Глава 44

– Должен сказать, что считаю тебя немного нагловатым. Согласись, с твоей стороны было невежливым без предупреждения войти в мою палату, когда я был занят. В принципе я ничего против твоего визита не имею, но ведь мы даже незнакомы. Или я ошибаюсь?

Тилль с трудом проглотил подступивший к горлу комок и удивился тому, как безобидно может выглядеть зло. Перед ним сидел вполне уравновешенный и дружелюбно улыбавшийся симпатичный молодой человек, в котором ничего не выдавало его грязных мыслей.

Как предостеречь детей об опасности встречи с подобным выродком? С этим извращенным садистом с добрым взглядом и лучезарной улыбкой? Даже хирургический пластырь на его шее выглядел как модный аксессуар! За исключением легкой послеоперационной бледности, ничто не указывало на то, что Трамниц еще несколько дней назад был тяжело болен и находился на пороге смерти.

– Ты кто? – поинтересовался Трамниц и с любопытством наклонился к Тиллю.

В это время в палату через оконные стекла донесся приглушенный рев двигателей заходившего на посадку самолета. Тогда Беркхофф непроизвольно взглянул на входную дверь, толком не осознавая, хочет ли он, чтобы ему на помощь пришел санитар и освободил его от присутствия Трамница, или нет. Ведь другого случая узнать правду могло и не представиться. Раздираемый внутренним противоречием между ненавистью, которая вспыхнула в нем с невиданной ранее силой, и страхом перед возможностью выдать обуревавшие его чувства и тем самым все испортить, он промолчал.

– Смелее! – еще шире улыбнулся детоубийца. – Нам никто не помешает. Касов дал для нашего разговора немного времени. Итак, как тебя зовут?

– Патрик Винтер.

– И ты?..

– Я… – на мгновение задумался Тилль, и тут его озарило. – Я твой поклонник.

– Ну конечно, – весело рассмеялся Трамниц.

– Нет, правда. Я много читал о тебе. Тебя даже по телевизору показывали. Вот мне и захотелось с тобой познакомиться.

Если жизнь после смерти существовала и Макс мог незримо присутствовать при их разговоре, то в этом случае Беркхофф надеялся, что его мальчик сможет прочитать истинные мысли своего отца и понять, как трудно давалась ему эта ложь. Понять, скольких усилий стоило Тиллю сдержать себя, чтобы с криком не вскочить с кровати, не прыгнуть на Трамница и не разбить его симпатичное лицо. Ну, или хотя бы попробовать это сделать.

– Я восхищаюсь тобой, – между тем продолжал осуществлять внезапно появившийся у него план Беркхофф. – Твоими поступками. Мне хочется быть таким, как ты.

– И ты посчитал, что знакомству со мной поспособствует ситуация, когда тебе размозжат голову стулом? – захихикал Трамниц, смахивая со лба прядь светлых волос.

– Это был единственный способ добраться до тебя. Мы ведь содержимся в разных отделениях. Поэтому мне ничего не оставалось, как попасть в лазарет.

– Значит, ничего не оставалось, говоришь?

– Да. Здесь мы можем передвигаться более свободно. И поговорить. Так, как сейчас. При других условиях это было бы невозможно.

– Поговорить, – повторил Трамниц вслед за Тиллем. – Странная, однако, у тебя манера разговора, выражающаяся в краже дневника у собеседника.

– Он попал ко мне случайно, клянусь, – примирительно поднял руку вверх Тилль.

– Ты случайно взломал мою тумбочку?

– Я споткнулся, честное слово. А потом прочитал начало твоих записей. Дружище, это просто потрясающе. И поскольку весь белый свет горит нетерпением узнать, что ты сделал с Максом, мне не удалось подавить в себе любопытство, о чем весьма сожалею.

В разговоре возникла пауза. Трамниц встал, подошел к окну и нажал на кнопку в стене. С легким шуршанием управляемые с помощью электрического привода внешние жалюзи поднялись вверх, и в палате стало немного светлее.

– Знаешь, что я думаю? – спросил Трамниц, глядя на клочья утреннего тумана, запутавшиеся между деревьями в парке клиники.

Дождь явно прекратился, но низко висевшие облака, несомненно, несли в себе еще достаточно большой запас воды.

– А думаю я, что ты несешь пургу.

С этими словами он резко обернулся и, глядя на Тилля, заявил:

– И знаешь, почему я так думаю? Потому что чувствую запах твоего страха. Он воняет, как понос пенсионера, у которого порвались памперсы для взрослых. Но не волнуйся.

Проговорив это, маньяк вновь подошел к кровати, сел на стул для посетителей и улыбнулся:

– Мне такое нравится.

Трамниц пытливо посмотрел на Тилля, а затем добавил:

– Обожаю страх и его запах. Это то немногое, что меня возбуждает.

Услышав такое, Тилль сжал левую руку в кулак.

– Ты же мой кумир, – лицемерно проговорил он, почувствовав себя при этом нехорошо. – Чего же удивляться моему состоянию, когда ты столь близко.

В ответ Трамниц склонил голову, скептически поглядел на Тилля и озорно улыбнулся:

– Так ты говоришь правду?

– Да, – кивнул Тилль, но боли при этом на удивление не почувствовал.

Возможно, такое было связано с продолжающимся действием лекарственных средств, а может быть, страх перед Трамницем вытеснял из сознания все остальные негативные чувства.

– Гм, – задумчиво потер подбородок Трамниц. – Тогда получается, что Касов лжет.

– Я не знаю, что сказал тебе главный врач, – пожал плечами Беркхофф.

– Он говорит, что ты симулянт и просто играешь роль. В общем, ты не тот, за кого себя выдаешь.

– Это неправда.

– Почему я должен верить тебе, а не доктору? После вторжения в мою палату твои слова не заслуживают особого доверия.

– Это верно, – сказал Тилль, изо всех сил стараясь выглядеть виноватым.

– Может быть, ты и не поклонник вовсе, а стукач?

– Нет, нет! Ты что? Никакой я не стукач!

– С кем ты тогда разговаривал в автобусе?

– Чего? – сделал Тилль вид, что не понимает, о чем говорит Трамниц.

– Касов слышал твой разговор в библиотечном автобусе и утверждает, что ты сказал следующее: «Этого хватит, чтобы узнать правду».

– Это…

– Тоже ложь? Значит, ты не был в автобусе и сам с собой не разговаривал?

«Нет, я не разговаривал сам с собой, а говорил по телефону», – подумал Тилль.

– Если ты говоришь правду, то я начинаю беспокоиться о душевном состоянии нашего дорогого доктора, – продолжал между тем Трамниц. – Похоже, что мозги у него работают не лучше, чем у его пациентов. А ты как думаешь?

В ответ Тилль тяжело вздохнул. Трамниц тоже на мгновение умолк, а потом заявил:

– Он считает, что ты явился по его душу.

– Не понял.

– Он думает, что ты прибыл раскрыть его маленький секрет, связанный с дополнительным источником дохода за счет продажи услуг проституток. Хочешь заложить его профессору Зенгер?

– Чего? Нет, мне плевать на Касова.

– А вот он видит это совсем по-другому. Может быть, Касов просто параноик? Однако на кону у него поставлено многое. Под угрозой его прекрасный дополнительный заработок.

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Правда?

Чем дольше длился этот допрос, тем больше удовольствия получал от него Трамниц. Во всяком случае, так Беркхоффу казалось.

– Теперь, когда мы так хорошо познакомились, я могу сказать тебе больше, – засмеялся маньяк. – Речь идет о миллионах евро, которые выделяются Европейским союзом на исследования фармацевтических компаний. Естественно, при условии, что производители таблеток смогут доказать целесообразность проведения своих дорогостоящих тестов. Вот тут-то и вступает в игру наш разлюбезный главный врач.

– И каким же образом?

– Касов обеспечивает условия, чтобы средства действовали. Он подсовывает фармацевтическим акулам нужных подопытных кроликов.

«А где Касов находит людей, которые добровольно соглашаются оказаться запертыми в психушке?» – этот вопрос так и вертелся у Беркхоффа на языке.

В волнении Тилль даже не обратил внимания на всю странность этого разговора. Однако Трамниц не дал ему опомниться и сам ответил на напрашивавшиеся вопросы.

– Касов изобретает подходящую легенду и внедряет проституток в клинику. Например, эта штучка Седа принимает таблетки от маниакально-депрессивного психоза, которого у нее на самом деле нет. Единственное отступление от нормы у нее заключается в том, что она слишком чувствительна к боли, когда ее трахают слишком жестко.

От таких слов Беркхоффа бросило в жар, и он откинул одеяло.

– Касов внедряет в клинику здоровых пациентов для проведения над ними незаконных испытаний лекарств?

В принципе, это была хорошо продуманная махинация – когда испытания заканчивались, пациентов выписывали якобы излечившимися от болезней, которыми они никогда и не страдали, а фармацевтическая промышленность получала подтверждение того, что запрашиваемые средства на проведение исследований себя окупают.

– А ко всему прочему он заставляет их еще заниматься и проституцией, чтобы увеличить свою прибыль?

– Очень убедительно, – похвалил Тилля Трамниц. – Можно подумать, что ты слышишь об этих фактах в первый раз.

– А тебе откуда все известно? – удивился Беркхофф.

– Моя адвокатша представляла интересы Касова в подобном деле у его бывшего работодателя.

– Разве она не хранит адвокатскую тайну?

– Только не во время секса.

После всего сказанного такой комментарий Тилля уже не удивил. Однако что-то во всем этом разговоре его сильно насторожило.

– Почему ты мне все это рассказываешь? – спросил он.

– Чтобы узнать, кто из вас пытается меня надуть.

– Я тебя не обманываю, клянусь, – положив руку на грудь, заявил Беркхофф.

– Гм, – хмыкнул Трамниц и сунул руку в карман своих спортивных штанов.

Когда же он ее снова вынул, на ладони у него оказалось лезвие бритвы, которое Тилль нашел в тайнике.

– Эту штуку Касов дал мне для тебя, – пояснил Трамниц.

– Для чего?

В ответ Трамниц закатил глаза и заявил:

– Не надо задавать дурацких вопросов только потому, что мы находимся в психушке. Уж наверное, Касов не просил меня привести в порядок твою мальчишечью бородку.

Тилль невольно схватился за подбородок и попытался поставить ноги на пол, о чем немедленно пожалел, поскольку это движение спровоцировало вспышку боли у него между глаз.

– Послушай, ты совершаешь ошибку. Касов тоже ошибается. Я не знаю, почему подобные мысли втемяшились ему в голову и чего он до меня доколебался. Но ты не должен причинять мне вреда. Эй, посмотри на меня. Я здесь, чтобы быть рядом с тобой.

С этими словами Тилль встал, хотя уже давно не ощущал себя настолько ранимым, – он стоял перед своим заклятым врагом полуголым и босиком. В общем, в одной только ночной сорочке.

– Гм, – принялся вслух размышлять Трамниц и тоже встал со стула. – Я не знаю. До сих пор Касов меня еще ни разу не обманывал. А ты? Ты подглядывал за мной, подслушивал и обокрал. Как мне увериться в том, что, несмотря на все это, ты именно тот, за кого себя выдаешь? Что ты на самом деле Патрик Винтер и мой самый большой почитатель?

Произнося свой монолог, Трамниц наигранно принял позу древнего мыслителя, подперев подбородок кулаком.

– Ах, у меня появилась одна идея. Вот, держи!

С этими словами маньяк подошел к Беркхоффу так близко, что тот почувствовал исходивший от него запах лимонного шампуня, и протянул Тиллю свой дневник.

– Что мне с ним делать? – заикаясь, спросил Беркхофф.

– Читать.

– Зачем?

Вместо ответа, Трамниц открыл свою тонкую тетрадку, и перед глазами Тилля заплясали маленькие рукописные буквы, начертанные на неразлинованных страницах дневника.

– Почитатели хотят знать все о своем кумире, не так ли? Если ты на самом деле так преклоняешься передо мной, как говоришь, Патрик, то вот для тебя настоящее автобиографическое лакомство. Однако для здоровых людей, которые меня справедливо ненавидят, это чтение, скорее всего, окажется невыносимым.

Трамниц постучал пальцем по абзацу, с которого мнимый Винтер должен был начать читать его откровения, и всучил дневник в обе руки Тилля.

– Ты же сам сказал, что не мог оторваться от истории Макса Беркхоффа. Тогда читай. Я с нетерпением жду того, что ты скажешь о последних часах, проведенных мною с этим маленьким шалунишкой.