Ничего не происходит с Левшой Фипом
Левша Фип схватил нож и вилку и уставился на официанта.
- Я умираю с голоду, - выдохнул он. - Я так голоден, что готов съесть лошадь. Так что лучше принеси мне один из тех гамбургеров, что ты подаешь.
Когда официант отошел, я откинулся на спинку стула и посмотрел в пылающее лицо Фипа.
- Ну и загар у тебя, - заметил я. - Где ты был?
- Нигде, - пожал плечами Фип.
- Тогда откуда у тебя такой загар?
- Как я уже сказал - ниоткуда.
- Я имею в виду, ты часто бывал на улице?
- Это не имеет значения, - сказал Левша. - В помещении или на улице нигде не загоришь.
- Но ты весь загорел.
- Ага. Загорел нигде.
Я сдался.
- И похоже, мы быстро идем в никуда, - пробормотал я.
- Нет, - сказал Левша Фип. - У тебя должна быть одна из этих вещей, чтобы никуда не попасть.
- Какая вещь?
- Ну, та, в какую меня посадили, чтобы никуда не попасть. Это место, где я загорел докрасна. Нигде. Потому что именно там находится Солнце, когда оно скрывается за облаками.
- Ты хочешь сказать, что нигде нет места?
Левша Фип кивнул.
- Конечно, это так. Все очень просто.
- Просто? Ты с ума сошел! - взорвался я. - Кто такие «они»? И во что они тебя засунули, чтобы отправить туда?
- Я отвечу на твои вопросы в порядке очередности, - сказал Фип. – Во-первых я не знаю, где нигде, потому что это не так, на самом деле. Во-вторых, это ребята из Института. И третье. Я не помню названия вещи, в которую меня поместили, но когда я вышел, то был словно в смирительной рубашке.
- Прекрасное объяснение, - саркастически бросил я. - Нигде нет места, которое не было бы! И что это за поход в какой-то институт? Тебя ведь не заперли в дурдоме, Левша?
- Нет, но я почти готов к этому после того, через что только что прошел. У меня был тяжелый случай помрачения рассудка.
Я встал.
- Ну, я не могу понять, что ты пытаешься мне сказать, - вздохнул я. - И я должен идти.
- Не так быстро, - Фип вежливо остановил мой шаг, наступив мне на ноги. - Я тебе все объясню, - предложил он. – Эта история будет тебе интересна.
- Наверное, ерунда, - пробормотал я себе под нос.
Но Фип медленно усадил меня на место. Затем, наклонившись вперед, он быстро заработал языком.
***
На днях я шел по улице, изо всех сил стараясь не выглядеть старьевщиком, потому что я определенно вылез со свалки. Я был в таком оцепенении, что даже не смотрел, куда иду, - на самом деле я прошел мимо трех таверн подряд. На самом деле это не имеет значения, потому что если я пойду в таверну, кто-нибудь может принять меня за крендель – так меня переклинивает. Я так поиздержался, что всерьез подумываю о том, чтобы ходить на руках, чтобы сэкономить резину на каблуках. Я как раз думал о том, чтобы спуститься на тротуар и попробовать, когда услышал голос сверху, кричащий: «Эй, ты!»
Я смотрю вверх. Я стою перед большим серым зданием с табличкой, на которой написано «Институт лошадиных крекеров». А наверху, в окне второго этажа, этот парень высунул голову и смотрит на меня.
- Привет, - говорит. – Хочешь заработать пятьдесят баксов?
Я сглатываю.
- Да, что у тебя там? - спрашиваю я. - Подделочная машина?
- Нет. Это предложение на уровне, - кричит он в ответ. - Или, скорее, на втором этаже. Второй этаж этого здания. Иди прямо сюда.
Так что же я теряю, кроме резиновых каблуков? Я направляюсь к двери и поднимаюсь по лестнице. На лестничной площадке находится большая дверь, которая также помечена табличкой как институт лошадиных крекеров. Я открываю ее и вхожу. Я попадаю в большую комнату, выложенную белым кафелем. Она имеет высокий потолок и множество люминесцентных светильников. Помещение заполнено длинными столами, заставленными серебряными трубками и стеклянными банками.
Парень у окна подбегает ко мне, пока я оглядываюсь.
- Что это за заведение? - спрашиваю я, вежливо протягивая ему сигару.
- Да ведь это лаборатория, - говорит он мне.
Я озадаченно смотрю на него.
- Я всегда считал, что лаборатория-это место, где можно помыть руки.
Парень долго смотрит на меня, а потом улыбается.
- Отлично, - говорит он. - Так я и думал.
Естественно, мне нравятся комплименты, но также интересно, что он выуживает. Поэтому я тоже долго смотрю на него. Это довольно толстый, упитанный парень. Но судя по длинному белому халату и очкам, которые он носит, что-то вроде доктора. На самом деле я почти готов показать ему язык и сказать «Ааааа», когда другая дверь открывается в конце комнаты и в лабораторию входит второй персонаж.
Этот почти дубликат первого. Он также низенький и толстый, и носит очки. Теперь они широко улыбаются, стоя рядом и глядя на меня.
- Жаль, что у меня нет «Унесенных ветром», чтобы встать между вами, - говорю я им. - Потому что из вас получилась бы хорошая пара книжных подставок.
Вторая личность хлопает своего партнера по плечу.
- Замечательно, - шепчет он. - Посмотрите на его лобные доли! Он почти кретин!
- Еще лучше, - говорит первый. - Если эксперимент провалится, это не будет потерей для общества. На мой взгляд, он выглядит полным идиотом.
- Перестаньте льстить, - говорю я им. - Кто вы, птички, такие, и кто из вас гусь, который снесет мне пятьдесят золотых яиц?
Первый малыш подходит и кланяется.
- Позвольте представиться, - мурлычет он. - Меня зовут Сильвестр Скитч. А этот джентльмен - Мордехай Митч.
- Скитч и Митч, да? – говорю я. - Вы что, из водевиля?
- Только не говорите мне, что наши имена вам незнакомы. - рычит Скитч.
Я качаю головой.
- Вы не знаете Сильвестра Скича и Мордехая Митча, знаменитых руководителей института крекеров?
Я продолжаю качать головой. Митч хмуро смотрит на меня.
- Вы не знаете о наших научных экспериментах по атомной энергии? Вам не известен наш тезис о синхронизации молекулярных пульсаций? Неужели вы даже не в курсе нашей работы в области электронного распада?
Я качаю головой так сильно, что это похож на солонку, из которой сыплется перхоть.
- Я ничего не знаю, - говорю им. - И я не знаю, что за дурацкие дела вы, парни, затеяли. Меня интересуют только пятьдесят кусков, о которых я услышал на улице.
Скитч пожимает плечами.
- Это не совсем тот настрой, с которым следует подходить к важному эксперименту, - говорит он. - Разве вы не чувствуете возвышенного духовного рвения мученика научных исследований?
- Послушай, брат, - отвечаю я. - Все, что я чувствую, - это дыру в кармане, которую можно залатать пятьюдесятью баксами. Итак, что мне нужно сделать, чтобы получить их?
- Я объясню, - говорит Митч, отталкивая плечом напарника. - В настоящее время мы занимаемся изучением влияния атомной бомбардировки на формы неорганической материи. Нам пришло в голову, что еще более увлекательным экспериментом было бы подобное исследование воздействия на органическую материю. Вы меня понимаете?
- Я слежу за каждым словом за пятьдесят баксов.
- Верно, в нашей работе мы подвергали морских свинок и кроликов действию излучения, но мы не можем установить какую-либо прямую химическую реакцию из-за несколько неудачного факта, что атомная энергия имеет тенденцию... как бы это сказать? - полностью уничтожить животных. Надеюсь, вы готовы пойти на риск дезинтеграции, мистер Фип?
- Какой «интеграции»? – спрашиваю я. - Я в противозаконных делах не участвую.
Митч бросает на Скича странный взгляд. Потом снова пожимает плечами.
- Уверяю вас, это не имеет никакого отношения к правительству. Все что нам нужно - ваше согласие на этот эксперимент. Вы подвергнетесь атомной бомбардировке.
- Ты хочешь использовать меня как глиняного голубя для пушечных тренировок? – уточняю я.
- Вовсе нет! Это не обстрел из орудий. Мы просто направляем луч энергии на вас, чтобы наблюдать реакцию.
- Как рентгеновский аппарат?
- Ну... что-то вроде этого.
- Эта ваша двусмысленность сбивает меня с толку, - говорю я им. - Может быть, на нормальном языке скажете мне, чего хотите?
Скитч похлопывает меня по плечу.
- Конечно. Наше предложение таково: если вы сядете вон в ту машину и дадите нам включить ток, мы дадим вам пятьдесят долларов.
Теперь он указывает на машину. Почему я не заметил раньше, потому что она находится в другой комнате. Сквозь стеклянную стену я вижу большую серебряную чашу с множеством приспособлений снаружи. Теперь я замечаю коммутатор на стене этой комнаты, соединенный с серебряной чашей за стеклом. Я внимательно смотрю на него.
- А что со мной будет, если я сяду в машину? - спрашиваю я.
Скитч улыбается.
- Наверное, ничего. Мы точно не знаем. Мы никогда раньше не пробовали.
- Прекрасно! Вы хотите, чтобы я рискнул!
- За пятьдесят долларов.
- Ну…
- Распишитесь здесь. - Передо мной возникли бумага и ручка. - Это означает, что вы добровольно соглашаетесь на эксперимент. Это также гарантирует вам ваши деньги.
- Не знаю, не знаю…
Но я все равно подписываю. Скитч и Митч ведут меня к машине. Я выхожу через стеклянную дверь и сажусь внутри. Потом они начинают суетиться, запирая за мной дверь на засов, и нажимают на выключатели. Поймите, я не ученый, и единственная машина, принцип работы которой я знаю, - это та, где вы получаете три лимона подряд, и кучу пятаков. Но я полагаю, что, возможно, вас заинтересует этот атомный дезинтегратор, или как там его называют, так что, возможно, я должен немного описать его. Это своего рода большой резервуар с большим количеством приспособлений по бокам и большой серебряный фиговиной на конце. Я сижу в центре этого аппарата, как я уже сказал, и там, в другой комнате, они поворачивают переключатели и нажимают кнопки, тянут рычаги и крутят циферблаты, а затем нажимают много кнопочек. Весь аппарат похож на один из тех, которые вы наверняка знаете, только с гораздо большим количеством механизмов. Понятно?
Ну, я тоже понимаю. Я сижу там совсем один и слушаю гудение, исходящее со всех сторон. Затем начинают вспыхивать и гаснуть огоньки, как на задней части патрульного фургона. И вдруг круглая вертушка, на которой я сижу, начинает вращаться. Я вращаюсь вместе с ней. Гудение становится громче, и я вращаюсь, как шарик на рулетке. Затем я мельком вижу, как Скитч и Митч нажимают на большой рычаг на коммутаторе. Он настолько тяжелый, что оба цепляются за него, чтобы переключить, а когда тянут, раздается единственный сигнал, и все темнеет. Кроме меня. Я ударяюсь головой и через пару мгновений оказываюсь в месте, где холоднее, на Северном полюсе, и чувствую себя эскимосом, оставившим меховые шорты в иглу.
Не знаю, как долго провалялся в отключке. Но когда я снова открываю глаза, вокруг уже не темно. Все серое. Серое, как мои брюки, после того как я выкурил сигару. Я стою на серой равнине. По крайней мере, я думаю, что это равнина или что-то вроде плато – но не пустыня, потому что под ногами трава. То есть это что-то вроде травы или хлопьев. Но оно серое. Вдалеке я вижу деревья. Сначала они напоминают губки для ванны из-за их цвета, но судя по размерам должны быть деревьями.
Они тоже серые. Как и небо. Всё серое. Как мое лицо, когда я смотрю в зеркало на утро после попойки. Я начинаю чувствовать, что это одно из тех мгновений, за исключением того, что никогда за все время похмелья я не испытывал ничего подобного. Не знаю, как я сюда попал. Все, что я помню, - это то, как я сидел в этой головокружительной машине и чувствовал головокружение. Потом я просыпаюсь и стою здесь, на заднем дворе моего маленького серого дома на Западе.
Я жонглирую глазами в поисках Скича и Митча, но их нет рядом. Я также напрягаю сетчатку, чтобы увидеть этот автоматический доильный аппарат или где я там сидел, когда потерял сознание. Но и он отсутствует. И вот я стою, потерянный, заблудившийся или украденный, в сером тумане.
- Похоже на то самое «нигде», которое всегда за тысячу миль от любого места, - бормочу я.
- Действительно, - говорит голос.
Это плоский, серый голос. Но это голос. И этого достаточно, чтобы заставить меня выпрыгнуть из кожи. Когда я заползаю обратно, я оборачиваюсь и смотрю на экземпляр, который подходит ко мне сзади и обращается ко мне так. Это высокий лысый парень, одетый в очень консервативный серый костюм. Я не могу описать фактуру его лица, потому что все, что он носит на нем - это пустой взгляд. На его физиономии не больше выражения, чем в ровном голосе.
Во всяком случае, я не трачу много времени на то, чтобы окинуть взглядом этого незнакомца. Я тоже рад видеть другого человека, и у меня слишком много вопросов. Я быстро подбегаю к нему.
- Где я? - ахаю я.
- Нигде.
- Где?
- Нет. Нигде, сэр, - говорит он.
- Вы случайно не шутите? - спрашиваю я.
- Конечно, нет.
- Но я должен быть где-то.
- Конечно, - кивает он. - Вы здесь, не так ли?
- Да.
- Ну, это и есть Нигде.
- Оно здесь?
- Совершенно верно. Вы теперь в Нигде. Если быть точным, вы попали сюда случайно.
- А где именно случайно?
- В состоянии забвения, конечно. - Этот чопорный тип снова кивает мне. Я могу только смотреть на него.
- Правда, - шепчу я себе под нос. Но он слышит меня.
- Точно такая же, как и что вы не живой, - говорит он.
- Но... я жив...
Парень хмурится.
- Чепуха! – срывается он. – Не существует такой вещи, как жизнь!
Теперь я присматриваюсь к нему внимательнее. Я начинаю чувствовать вспышки в черепе, когда слышу это.
- Вы хотите сказать, что вы мертвы? - говорю.
Он слегка улыбается.
- Нет, я не умер. Я просто не существую, вот и все. Я не существую.
У меня по коже бегают мурашки размером с гору.
- Но вы говорите со мной, - бормочу я. - Вы должны существовать. Вы такой же настоящий, как и я!
Он смеется.
- Вы тоже ненастоящий, конечно, - усмехается он. - Иначе вас бы здесь не было.
- Но я настоящий…
Он продолжает смеяться.
- Только не говорите мне, что верите в это суеверие о реальности, - говорит он. - Следующее, что я знаю, это то, что вы заговорите про всю эту научную чушь о существовании третьего измерения.
- Конечно, есть третье измерение, - начинаю я.
Но он просто одаривает меня еще одной застывшей улыбкой, и когда качает головой, я почти вижу, как сосульки стекают с его лица.
Во время этого диалога в стиле Эбботта-Костелло я захожу в тупик. Сначала я думаю, что, возможно, я мертв, затем думаю, что, возможно, я больше не реален, и теперь я думаю, что знаю, в чем дело. Очевидно, что эта достойная личность просто немного сошла с ума.
Думаю, мне лучше выяснить это побыстрее, потому что, если он не сумасшедший, есть лишь крошечный шанс, что с ума сошел я. Поэтому я предлагаю ему еще один тест на интеллект.
- Кстати, - говорю. - Не могли бы вы мне кое-что рассказать? Почему здесь все такое серое?
- Серое? Что значит серое?
- Цвет, конечно. Все здесь серого цвета.
- Но это совсем не так, - говорит он мне. - Эти деревья, например. Они прелестного оттенка. А трава здесь прекрасная.
- Да, а я дядя обезьяны.
- Меня не интересует ваше семейное древо, - огрызается он.
- Вы чокнутый.
- Нет. Я Джон Доу, - говорит он мне.
- Джон Доу?
- Точно. Джон Доу, к вашим услугам.
- Где я слышал это имя раньше? - бормочу я.
- Вероятно, по закону, - говорит он. - Мое имя фигурирует во многих юридических документах.
- Вы имеете в виду, что вы тот парень, о котором говорят, когда личность неизвестна и человека называют Джон Доу? - ахаю я.
- Как же еще?
- Но я, я всегда думал, что это какая-то юридическая шутка, - возражаю я. - Или просто фальшивое имя, которое используют в школьных учебниках, как Ричард Роу.
- Вы, конечно, имеете в виду моего брата, - ухмыляется Джон Доу. - Мы можем встретиться с ним в отеле, если вам интересно.
- Отель?
- Да. Я думаю, он остановился там с Джоном Смитом.
- Смит?
- Вы должны знать, что Джон Смит зарегистрирован в отеле. У него так много комнат, что он часто занимает одну или две.
- Подождите минутку, приятель, - прерываю я. - Позвольте мне повторить еще раз. Вы говорите, что это нигде, и вы не живы и не мертвы, но просто не существуете. А вас зовут Джон Доу, и у вас есть брат Ричард Роу, и он живет у Джона Смита, который снимает номера в гостиницах.
- Что во всем этом такого необычного? - спрашивает Джон Доу.
- Много, друг мой, - бормочу я. - Начнем с того, что как парень может не быть ни живым, ни мертвым, а все равно брыкаться? И как он может быть нигде?
- Простая научная истина, - отвечает Джон Доу. - Вы должны понять, что это первичный научный постулат, что материя не может быть уничтожена.
- Ну и что?
- Следовательно, все воображаемые персонажи реально существуют в бессознательном. Это бессознательное.
- Но без сознания все равно пребывает кто-то конкретный.
- Неужели вы не понимаете? Если имя Джон Доу используется в юридических документах тысячи раз, то где-то должен быть фактический аналог Джона Доу. Но нет, его нигде нет. Так где же он? Нигде! Довольно просто, не так ли?
- У меня есть очень простой дядя, - отвечаю я. - Только его посадили в Академию смеха много лет назад.
- А вам не приходит в голову, что если имя Джона Смита есть в миллионе гостиничных реестров, то должен быть и сам Джон Смит?
- Тогда, наверное, здесь разгуливает много других типчиков, - ухмыляюсь я. - Как невинный свидетель, и миссис Гранди, и Джон К.
- Правильно, - отвечает Доу. - Они все здесь. Вы, вероятно, скоро встретитесь с ними.
- Только не я! - кричу я. - Я выхожу отсюда на следующей трамвайной остановке.
- Трамвай? Что это?
- Вижу, у вас здесь нет трамваев, - вздыхаю я. - Значит, я застрял.
- Кто вы такой, говорите? - спрашивает Джон Доу.
- Я не говорю, кто я, - отвечаю я.
- Но в этом-то все и дело. Что вы за воображаемый персонаж?
- Я не воображаемый персонаж. Меня зовут Левша Фип, - сообщаю я ему.
- Левша Фип? Что это за имя такое? Что вы представляете? Кто вас выдумал?
Он выплевывает эту цепочку оскорблений, не моргнув и глазом. Я хватаю его за воротник.
- Не важно, как меня зовут, приятель, - рычу я. - Но твое имя покроется грязью, если ты не скажешь мне, как выбраться из этого кошмара!
Джон Доу даже не обращает на все это внимания. Он просто чешет голову и продолжает.
- Кроме того, вы даже не того цвета, - заканчивает он. - Я думаю, будет лучше, если вы пойдете со мной. Возможно, нам придется встретиться с кем-то из властей, чтобы решить, что делать с вашим делом. Я чувствую, что вы даже можете быть самозванцем!
Он хватает меня за руку и уводит. Через минуту я решаю, что лучше пойти с ним тихо. Вы знаете старую поговорку - когда вы в Риме, посмотрите, что вы можете сделать с Муссолини. Мне нечего терять, и, может быть, я смогу найти способ выбраться из этой передряги. Все направления кажутся мне одинаковыми, но этот неизвестный действует так, как будто знает, куда идет. Я ковыляю вперед, и мы проходим между губчатыми деревьями и выходим на извилистые дороги между серыми холмами. Потом я кого-то замечаю.
- Эй, - говорю я, - я вижу, кто-то идет.
Доу кивает и косится на приближающегося человека. Эта личность также одета в серый, но очень спортивный костюм. Что-то вроде козьей шубы с нагрудным жилетом и передними брюками с аккуратным сиденьем. Он несет при себе трость, и либо его нижнее белье слишком длинное, либо на нем надеты гетры. Он подпрыгивает, ступая очень осторожно, как будто его желудок был аквариумом с редкими тропическими рыбками. На самом деле, можно подумать, что он выходит на сцену.
Увидев Джона Доу, он резко останавливается, и широкая улыбка размазывается по его лицу. Он протягивает обе руки и открывает рот.
- Ослепите меня! - кричит он раскатистым голосом. - Если это не Джон Доу. О, счастливый день!
- Знаете, кто это? - шепчет мне Доу.
- Я не уверен, но думаю, если бы у него на плечах была пара ломтей хлеба вместо пальто, я бы приняла его за бутерброд с ветчиной.
- Вы правы, - говорит мне Доу. - Это знаменитый актер Джордж Спелвин.
- Джордж Спелвин? Но нет никакого Джорджа Спелвина—это просто имя, которое они записывают, когда используют дополнительного актера в пьесе, или кто-то раздваивается по ходу действия, не так ли?
Доу не отвечает. Потому что Спелвин пронюхал о моем заявлении и подошел.
- Джорджа Спелвина не существует, сэр? - произносит он. – Нет никакого Джорджа Спелвина? Ты смеешь отвергать одно из величайших имен в традиции театра? Имя, известное со дня Бессмертного барда, лебедя Эйвона, самого Шекспира? Правда, моему имени никогда не давали прерогативы славы, но в свое время я спас много спектаклей от краха изяществом моего исполнения.
- Может, ты и прав. Я вижу твое имя в конце многих сценариев.
- Я никогда не появляюсь в плохом спектакле, сэр! - гремит Спелвин, размахивая руками. - Тебе стоит только увидеть моего клерка в «Венецианском купце», мою лесную фею в «Сне в летнюю ночь», моего придворного в «Ромео и Джульетте»…
- Тебе стоит только увидеть мой кулак в твоем лице, - говорю я ему, - если ты не прекратишь эту болтовню.
Спелвин пожимает плечами. Затем он поворачивается к Доу. - Ах, как вы помните, я, кажется, в некотором долгу перед вами. Пустяковая сумма в 5 долларов. Это ваш счастливый день, сэр. Позвольте мне отплатить вам.
Я смотрю на это с интересом. Никогда в жизни я не ожидал увидеть, как проходной актер вернет плохой долг. Выглядит слишком странно. Поэтому я смотрю, как Джордж Спелвин вытаскивает бумажник и пробирается сквозь клубки моли, пока не открывает его. Он протягивает Джону Доу счет.
- Подожди минутку, - кричу я. - Это деньги Конфедерации!
Они оба странно на меня смотрят.
- Конечно, - отвечает Доу. - Что, по-вашему, мы должны здесь использовать?
Он похлопывает Спелвина по спине и благодарит его. Спелвин кланяется и уходит.
- До свидания, - говорит он. - Увидимся снова. А пока - не берите серебряных долларов. Ха-ха!
И, весело смеясь, как хихикающая гиена, он идет дальше по дороге. Я скребу свой ящик для мозгов.
- Значит, вы используете деньги Конфедерации? - бормочу я. - А что, если у вас похожие обычаи в других сферах?
- Что вы имеете в виду? - спрашивает Джон Доу.
- Ну, например, какой у вас любимый вид спорта? В какую игру ты играешь?
- Мы любим головоломки, - говорит он мне, а я сбит с толку.
- Паззлы? Это звучит достаточно нормально.
- Да. Нет ничего лучше, чем разобрать головоломку.
- Разобрать на части? - кричу я. - Так я и думал! Вы любите музыку? У вас тут нет музыкальных автоматов?
- Конечно, - отвечает Доу.
- Какой сейчас шлягер?
- Потерянный Аккорд, - говорит он мне. - Всего несколько нот, но звучит так, будто ты никогда ничего не услышишь.
- Я верю тебе.
Вдруг я вижу что-то на обочине дороги. Много облаков, очень серых и пыльных, которые, кажется, пузырятся в воздухе.
- Что это? - спрашиваю я.
- Выдумки, - говорит он мне. - Просто выдумки.
- Выдумки?
- Плод воображения, конечно, - объясняет Доу. - Идеи, которые еще не выкристаллизовались.
Он поворачивается ко мне.
- Может быть, в этом все дело – может быть, вы абстрактное понятие, которое еще не полностью развито.
Я останавливаюсь посреди дороги.
- А теперь давай начистоту. Я выдержал все оскорбления, которые прозвучали. Все, что я хочу это убраться отсюда вон. Давай перейдем к делу.
- Медные гвозди? Хочешь пойти на склад медных гвоздей?
- О, прекрати, ладно? – плачу я. - Просто отведи меня к кому-нибудь, кто сможет все это объяснить.
- Мы уже на подходе, - напоминает мне Доу. - Прямо за следующим поворотом находится дом философа. Если он не сможет решить вашу проблему, никто не сможет.
Конечно же, мы выруливаем из-за поворота со скоростью значительно меньше 90 миль в час, когда мой свист превращается в крик. Потому что там, откуда ни возьмись, стоит маленький серый коттедж. Прямо перед ним, сбоку от двери, сидит голова. По крайней мере, я вижу голову. Все остальное скрыто стопками книг. Тысячи и тысячи книг громоздятся в дверях.
Когда мы подходим ближе, я замечаю маленького человечка, съежившегося за стеллажами. Он читает тяжелый том и так поглощен им, что даже не поднимает глаз. Я прищуриваюсь и понимаю, почему он выглядит странно. На нем три пары очков!
- Это твой приятель-философ? – шепчу я.
- Нет, - говорит Джон Доу. - Неужели вы не понимаете, кто это? Это Постоянный Читатель.
- Будь я проклят, - говорю. - Думаю, он просто сидит перед домом и читает.
- Нет, - говорит Доу. - Иногда он сидит на заднем дворе.
Я пропустил это мимо ушей. Джон Доу поднимается и стучит в дверь. Очень симпатичная молодая помидорка высовывает голову и улыбается.
- Это философ? - шепчу я.
- Вовсе нет, - отвечает Доу. - Это Салли.
- Знаю, - огрызаюсь я. - Она, должно быть, та самая Салли, о которой все гадают.
- Верно, - говорит Джон Доу. - Вы быстро соображаете.
Салли провожает нас в дом. Я думаю про себя, как жаль, что у такой молодой девушки седые волосы, и думаю, не подсунуть ли ей бутылочку хны или еще чего-нибудь. Но времени нет, потому что мы сейчас стоим в гостиной философа.
Этот тип очень старая личность с очень решительным подбородком—фактически, тремя. И весь покрыт бородой. Излишне говорить, что эта борода похожа на все остальное и абсолютно серая. Его глаза мерцают, когда он видит нас, и он выпрастывает руку из длинного белого кимоно, которое носит.
- Привет! - говорит он.
- Привет! - говорит Джон Доу.
- Облачно, дождь, - предсказываю я.
- Левша Фип, - подхватывает Доу, - позвольте представить вам знаменитого греческого философа и авторитетного анонима.
- Как его зовут?
- Аноним, - повторяет Доу.
- Я не слышал это имя раньше? - бормочу я.
Аноним усмехается мне.
- Все читают мои работы.
- И что же вы пишете? - спрашиваю я. - Формы для скачек?
- В последнее время нет. Хотя время от времени я даю несколько советов.
- Тогда, думаю, я не буду напрашиваться на них, потому что я читаю только спортивные газеты и то, что пишут на стенах телефонных будок.
- Я все это пишу, - говорит мне Аноним. - Хотя я больше известен своими стихами и цитатами.
- Вы должны извинить меня, если я прерываю эту литературную дискуссию, - вмешивается Джон Доу. - Мы пришли к вам из-за одной проблемы.
- Нет времени на проблемы, - огрызается Аноним. – Спросите моего кузена, Там же.
- Но вы должны нам помочь. Это насчет Левши Фипа. Вернее. Левша Фип, Никто. Потому что он, кажется, не принадлежит ничему, но, возможно, находится где-то еще.
- Ладно, - ворчит Аноним. Он поворачивается ко мне. - Что вы хотите сказать, Фип? Откуда вы - отсюда, оттуда или откуда-то еще?
- Ну, я…
- И помните, когда я говорю «здесь», я имею в виду где-то еще, поскольку очевидно, что нигде не может быть здесь, хотя это место нигде. И когда я говорю «где-то», я имею в виду любое место, но не это. Здесь. Вы меня понимаете?
- Я слишком запутался, чтобы следить за кем бы то ни было, - признаюсь я. - Даже рыжими.
- Я хочу знать, откуда вы родом, - рычит Аноним. - Отсюда, оттуда или что? Близко или далеко? Внутрь или наружу, вверх или вниз, или просто из-за угла?
- Нет, если только там нет таверны, - признаюсь я. - Я просто городской мальчик. Все, чего я хочу, это выбраться из этого места, где бы оно ни было.
- Вы имеешь в виду, там, где его нет.
- Я хочу домой, я уверен, что жив! - кричу я.
Аноним вскакивает со стула.
- Слышите — он думает, что жив! - говорит он Джону Доу.
- Именно это я и говорю, - отвечает Джон Доу. - Я хочу, чтобы вы кое-что сделали.
- Сделать что-нибудь? – спрашивает философ. - Никогда не делай сегодня того, что можешь отложить до завтра.
- Но у нас не может быть настоящего человека, явившегося из никуда.
- Не унывайте, - говорит Аноним. - Я найду способ. Всегда темнее всего перед дождем. Каждая серебряная подкладка имеет облако.
- Но…
- Я понял! Мы отведем его к боссу! - кричит старый философ.
- Пусть он сам решает, что делать. Отведите его туда, сейчас же.
- Разве вы не идете с нами?
- Мне нужно написать много писем, - говорит Аноним.
Джон Доу поворачивается ко мне.
- Давайте, Фип. Мы пойдем к боссу, - говорит он мне.
- Думаешь, он сможет мне помочь? - спрашиваю я.
- Конечно.
Поэтому я следую за Джоном Доу из философской свалки и снова вниз по дороге. Мы довольно долго идем по гравию.
- Кто этот босс, о котором ты говоришь? - спрашиваю я.
- Вы его сразу узнаете, - отвечает Доу.
- Он большая шишка здесь, в Нигде?
- Естественно. Как же еще?
- Но как его зовут и чем он занимается?
- Вы поймете, когда увидите его.
И это все, что я могу вытянуть из Джона Доу.
Мы долго блуждаем по серому миру, и я не вижу ничего интересного. Один раз я замечаю вдалеке что-то странное. Оно похоже на большого черного пони, только у него человеческое лицо. Во рту у него торчит здоровенная сигара, а на месте лошадиного копыта я замечаю человеческую руку. Рука вытянута и, кажется, трясет пустой воздух.
- Что это? - шепчу я.
- О, просто Темная лошадка, - говорит мне Доу, - мы готовим ее кандидатом на политический пост.
- Похоже на то, - отвечаю я, когда лошадь поворачивается к нам спиной и продолжает пастись.
Но в остальном серые поля пусты, пока на обочине дороги не вырисовывается дом. Я останавливаюсь, когда вижу дом. Это меня пугает. Потому что этот дом имеет цвет. Он белый, с зеленой крышей. Это выглядит смешно, потому что это нормально. Мы направляемся прямо к нему.
- Здесь живет босс? - шепчу я.
- Верно.
Мы проходим через ворота, и два парня, сидящие в шезлонгах, встают и встречают нас.
- Который из них босс? - спрашиваю я.
- Никто из них. Познакомьтесь с мистером Нулем и мистером Пустотой. Они слуги босса.
Я пожимаю руки этим господам с совершенно пустыми выражениями на лицах. Никто из них не улыбается и ничего не говорит. Но более суровой группы телохранителей я никогда не видел. Они следуют за нами по ступенькам к входной двери. Джон Доу звонит в колокольчик. Дверь открывается, и из нее выглядывает мужчина. Его лицо кажется очень знакомым. Очень-очень знакомым. У меня такое чувство, что я его откуда-то знаю, но не могу вспомнить, как его зовут. Это лицо я видел всю свою жизнь.
Он пожимает мне руку.
- Привет, приятель, - говорит он. Его голос тоже знаком. Клянусь, я говорил с ним раньше—может быть, по телефону. Я снова смотрю на него. Он одет в обычную одежду. Дешевый синий костюм, белая рубашка и синий галстук в горошек. У него коричневые ботинки и черные носки с часами. Даже одежда кажется знакомой.
- Фип, - говорит Джон Доу. - Я хочу познакомить вас с боссом - мистером Обычным человеком.
Конечно же, это он – и он, естественно, здесь босс!
- Войдите, - говорит Обычный человек. Мы входим в его дом. Нуль и Пустота безмолвно следуют за нами.
Каким-то образом я оказываюсь поближе к Обычному человеку. Думаю, он самый человечный во всей этой дурацкой компании. Я решаю, что с ним легче разговаривать, и, поскольку он хозяин Нигде, я мог бы немного подыграть его тщеславию.
- Для меня большая честь познакомиться с вами, - начинаю я. - Я давно слышал о вас.
- Спасибо, - говорит он. Голос все еще звучит знакомо. - Хорошо, что ты приехал, когда я дома. Иногда я работаю.
- Есть работа, да?
- Неполный рабочий день. - Он ведет нас в гостиную. Внутри много невзрачной мебели. - Садитесь, - говорит он.
Мы садимся на корточки. Он подходит к радио и играет с ним. Потом хмурится.
- Думаю, это не сработает.
- Давайте я попробую, - предлагаю я. - Может быть, я смогу это исправить.
- Сомневаюсь. Видите ли, там только 8/15 радио.
- Только 8/15-го на радио?
Он кивает.
- Статистика показывает, что обычный человек владеет 8/15 радио.
Я моргаю. Что еще за разговоры?
- Хочешь сигарету? - Обычный человек протягивает пачку. Я беру одну. Он тоже. Он кладет сигарету на стол, хватает перочинный нож и разрезает ее пополам. Одну половину он кладет в рот, а другую выбрасывает.
- Почему? - спрашиваю я.
- Обычный человек курит 2 сигареты в день, - говорит он мне, и Джон Доу деликатно кашляет. Он тоже хочет влезть в эту болтовню.
- Водите машину в последнее время? – спрашивает он. - Обычный человек вздыхает.
- Как я могу управлять 5/6-х автомобиля? – жалуется он. - Часть одной шины отсутствует, как и часть двигателя. Я просто покупаю среднюю квоту газа и нефти, но я не могу водить машину. Это оплачено в любом случае только на 7/12.
- Как поживает ваша жена? – продолжает Джон Доу.
- Нечасто ее вижу, - говорит Обычный человек. - Знаете, мы разведены на 1/6-ю.
- Слишком плохо. Все в порядке, правда?
Средний человек хмурится.
- У меня немного болит аппендикс.
- Но разве вы его не удалили? В прошлом году…
- Понимаю. - Обычный человек качает головой. - Все кончено. Но у меня есть 1/10-й часть аппендикса. По последним данным, среднестатистический человек имеет 1/10-ю часть аппендикса.
Все это крутится у меня в голове, как пикирующий бомбардировщик. Но за всем этим стоит какой-то странный смысл. Я только начинаю соображать, когда слышу, как говорит Джон Доу. Он рассказывает обо мне Обычному человеку. Как я утверждаю, что жив и реален, и что сказал Аноним, и что мы пришли к Обычному человеку, чтобы он решал, что со мной делать. И Обычный человек начинает смотреть на меня очень противным взглядом.
- Не могу поверить, - говорит он. - Я в это не верю. Как может реальный человек существовать в Нигде?
- Но я здесь, - говорю я.
- Это к делу не относится, я знаю, где ты. Дело в том — что мы будем делать?
- Вы не можете отослать меня обратно?
- Обратно на Землю?
- Ну да.
- С какой стати? - спрашивает Обычный человек.
- Но я не могу здесь оставаться. Я левша Фип и…
- Именно, - ухмыляется он. - Ты Левша Фип. Как Левша Фип ты не принадлежишь Нигде. Но если ты станешь кем-то другим, тогда…
- Кем-нибудь еще? Вы хотите сказать, что превратите меня в один из этих эрзацев, как и всех остальных?
Обычный человек встает.
- Очевидно, что ты совершил ошибку, когда попал сюда. Как правитель Нигде я должен исправить эту ошибку. Зачем посылать тебя обратно? Почему бы не оставить тебя здесь, превратить в символическую фигуру и сделать полезным гражданином Нигде?
- Но я не хочу быть кем-то другим.
- Кем-то другим... - бормочет Обычный человек. Потом он кричит. - У меня есть идея, - кричит он. - Я понял! Я знаю кем ты будешь!
- Кто?
- Ну, есть один недостающий символ. Отсутствует, потому что его никогда не существовало. Ты будешь Никем!
- Кем?
- Просто Никем!
Джон Доу встает и сцепляет руки.
- Великолепно! Никто не пропадает надолго. Мне он кажется идеальным Никем.
Обычный человек улыбается.
- Это привилегия для тебя! Ты будешь Никем из Ниоткуда!
Я быстро соображаю.
- Но как я могу быть Никем, если я похож на Левшу Фипа? – возражаю я.
Обычный человек усмехается.
- Очень просто. Я сделаю тебя никем. Все, что мы сделаем, это отрубим тебе голову. Твоя голова все еще будет живой, но у тебя не будет тела. Ты будешь никем - понял?
Я понимаю, но мне это не нравится. Я разворачиваюсь и быстро бегу к двери. Там стоят телохранители мистер Ноль и мистер Пустота. Их лица все еще пусты, но они хватают меня очень крепко и держат.
- Хорошая работа, ребята, - говорит Обычный человек. - Теперь мы просто оторвем ему голову, и он станет Никем в мгновение ока.
Теперь мне становится действительно страшно.
- Подождите, - кричу я. - Подумайте о позоре, который это будет означать. Ради вашей репутации…
- Обычного человека уважают, - говорит он.
- Ну, тогда ради вашей жены…
- Ты забываешь, что я разведен, - смеется он.
- Но подумайте о своей семье, о своих детях…
Обычный человек внезапно становится печальным.
- Мои дети, - вздыхает он. - Да, мои бедные дети. Мои бедные два и 3/10-х ребенка. Что мне с ними делать?
- У вас есть два и 3/10-х ребенка? - спрашиваю я.
- Это средний показатель, - отвечает он. - С этими двумя все в порядке, но я не знаю, что делать с тремя десятыми. Они совсем не счастливы, и с ними что-то происходит.
- Какие вещи?
- Ну, ты же знаешь, как бывает в таких случаях. - Обычный человек краснеет. Потом что-то шепчет мне. Я оживляюсь.
- Послушайте, - говорю я. - Может быть, я смогу помочь вам с этим.
- Ты можешь?
- Но только если вы поможете мне.
- Я сделаю все, что угодно. Что угодно.
- Вы можете отправить меня обратно на Землю?
- Ну... я мог бы.
- Как? Я не хочу рисковать, понимаете?
- Если я перестану верить в тебя, ты исчезнешь, - говорит он. - Тогда ты, вероятно, вернешься на Землю.
- Перестанете верить в меня?
- Конечно. Все, во что Обычный человек не верит, исчезнет. Например, в последнее время я перестал верить в диктаторов — они скоро исчезнут.
- Это хорошая новость, - отвечаю я. - Но если я решу вашу проблему с двумя и 3/10 детей, вы перестанете верить в меня?
- Идет, - говорит Обычный. - Просто скажи, что мне делать с 3/10-ми.
Поэтому я наклоняюсь и шепчу рецепт Обычному человеку. Он это понимает.
- Конечно, огромное спасибо, - щебечет он.
- Не вопрос. Перестаньте верить в меня.
Обычный человек кивает. Потом закрывает глаза.
Я закрываю свои. Потому что у меня вдруг сильно кружится голова. Джон Доу, пустота, серые равнины – все они кружатся в тумане, кооторый поднимается вокруг. Я чувствую, что падаю, падаю – и приземляюсь. Земля. Место, откуда я начал путешествие. Я сижу в большом приборе в лаборатории. Надо мной склонились два ученых, Скитч и Митч.
- Что произошло? - слабо вздыхаю я.
- Машины зависли, - говорит Скитч.
- Как долго я был без сознания? - спрашиваю я.
- Две секунды, - отвечает Митч.
- Вы имеете в виду, что я прошел через все это за две секунды? – плачу я. - Но я не могу…
- Как вы думаете, что произошло? - спрашивает Митч.
Потом я думаю об этом. Может, я упал в обморок. Может быть, все это кошмар. Что бы это ни было, мне никто не поверит. Поэтому я должен забыть об этом.
- Как вы думаете, что случилось? - повторяет Митч.
Я вздыхаю.
- Ничего, - шепчу я. – Не произошло Ничего.
***
Левша Фип замахал руками.
- Вот так все и кончилось. Скитч и Митч вернулись к починке своего атомного дезинтегратора, а я вышел и пришел сюда. Мое путешествие в Никуда закончилось. - Он усмехнулся. - Иногда я и сам с трудом в это верю.
- Не только ты, - ответил я.
Фип надул губы.
- Ты хочешь сказать, что тоже не веришь в мою историю? Что в этом плохого?
- У меня нет ни времени, ни сил вдаваться в подробности. Так что я соглашусь только на одно.
- Что именно?
- Это насчет твоей встречи с Обычным человеком. Ты утверждаешь, что все, что у него было, было просто средним. 5/6-х авто, и 8/15-х радио, и два и 3/10 ребенка.
- Абсолютно верно. Посмотри статистику.
- Я не сомневаюсь в статистике. Я тебя допрашиваю. Вот что я хочу знать: почему Обычный человек позволил тебе вернуться?
- Потому что, как я уже сказал, я решил его проблему за него. Я сказал ему, что делать с этим 3/10 ребенком.
- И что же?
- А ты как думаешь? - Фип пожал плечами. - Ребенок, конечно, избалован.
- Но что ты ему сказал? - настаивал я. - Что может делать с 3/10-х ребенка?
- Держать в холодильнике, - ухмыльнулся Левша Фип.
(Nothing Happens to Lefty Feep, 1943)
Перевод К. Луковкина
