Глава 40
Тилль
Глаза у Седы округлились, челюсть отвисла, и вообще все выражение ее лица как бы говорило: «Какого черта ты здесь делаешь?»
Точно такой же вопрос хотел задать и Тилль, но этому мешала боль, которая с тех пор, как он вошел в эту палату, подобно раскаленным иглам норовила изнутри проколоть его зрачки.
– Немедленно уходи отсюда! – зашипела Седа.
Тилль кивнул в знак согласия и хотел уже повернуть назад к двери, через которую только что проскользнул в палату, как вдруг у него закружилась голова и он потерял равновесие. Беркхофф стал заваливаться вперед, и ему не оставалось ничего другого, как опереться на Седу, бросившуюся ему на помощь. При этом ее плечевые кости показались Тиллю настолько тонкими, что он испугался сломать их. Однако Седе удалось поддержать его. Она помогла Беркхоффу добраться до постели, куда он и рухнул.
– Тебе нужно немедленно убираться отсюда! – сдавленно произнесла Седа.
При этом дрожь у нее в голосе не оставляла сомнений в том, что ее страх был ничуть не меньше, чем его боль. Это было настолько заметно, что Тилль невольно задался вопросами: «Чего она так боялась? Почему ее взгляд постоянно обращается к двери?»
– Я не могу уйти отсюда, – едва слышно произнес он.
Одновременно в его голове пронеслось:
«По крайней мере, до тех пор, пока Трамниц стоит где-то за дверью. Мне надо здесь спрятаться и переждать. Пусть он уйдет. Сейчас я еще не в состоянии допросить его. Мне необходимо набраться сил и восстановить ясность мысли, чтобы…»
На этом ход мыслей Тилля оборвался, и время, казалось, остановилось.
Беркхофф моргнул. По крайней мере, он постарался сделать это, а затем ему удалось пошевелить губами и даже задать один-единственный вопрос, ответ на который необходимо было получить, чтобы развеять страшное подозрение, только что пришедшее ему на ум.
– Чья это палата? – прошепелявил он.
«Зачем ты здесь? С накрашенными губами и в полуоткрытой блузке?» – билось у него в голове.
– Ты должен немедленно уйти, – проговорила Седа.
– ЧЬЯ?! – потребовал ответа Тилль.
В ответ Седа так закатила глаза, что он уже было подумал, что она сейчас грохнется в обморок, и заявила:
– Трамница, а теперь убирайся отсюда!
«О боже! – с ужасом подумал Тилль, не подозревая, что произносит слова вслух, хотя и неразборчиво. – Я оказался прямо в логове маньяка! Что, если он видел меня в коридоре? Я в ловушке!»
Цель, которая казалась недостижимой, была достигнута, правда, в неподходящее время. Пока он не мог ни завоевать доверия Трамница, особенно если тот обнаружит его в своей палате в качестве незваного гостя, ни выбить из него правду. Ведь Тилль даже при ходьбе мог в любой момент потерять сознание.
Проклятье!
«Что же делать?» – судорожно соображал Беркхофф.
В этот момент в коридоре послышались шаги. Скрип от резиновых подошв на линолеуме отчетливо позволял понять, что кто-то приближался к палате.
– Проклятье! – выругалась Седа и велела ему подняться с кровати.
Затем она подвинула его в сторону окна и заставила спуститься с матраца. Тилль сжал зубы и скорее скатился с кровати, нежели встал. Опираясь на металлическую раму, он соскользнул вниз, едва не закричав от боли на всю клинику, как раненый зверь.
При этом, когда задница Беркхоффа коснулась пола, ночной халат, свободно завязанный на его спине, распахнулся.
– Сюда, – прошипела Седа, указав на большой шкаф, стоявший рядом с прикроватной тумбочкой.
Тиллю ничего не оставалось, как последовать приказу Седы и заползти за шкаф. Он сел, опершись спиной о стену, и почувствовал, как исходивший от нее холод подействовал на его позвоночник, словно парализующий яд.
Беркхоффа снова бросило в дрожь, но Седа прошептала:
– Не двигайся!
Они успели как раз вовремя. Буквально в следующее мгновение дверь с грохотом распахнулась и в палату ввалился Трамниц. Обращаясь к Седе, он грубо спросил:
– Почему ты еще не голая?
