Глава 19

Людмила убрала со лба прядь волос.

– После этого мне расхотелось вообще общаться с девчонкой и ее мамашей. Показалось глупым звонить Вере, делать программные заявления вроде: не желаю более поддерживать отношения, и объяснять сестре, как она была виновата передо мной, отняв у меня мужа. Я просто заблокировала все контакты Веры, на домашнем телефоне включила автоответчик, показала ее фото консьержке, велела ни под каким предлогом не пускать в дом ни эту особу, ни девушку с копной красивых кудрей. Все. Прошел, наверное, год. Я расслабилась, жила в свое удовольствие. Как-то поздно вечером приехала домой. Сеня улетел в командировку, и я не спешила в родные пенаты. Открываю холодильник, а там мышь повесилась. Семена нет, вот я и не зарулила в супермаркет. Терпеть не могу пользоваться услугой «Еда на дом», брезглива я. Но пришлось заказать пиццу. Когда раздался звонок в дверь, я не посмотрела на экран домофона, потому что не сомневалась: доставили пиццу. Распахнула дверь, и… в квартиру влетает Вера. У меня от неожиданности голос пропал. Сестра в крик:

– Помоги! Помоги! Помоги! Дай денег!

И я потеряла голову, вцепилась в нее, трясу, говорю:

– Ты отняла у меня мужа! Твоя дочь мне нахамила. Но я тебя из студии китайского балета не уволила. По-прежнему работаешь, получаешь зарплату. Я проявила к тебе абсолютно не заслуженную тобой доброту. И ты имеешь наглость вваливаться сюда ночью, выть о деньгах! Пшла вон!

Пытаюсь вытолкнуть ее на лестницу, но Верка вцепилась в косяк.

– Ниночка пропала! Нужны деньги на оплату поисков. Следователь сказал: бесплатно не работаю.

Людмила закинула ногу на ногу.

– Вот уж придумала. Среди сотрудников полиции встречаются взяточники, но их мало. Не верю я в то, что у сестры мешок валюты откусить пытались. Кое-как я ее выпроводила. Вера не ушла, начала ногами в дверь колотить. У нас в доме пять квартир, по одной на этаже, соседей рядом нет. Да вопли наглой твари достигли ушей банкира Трифонова, он подо мной живет. Петя позвонил мне и спросил:

– Что происходит? Помощь нужна?

Я ответила:

– Сумасшедшая тетка не понятно как проникла в подъезд, требует денег, буянит.

Трифонов послал свою охрану, и наступила тишина.

– Вы не поверили, что племянницу похитили? – уточнила я.

– Ни на секунду, – поморщилась Людмила. – Вера столько раз обманывала меня, что любые ее слова я воспринимаю как ложь. Заявит она, что на улице дождь, так я в окно посмотрю: вдруг там солнце. Но потом выяснилось, что на этот раз Верка говорила правду. Мне позвонили из полиции, вежливо попросили приехать и показали ее заявление. Любимая сестрица обвинила меня… в убийстве ее дочери. Дескать, я ненавидела племянницу, решила от нее избавиться, похитила ее, зарезала и где-то закопала.

Людмила приложила ладонь ко лбу.

– Маразм. Большая психиатрия. Пришлось следователю семейную историю в деталях изложить. Я упомянула еще, что Вера требовала у меня денег на оплату его услуг.

Следак улыбнулся:

– Не могу сказать, что доволен своей зарплатой, но оказаться за решеткой с клеймом взяточника мне как-то не с руки. А частным сыском я не занимаюсь.

Ну да я и не сомневалась, что Верка даже пропажу дочери использует для решения собственных проблем. Долги у нее, наверное, есть. Я вернулась домой и, оцените мое благородство по достоинству, не уволила Веру из студии китайского балета. Кстати, это заведение существует до сих пор и приносит доход. Спустя некоторое время мне позвонила Леся Ярина. Когда-то ее семья жила с нами в одном подъезде. Узнав, кто звонит, я сказала:

– Ярина, не знаю, что тебе соврала Верка, но забудь мой номер телефона.

Она сообщила:

– Люда, Вера скончалась. Подруг у нее, кроме меня, нет. Последнее время она жила на нашей даче. Веру коллекторы замучили, она московскую квартиру продала, чтобы оплатить кредит. Ниночку сама искала, потому что у нее на оплату услуг следователя денег не было, а тот бесплатно искать отказался. Потом ей повезло, нашелся хороший мужик, он какое-то отношение к ФСБ имел и обнаружил в базе пропавших одну девушку. Знаешь, она очень похожа на Ниночку, волосы точь-в-точь такие же. Веруша поехала к ее матери, но ничего не узнала. Мамаша оказалась пьяницей, несла чушь. Вера очень расстроилась, а ее друг из ФСБ куда-то пропал, на звонки отвечать перестал, исчез, одним словом. Она так плакала…

– Оставь меня в покое, – перебила ее я, – ты знаешь, от кого твоя подружка родила дочь.

– Вера умерла, – повторила Леся, – ты богатая, я бедная. Отрывала от своей нищеты копейки, кормила твою сестру. Но похоронить ее не могу. Дай денег. Верочка очень мучилась из-за пропажи Ниночки, она скончалась в приступе белой горячки. Ты отказалась ей помочь, не поддержала ее, когда она мужа-кормильца потеряла. Из-за тебя Вера пить начала.

Здорово, да? Я молча повесила трубку и отправила номер телефона Леси в игнор. Вся история. Никаких подробностей о жизни сестры и ее дочери я не знаю. И мне совершенно не стыдно за отказ хоронить Веру. Она посторонний, чужой, агрессивно настроенный против меня человек, врунья, лентяйка, непорядочная баба, любовница моего первого мужа. Помогать ей – себя не уважать.

Я молча слушала хозяйку кабинета. Похоже, она до сих пор зла на сестру, но мучается совестью. Отказаться помочь в погребении, пусть даже и своего врага, это очень некрасиво. Людмила могла сейчас спокойно сказать: «С Верой я давно порвала отношения. Прошу меня простить, никакими сведениями о ее жизни не располагаю». И до свидания. Но бизнесвумен подробно рассказала историю появления Нины на свет. Это похоже на самооправдание: «Да, я могла, но не дала денег на похороны сестры. Не думайте, что я жадная, Вера сама виновата».

– Думаю, вам может помочь Леся, – продолжала Людмила, – но у меня ее контактов нет.

– Спасибо, сами найдем, – поблагодарила я, – она Ярина? Отчество не помните?

Людмила потупилась.

– Германовна. И я помню фамилию следователя, которого Вера во взяточничестве обвинила. Лисинкисин.

– Лисинкисин? – повторила я. – Забавно.

Хозяйка кабинета встала.

– Прошу простить, через пару минут мне надо начинать совещание.

Я распрощалась с Людмилой и двинулась к метро, разговаривая по пути с Володей.

– Лисинкисин. Его легко найти, – обрадовался Костин, – и Лесю Захар отроет. Он кое-что интересное накопал на Зеленова. Я сбросил тебе справку на почту. До завтра изучи.

Я спустилась в метро, вошла в вагон и открыла айпад. «Филипп Петрович Зеленов, москвич, с рождения жил в Денежном переулке. В восемнадцать лет меняет прописку, уезжает в подмосковный городок Калинов. Жилплощадь принадлежала его бабушке, та завещала ее внуку. Зеленов окончил школу с золотой медалью. Но документы в вуз не подал. Его отец ученый, профессор, психиатр с мировым именем. Он мог даже двоечника на студенческую скамью усадить. А у него в семье был золотой медалист. Но факт остается фактом. Филипп после получения аттестата остался не у дел. Что Зеленов делал следующие двенадцать месяцев – неизвестно. Но потом он подает документы в медвуз, получает на вступительных одни пятерки и с сентября начинает посещать занятия. Учился он прекрасно, на пятом курсе оформил академический отпуск и больше в медицину не вернулся. Снова исчез, чем занимался – неизвестно. Через пару лет поступает в художественное училище на отделение реставрации тканей и с отличием его оканчивает. Опять пропадает из поля зрения, сведений о нем нет. Из тьмы Зеленов выныривает в год смерти своего отца, мать скончалась на два года позже. У нее случился инсульт, а Петр Филиппович попал под машину. Филипп Петрович единственный наследник. Он получает родительскую квартиру на Старом Арбате, ту самую, где прошли его детство и школьные годы. Еще ему достается мегакрутая по тем временам машина, деньги на сберкнижке, ну и все остальное. На дворе середина девяностых, Зеленов законным образом, по договору, сдает столичную квартиру. И, как мы знаем из рассказа Ксении Львовны, перебирается в Подмосковье на дачу Ушаковой. Загородный особняк ранее принадлежал Майе Алексеевне, матери Филиппа, она завещала его Ксении. Он открывает мастерскую по реставрации тканей. Со временем заводит страницы во многих соцсетях, сотрудничает с музеями, театрами, несколько раз устраивал выставку своей коллекции, ему всегда помогали спонсоры. Простые люди выражали в интернете удивление: зачем реанимировать старые тряпки, кому интересно, что носила некая герцогиня на балах? Филиппа обзывали «тряпишником», «дураком, который не желает работать». Зеленов закрыл большинство аккаунтов, оставил только «Фейсбук», но разрешил туда доступ только избранным. Обычные люди не понимали: ну как мужик может вышивать золотыми нитями цветочки на женской юбке, которую сшили пару веков назад? А те, кто сейчас имеет право находиться в «Фейсбуке» на сайте Зеленова, коллекционеры одежды, историки моды, театральные деятели, сотрудники музеев, живущие в разных странах, – все они восхищаются мастерством Филиппа Петровича. В браке он официально не состоял, детей не завел. Внимание! У Филиппа была младшая сестра Флора, она пропала в мае того года, когда они со старшим братом окончили школу. Ей тогда исполнилось восемнадцать лет. На редкость красивая девушка. Фото есть в приложении. Возможно, исчезновение сестры больно задело Филиппа, поэтому он отказался поступать в вуз. Но это лишь мое смелое предположение. Я обратил внимание на интересный факт. Изучи снимки. Справа – Флора Зеленова, слева – Алиса Карачанова».

Я нажала пальцем на значок и ойкнула. Не знаю, где Рамкин отрыл снимок Алисы, которого отродясь у родной мамаши не было, но девушки на первый взгляд выглядят близнецами. А вот на второй взгляд видны различия, и они становятся все более явными, чем дольше рассматриваешь лица. У пропавших без вести девушек голубые глаза, но их разрез разный. Форма носа совсем не совпадает. У Карачановой нос «картошкой», Флора же смахивает на Буратино. Пухлые губы Зеленовой контрастируют с узкими губами Алисы. Впечатление, что это двойняшки, создается из-за одинаковых причесок. У каждой девушки копна вьющихся роскошных волос до плеч. Их с лихвой хватило бы на нескольких женщин.

Поезд начал тормозить. Я закрыла айпад и направилась к двери вагона. Ксения Львовна ничего не рассказала нам о пропаже Флоры.

Выйдя на платформу, я двинулась к эскалатору. В голове кипели мысли. Старший брат мог сильно любить сестру. Вероятно, ее пропажа больно ударила по Филиппу, он не смог заставить себя сдавать вступительные экзамены. Но через год собрался и стал студентом. Возможно, мысли о Флоре заставили его пойти на медицинский факультет, он решил помогать людям? Но почему тогда он ушел с последнего курса? Не получил диплома? Стал реставратором одежды? Доктор и портной. Что сподвигло Зеленова столь радикально поменять род занятий?

Я вытащила телефон и набрала номер Ушаковой.

– Лампа, – спросила та, – вы нашли Филиппа?

– В процессе, – ответила я, – можете завтра подъехать к нам в офис?

– Конечно, конечно, – заверила Ксения, – прямо с утра приеду. В девять.

В ту же секунду ко мне прилетело сообщение от Краузе: «Лампа, они готовы начать съемку». – «Угостите их кофе, через десять минут я буду на месте», – напечатала я и поспешила к дому.