Глава 11. Рэйчел

Кейн сидел за рулем небольшого старого «Порше» с механической коробкой передач. Я, конечно, совершенно не разбиралась в автомобилях, но подозревала, что эта модель была классической и ценилась гораздо больше, чем современные. Машина очень ему подходила – дорогая, сексуальная и элегантная.

Всегда ненавидела застревать в пробках. Кейн постоянно переключал передачу, и то, как его большая ладонь обхватывала рычаг переключения, неожиданно возбудило меня. А его рука… и эта венка, будь она неладна. Господи, помоги мне. Похоже, я на нее подсела.

Кейн заметил, что я его разглядываю.

– Вы умеете водить машину с механической коробкой?

– Нет. Как-то пыталась, но разбила себе нос.

Он удивленно опустил брови.

– Разбила нос?

– Я затормозила, и машина резко дернулась. С пятой или шестой попытки мне удалось стронуться с места, но проклятые колеса с визгом забуксовали, меня рвануло вперед, и я впечаталась в руль. Даже думала, что нос сломала.

Кейн усмехнулся.

– Сдается мне, вы слишком неуравновешенная, чтобы водить такую машину.

– Это я-то? Вы гораздо менее уравновешенный, чем я.

Он искоса посмотрел на меня.

– Вы, кажется, забыли, при каких обстоятельствах мы с вами познакомились?

– Ну, это совсем другое дело. Я тогда приняла вас за обидчика своей подруги.

– И поэтому, не потрудившись уточнить, тот ли я человек, за которого вы меня приняли, вы набросились на меня, как коршун. Так что я прав насчет вашей неуравновешенности.

Моей первой реакцией было заставить его взять свои слова обратно, но это, очевидно, лишь подтвердило бы его умозаключения.

– Ну, возможно, вы чуть-чуть правы.

– Чуть-чуть – не считается.

– А знаете что, ведь по этой причине я и заинтересовалась музыкальной терапией. Чем больше я взрослела, тем больше узнавала, как отлично может успокаивать и расслаблять хорошая музыка.

– А вы слушали музыку в тот момент, когда пытались бороться с механической коробкой передач?

Я призадумалась.

– Похоже, нет. Я была вся на нервах и не хотела, чтобы меня что-то отвлекало, поэтому выключила радио.

– Возможно, следовало его не выключать.

– М-м-м… Никогда не думала об этом. Может, вы дадите мне попробовать порулить вашей машиной, чтобы проверить эту теорию?

Кейн рассмеялся.

– Ну уж нет. Я слишком люблю свое сцепление.

Поездка в Нью-Джерси к Умберто обычно занимала около сорока пяти минут, но в тот день на это ушло целых полтора часа. Мост Джорджа Вашингтона был перекрыт, за исключением одной полосы, и мы еле ползли по нему. После моста пробка рассосалась, и мы начали обсуждать мою научную работу.

– Расскажите мне об Умберто.

– Уверена, вы ознакомились с основной информацией в моем резюме. Ему семьдесят три года, и у него последняя стадия болезни Альцгеймера. Умберто всю свою жизнь провел в доме, в котором вырос, – даже когда он занимался врачебной практикой, его кабинет находился там же. Он врач общей практики и еще десять лет назад выезжал на дом к пациентам, когда это было необходимо. У него есть жена Лидия, с которой он прожил пятьдесят один год. Она навещает его каждый день. Их единственный сын живет на Западном побережье и приезжает повидаться с родителями несколько раз в год. Большую часть времени Умберто уже даже не может вспомнить Лидию. Он пережил два года сильнейшей депрессии и нашел свое счастье с другой пациенткой этого центра по имени Кэрол. Иногда, когда Лидия приезжает навестить его, они с Кэрол сидят и держатся за руки. Я в жизни не видела столь любящей жены, как Лидия. Мужчина, с которым она провела всю свою жизнь, думает, что влюблен в другую женщину, а его жена радуется за него. Никогда не встречала такой бескорыстной любви. Лидия хочет, чтобы ее муж был счастлив, даже если это счастье он обретет с кем-то другим.

– Потрясающе.

– Да. И даже в такой трагической ситуации человек находит красоту.

– На какую же музыку он реагирует? Наверное, на итальянскую?

– Угадали. Когда я только начала посещать этот медицинский центр, я первое время работала с довольно большой группой, пытаясь найти кандидатов, с которыми могла бы заниматься индивидуально. Тогда Умберто не проявлял особого интереса к музыке, но все решения в отношении его лечения принимала жена. Она-то и записала его на мои занятия. Я провела опрос среди родственников пациентов, пытаясь разузнать об их музыкальных пристрастиях в прошлом, и каждую неделю мы с ними слушали музыку и выполняли определенные упражнения, а я наблюдала за их реакцией. Умберто никогда ни на что не реагировал. Казалось, ему нравятся наши музыкальные занятия, но ни музыка, которую играли у него на свадьбе, ни какая-то другая, связанная с памятными событиями в его жизни, не пробуждали в нем особого интереса.

– Почему вы вдруг решили дать ему послушать итальянскую музыку?

– На самом деле это получилось почти случайно, меня как будто осенило. За неделю до этого я слышала, как медсестра обратилась к нему по-итальянски и он ответил. Я представления не имела, что он так бегло говорит на этом языке. Как выяснилось потом, он временами переходил на итальянский. Поэтому, когда я пришла на следующей неделе, я подумала, а почему бы не поставить ему итальянскую оперу. Тем более что люди обычно весьма эмоционально реагируют на музыкальные представления, вот я и решила рискнуть.

– И Умберто откликнулся?

Я в волнении прижала руки к груди.

– Он начал рыдать. Это было душераздирающее зрелище. Но эта реакция оказалась самой первой, которую я вообще от него получила, и не важно, была она положительная или отрицательная. В тот день он впервые за несколько лет находился в ясном сознании. Начал рассказывать всякие старые истории из жизни своей матери, которые не помнила даже его жена. Правда, я не уверена, что именно вызвало эти воспоминания – эта конкретная опера или музыка вообще.

– Что вы планируете делать сегодня?

Я через неделю ставила Умберто то итальянскую, то английскую музыку, чередуя их. На этой неделе нам предстояло работать с английской музыкой, но я решила поменять заведенный порядок. Может быть, какая-то тщеславная часть меня захотела порисоваться перед привлекательным профессором.

– Сегодня мы будем слушать «Свадьбу Фигаро».

– Понятно. Моцарт.

– Вы любитель оперы? – спросила я.

– Я любитель музыки. Не важно, какого направления, жанра и стиля. Я слушал «Женитьбу Фигаро» в театре. Я учился на втором курсе композиторского факультета, и вся группа ходила в театр на эту постановку, так как опера была включена в программу.

– А мне никогда не приходилось бывать на оперном спектакле. – Мы подъехали к повороту на Ридженси-Виллидж, недалеко был специализированный пансионат, где жил Умберто, и я показала рукой вперед. – Сверните налево. Пансионат не видно, пока вы вплотную к нему не подъедете. Он появится перед вашими глазами внезапно, потому что спрятан среди тех высоких деревьев.

Мы въехали на парковку, и я начала слегка нервничать. Над диссертацией я работала почти год. Что, если Кейн найдет в ней множество недостатков, или не поверит, что музыка способна извлечь из памяти человека забытые воспоминания? Умберто, например, наслаждался музыкой, но не на каждом занятии она вызывала у него выраженную реакцию.

Кейн заглушил мотор и повернулся ко мне, небрежно положив руку на руль.

– Я читал ваше исследование. Ваши доводы весьма убедительны. Думаю, с этой работой будет все в порядке.

А ведь я не говорила вслух, что волнуюсь. Видимо, он прочитал сомнения на моем лице.

Он опустил взгляд на мое запястье.

– Вы теребите часы, когда нервничаете.

Действительно, этим я сейчас и занималась. Я немедленно отдернула руку от часов.

– И когда еще я это делала, а вы заметили?

– В первый день в аудитории, когда студенты разошлись и вам пришлось спуститься вниз и беседовать со мной. – Мы сидели, глядя друг другу в глаза. – И еще сегодня утром в вашей квартире, когда я заметил, что на вас нет бюстгальтера.

Смутившись, я стала оглядывать салон машины, чтобы не смотреть Кейну в глаза. К моему удивлению, когда я снова взглянула на него, он сосредоточенно изучал мои губы. Что заставило меня вспомнить о второй своей привычке, выдающей нервное состояние.

Я закусила губу, чувствуя, как пробуждается и начинает порхать в животе целый рой бабочек.

Кейн кашлянул, но голос его по-прежнему звучал хрипловато.

– Вам определенно не из-за чего беспокоиться. А теперь пойдемте, мне не терпится увидеть результаты вашей блестящей работы.

Умберто находился в компании своих двух дам – Лидии и Кэрол. Он улыбался и даже смеялся, когда мы подошли к столику, за которым они сидели в помещении для приема гостей.

Когда мы шли к ним, я шепотом сообщила Кейну, кто есть кто.

– Его жена сидит напротив него, а подружка рядом.

– Смотрю, этот парень не промах, – прошептал в ответ Кейн.

– Ш-ш-ш… – Я ткнула его локтем в ребра, заставляя замолчать.

– Привет, Умберто.

– Привет.

Каждую неделю нам приходилось начинать все сначала. Я усвоила одно – у Умберто отлично получалось делать вид, что он знает, кто перед ним.

– Макса отправили в ванную? – неожиданно спросил он.

– М-м-м… Да, – сказала я с небольшой заминкой и прошептала, обращаясь к Кейну: – Макс – это пес, который у него когда-то был. Черный лабрадор. По какой-то причине он часто спрашивает, отвели ли Макса в ванную помыть лапы. Видимо, думает, что мы его выгуливали.

Я повернулась к дамам.

– Привет, Лидия. Привет, Кэрол.

Лидия поднялась и поцеловала меня в щеку. За последний год мы с ней стали добрыми друзьями. Я только собралась представить Кейна, как Кэрол взяла инициативу в свои руки.

– А кто этот красивый парень? Скажите, вы, наверное, наш новый доктор?

Я рассмеялась.

– Это Кейн Уэст, Кэрол. Он профессор музыкального отделения в Бруклинском колледже, где я учусь в магистратуре.

Кейн одарил дам ослепительной улыбкой и протянул руку.

– Очень приятно с вами познакомиться, Кэрол.

Мы присоединились к ним, когда они обсуждали фильм, который смотрели накануне вечером. Кэрол была еще на умеренной, по сравнению с Умберто, стадии болезни Альцгеймера, поэтому память у нее была не такая плохая.

Она положила руку на плечо Умберто.

– «Охота за Красным Октябрем», помнишь, дорогой? Там играет Шон Коннери.

– Конечно, конечно.

Я была уверена, что Умберто ровным счетом ничего о фильме не помнил.

Во время нашей беседы Кейн в основном молчал, наблюдая за всеми. Он переводил взгляд с лица Лидии на руку Кэрол, которая то и дело касалась Умберто. Я уже привыкла к этой странной троице, но в первый раз смотреть на них было очень интересно. Представьте себе – женщина, которая не жаждет выцарапать глаза другой женщине, когда та прикасается к мужчине, которого она любит и которому была верна пятьдесят один год совместной жизни. Кейна определенно интересовала ее реакция. Но все, что он видел в глазах Лидии, – это удовлетворение. Она смирилась бы с чем угодно, лишь бы это принесло ее мужу хоть какую-то радость.

В конце концов пришла сиделка и пригласила Кэрол на какую-то процедуру. Лидия настаивала на том, чтобы мы не начинали сеанс терапии в присутствии Кэрол. Она не хотела, чтобы у ее мужа всплыли какие-нибудь воспоминания, связанные с женой, что могло бы расстроить Кэрол. Уверена, в раю для Лидии уже зарезервировано почетное место.

Умберто обнял Кэрол на прощание и снова уселся с нами за стол, но казался каким-то возбужденным.

Лидия протянула руку через стол и накрыла ладонь мужа.

– Умберто, Рэйчел сейчас поставит тебе музыку. Ты помнишь, что вы с ней иногда слушаете музыку?

– О, да, конечно.

Что расшифровывалось, как: «Представления не имею, но вам об этом не скажу».

Лидия сжала его руку.

– Рэйчел сейчас даст тебе наушники, хорошо?

– Конечно.

Я надела на голову Умберто беспроводные наушники, а Лидия достала из сумочки пару наушников-капелек, которые она начала приносить на наши занятия. Ей было вовсе не обязательно слушать музыку, но она хотела быть на одной волне с мужем. Я обнаружила, что не захватила с собой лишнюю пару «капелек», и предложила Кейну разделить мои. Мне отнюдь не будет неприятно сидеть в нескольких дюймах от него и слушать музыку на пару с ним, разделяя одни наушники на двоих.

Я включила музыку, и Умберто тотчас же закрыл глаза. Через несколько секунд все напряжение исчезло с его лица. Я бросила взгляд на Кейна, который внимательно наблюдал за Умберто, он кивнул мне и улыбнулся. В какой-то момент мой подопечный протянул руку и взял ладонь жены в свою. Это был всего лишь обычный жест, но такие краткие моменты узнавания бесконечно важны для тех, у кого родные страдают болезнью Альцгеймера.

Мы прослушали две песни, и я сняла наушники с головы Умберто.

– Как вы сегодня себя чувствуете, Умберто?

– Хорошо, хорошо.

Я не была уверена, что ему сейчас лучше, чем раньше, но возбуждение явно ушло.

Лидия постаралась усилить воздействие музыки.

– Умберто? Ты помнишь, как Франческа играла эту мелодию?

– Разумеется. – Он кивнул. А затем собрал вместе все пять пальцев в традиционном жесте итальянских бабушек и произнес: – Belle parole non pascon I gatti.

Лидия расхохоталась и посмотрела на меня.

– Это означает: «Красивыми словами кошек не накормишь». Моя свекровь, Франческа, все время повторяла эту пословицу. Я никогда не понимала, что это на самом деле значит.

Мы оставались в пансионате несколько часов и даже сходили пообедать, а потом вернулись. Но в этот день все наши достижения ограничились лишь этой краткой вспышкой воспоминаний. Следующее прослушивание музыки после обеда не вызвало у Умберто никаких ассоциаций, но все же я надеялась, что именно она была причиной улыбок, которые светились на лицах всех участников сеанса.

Лидия посмотрела на часы.

– Умберто, подошло время для молитвы. Ты хочешь умыться перед началом службы?

– Да, хорошо.

Она повернулась к нам с Кейном.

– Не хотите присоединиться к нам?

Я не отношусь к числу тех, кто не пропускает воскресную службу, но, тем не менее, присоединялась к ним несколько раз, чтобы увидеть реакцию Умберто на церковную музыку. Только не в этот раз.

– Думаю, нам пора ехать, – объяснила я Лидии. – Темнеет.

Когда мы прощались, Умберто взглянул на Кейна.

– Вы сейчас собираетесь пойти погулять с Максом?

Кейн решил подыграть ему.

– Да. Обещаю, я хорошо позабочусь о Максе.

После того как медсестра увела Умберто в его комнату, чтобы подготовить к службе, Лидия проводила нас по коридору к выходу.

– Поверьте, я научилась не расстраиваться из-за того, что мой муж влюбился в другую женщину и не помнит меня, но каждый раз, когда он вспоминает этого пса Макса, мне ужасно обидно. – Она засмеялась, но было заметно, что в ее словах есть доля истины. – Надеюсь, профессор, что вы высоко оцените труд Рэйчел. Похоже, музыкальная терапия – действительно эффективный метод.

Я улыбнулась.

– Ну, сегодня профессор Уэст здесь не для того, чтобы выставлять мне оценки. Он просто решил ознакомиться с результатами моей работы, ведь он мой научный руководитель.

– О, замечательно. Надеюсь, сеанс произвел на вас впечатление.

Кейн посмотрел на меня теплым взглядом.

– Да, я весьма впечатлен ее работой.

Лидия нежно обняла меня.

– Увидимся на следующей неделе?

– Я обязательно приеду.

– А вы, профессор, тоже нас навестите?

– Если Рэйчел возьмет меня.

Сидя в машине по дороге домой, я поняла, что Кейн о чем-то напряженно думает – он вел себя сдержаннее, чем обычно.

– Может, вы хотели пойти на службу? Мне не пришло в голову спросить вас, когда я отказалась составить им компанию, а ведь вы потратили на меня все воскресенье.

Кейн бросил на меня взгляд и снова уставился на дорогу.

– Пятнадцать лет уже не ходил в церковь. Ноги моей там не будет, даже если вы меня озолотите.