать о том, что происходит, а сделать это можно только с помощью опытов. Я приготовила чертову кучу аппаратуры, она не влезает в сумку.

– До встречи, Ло. Моя девушка устроит мне сцену, если я не вернусь до завтра, так что давай быстрее.

Возможно, это звучит цинично, но нам было интересно.

Когда я добралась до пустынной дороги, ведущей к базе с севера, то поняла, что чувствую себя словно на свидании. Алекс был рядом – не на опасном расстоянии, но уже на подходе. Я представляла, как он двигается сюда с юга, и хотела знать, во что он одет: какого цвета на нем футболка, джинсы он носит или брюки, засовывает ли руки в карманы при ходьбе и что курит. Такие вещи не узнаешь из фотографий, где Алекс обычно обхватывал какую-нибудь девицу или сидел за компом.

Вскоре воздух начал пружинить. Я воспринимала это как рукопожатие и вытянула ладонь вперед, создавая опасный расклад для всего, что находилось между нами. Дразнила его.

Сразу же затрещал телефон:

– Ты торопишься, Ло.

– Я здороваюсь.

Мы включили аппаратуру, которую удалось захватить, и я сделала шаг. Вперед пробежала едва заметная волна, словно двигающийся воздух пустыни. Алекс не заставил себя долго ждать – и я увидела, как проваливается земля, а в пространстве появляются странные искажения. Реальность как будто утекала в эти щели, в непонятные изгибы.

База, находящаяся метрах в пятистах, сжалась и начала деформироваться. Я не выдержала и прошла еще немного. В ушах появился дьявольский рев, невероятный вой, словно тысячи самых страшных зверей вопят в унисон. Уже давно я не стояла так близко от Алекса. Воздух замерзал, его можно было мять в руках, как пластилин.

Еще несколько шагов – и напряжение достигло невероятной величины. У меня из носа потекла кровь, а база разорвалась, словно падающий с высоты пузырь с водой.

Рассматривая фотографию эллиптической воронки, оставшейся на месте базы и склада, я чувствовала себя двояко.

Во-первых, мои измерения не увенчались успехом – большую часть аппаратуры просто разнесло, а оставшаяся не показывала никаких аномалий. Алекс тоже не особенно преуспел, хотя произошедшее его впечатлило. Он сказал, что я ни под каким предлогом не должна приближаться к местам, где он живет, и что если существует хотя бы малейшая вероятность того, что кто-то из его друзей может пострадать, я должна отказаться от любых перемещений.

Во-вторых, я увидела реальную иллюстрацию того факта, что мы с Алексом никогда не будем смотреть вместе кино или ходить в бары. Это было очень наглядно. Ни один бар нашей встречи не выдержит. Я внимательно изучала фотографии базы и отчеты оттуда, чтобы понять, какие материалы сохранились, устояло ли что-то перед давлением. Все превратилось в труху. Осталась только гигантская трещина в земле.

– Это какое-то поле, – утверждал Алекс. – Ты должна больше внимания уделить теории поля. Возможно, существует противовес в виде какого-нибудь генератора. Подружись с профессорами, выбери себе подходящую тему диплома, но не привлекай внимания.

– Я умею взрывать базы, но я не чертов гений, Алекс! – разозлилась я. – Тут нужен какой-то выдающийся ум.

– Интересно, есть ли еще такие же, как мы?

– Если они есть, я им не завидую.

– Ты пессимистично смотришь на вещи. Читала последние новости? Они думают, что это секретное оружие американцев, ха-ха-ха!

– Давай попробуем встретиться в пустыне.

– Все еще хочешь меня поцеловать, как в школе?

– Заткнись. Может, взорвать Пентагон?

– Центр Москвы?

– Подкараулить мистера президента?

– Похоже, мы можем всё.

– Жаль, никто за это не платит. Мне вечно не хватает денег. Как насчет организовать бизнес?

– Наемные массовые убийцы? А мир во всем мире тебя уже не интересует? Неплохая мысль, но при таком раскладе спецслужбы нас поймают. Нельзя просто взрывать базы и чувствовать себя в безопасности.

– Какие ощущения?

– Мм… Я бы повторил.

– Ты очень плохой человек, – засмеялась я. – Встретимся через пару месяцев.

Это мы с Алексом ответственны за взрывы военных баз по всему миру.

Это мы подняли на воздух заводы «Форда», «Самсунга», «Сони», фабрики резиновых сувениров в Китае и фарфоровый завод вместе со всем, что находилось рядом. Это мы спалили нефтяные вышки, это мы уничтожили часть Урала и Анд, оставив на их месте провал. Это мы резвились в Нью-Йорке, развалив небоскребы, но оставив Бруклинский мост.

Мы ответственны за исчезновение правительственных строений, уродливых памятников и кучи дрянных городишек на границе США и Мексики.

Это мы оставили целую кучу воронок в пустыни Гоби, пытаясь подойти поближе друг к другу. Это из-за нас порвался газопровод Россия-Европа и умерла в крошеве от небоскребов пара президентов. Это мы пришли ночью к пирамидам, оставив на их месте только трещину и туристическую палатку.

Это мы – те, кто осуществил почти все громкие взрывы, кто ответственен за исчезновения целых областей, поселений и дислокаций армий. Кто-то развлекается, играя в карты, а у нас с Алексом другие игрушки.

Может, это не дружеская попойка в баре и не секс, но, знаете, по ощущениям очень похоже.