59
Все говорили о том, что на Венеру введут войска. Однако даже спустя две недели после захвата лунной базы ничего не происходило – или же нам попросту ни о чем не рассказывали в новостях. Я начинал верить, что все и останется так навечно – автономия Венеры, нерешительное бездействие Земли, – однако Виктор постоянно твердил об обратном.
А Лида избегала меня.
Я никак не мог сосредоточиться на учебе, да и обстановка в институте этому не способствовала. Я подписался на новостные каналы, в которых писали о кризисе на Венере, начал, как и Виктор, выискивать в сети смехотворные разоблачения и неправдоподобные слухи – лишь бы заполнить саднящую пустоту внутри себя.
О матери я больше ни с кем не говорил.
В учебной части ко мне отнеслись с пониманием и оформили недельные прогулы как больничный. Виктор лишь один раз выразил неловкие соболезнования и больше не упоминал о произошедшем. Мы делали вид, что ничего не изменилось, как будто я и правда отсутствовал неделю из-за банальной простуды.
– По ходу, началось, – сказал мне Виктор после того, как мы оба получили одинаковые извещения на суазор. – «Патрокл» был срочно отозван с Марса и вернулся к Земле, спрятавшись в тени Луны.
– Это ни о чем не говорит, – отозвался я, хотя сам себе не верил.
Виктор покачал головой с таким видом, словно я в десятый раз настаиваю на очевидной глупости, и показал мне экран, быстро пролистывая броские заголовки новостей.
Мы сидели на семинаре, и профессор, выглядевший, как больной маразматик, выпущенный на поруки из богадельни, оставил в покое висящую в воздухе проекцию двигателя и покосился на Виктора, свирепо наморщив брови. Виктор торопливо искал что-то в суазоре. Я толкнул его локтем.
– Молодые люди! – возмутился профессор.
– Извините, – сказал я.
Профессор потешно надул щеки. Я с трудом сдержал смешок – преподаватель походил на нелепого персонажа из комедии положений.
– Я, конечно, все понимаю, – распалялся профессор, – все мы как на иголках. Но это не повод, – он ткнул скрюченным пальцем в голограмму, – не причина забывать обо всем на свете. Вы же все-таки студенты! Не говоря уже о том, – профессор шагнул через призрачную схему двигателя, вздрогнувшую, как мираж, в зыбкой, созданной электронными шторами темноте, – не говоря уже о том, что это попросту невежливо!
– Извините, – повторил я.
Виктор стал нехотя изображать из себя старательного студента, разглядывая голограмму и профессора, который прихрамывал вокруг нее, разбирая призрачный двигатель резкими взмахами дрожащих рук. Печатные платы распадались на отдельные схемы с неровными, как у частичек пазла, краями и плыли в воздухе, мерцая, растворяясь в темноте. Изогнутые, точно в агонии, трубы ускорителя увеличились в размерах, закрутились вокруг оси, демонстрируя свои внушительные изгибы, а потом замигали и исчезли, убранные из уравнения, изученные и ненужные.
– Все желающие, – сказал профессор, – все те, у кого нет своих проекторов, могут повторно изучить эту схему в библиотеке. Хотя нечто подобное вы можете проделать и через суазор. На экзамене…
До экзаменов оставалось еще несколько месяцев. Виктор зевнул и развернул суазор.
– Он заметит, – шепнул я, но Виктор не слушал.
– Итак, последнее, что вам нужно знать… – продолжал профессор.
– Вот, смотри. – Виктор толкнул в мою сторону суазор, и тот заскользил по парте.
– И что тут? – спросил я.
– Первый же заголовок! – прошипел Виктор. – Ты что, читать не умеешь?
– Да что тут… – повторил я.
Профессор вновь взглянул в нашу сторону; я виновато опустил голову и вернул Виктору суазор.
– Итак, – сказал профессор, – кто-нибудь готов сейчас заново собрать двигатель – по свежей, так сказать, памяти?
Профессор театрально вскинул руки, и под потолком появились прозрачные миражи деталей разобранного двигателя – платы, электрические цепи, изогнутый змеей ускоритель.
– Да как что? – возмутился Виктор. – Про «Патрокл», и это… Там целый флот у Луны собирается.
– Молодые люди! – Профессор затрясся, как во время припадка. – Сколько можно вам повторять?! Вы мне мешаете вести семинар!
– Извините, – сказал Виктор. – Просто здесь…
Профессор просверлил Виктора яростным взглядом.
– Выйдите! – крикнул он и пафосно указал на нас пальцем. – И друга своего заберите! Не хотите слушать, так не мешайте остальным!
– Извините, – затараторил я, – простите нас, мы…
– Выйдите! – неумолимо повторил профессор.
Меня первый раз в жизни выгнали с семинара.
Виктор, проходя мимо голограммы двигателя, качнул рукой – прозрачное трехмерное изображение задрожало в воздухе и причудливо исказилось, как от ряби волн. Кто-то засмеялся.
– Что за цирк! – прорычал профессор. – Живо! В коридор! Я еще поговорю о вас с учебной частью!
Мы вышли. Виктор демонстративно хлопнул дверью.
В коридоре стояла сонная сумрачная тишина.
– Вот ведь старый хрен! – выругался Виктор.
– А тебе не терпелось прямо! – пожаловался я. – Посмотрели бы потом. Прикинь, если он и правда в учебную пойдет? Мне еще этого не хватало.
– Да никуда он не пойдет! – отмахнулся Виктор.
Мы встали напротив мутного, затянутого электронной пеленой окна. Виктор осмотрелся.
Я открыл соцветие. На экране выстроилась развесистая паутина – сотни лиц, сплетенных тонкими нитями в единую сеть. Фотография Лиды, с которой я переписывался больше всех, тут же сама скользнула под палец, едва я занес его над экраном. Лида так и не изменила ее с первого курса – это был все тот же мутный снимок, на котором она стеснительно отводила глаза.
– Ого, – сказал Виктор, заглядывая мне через плечо, – а неплохо твоя сеть выросла! После пяти-то человек.
– Даже страшно представить, какая у тебя.
– Секунду.
Виктор тоже полез за суазором, однако я не смотрел. Я проверил ленту Лиды – обновлений не было уже много дней. Тогда я торопливо вбил в поисковую строку «Патрокл» и начал листать высыпавшиеся на экран разномастные фотографии космических кораблей. Однако ничего подходящего не попадалось – на всех снимках огромный линкор выглядел, как на патриотическом военном плакате. Тогда я напечатал в поле для поиска «„Патрокл“ на геостационарной орбите Земли» и – остановился. Я внезапно понял, что этот исполинский корабль перестал быть символом мечты о звездах, о путешествиях в другие миры. «Патрокл» стал символом войны.
Виктору надоело стоять посреди пустого коридора.
– Ну, чего, – спросил он, – куда пойдем?
Я выбрал в списке контактов Лиду и, поколебавшись секунду, отправил ей сообщение:
«Привет! Давненько тебя не видел. Не заболела? Помнишь, мы хотели поговорить…»
– Алло! Земля вызывает…
– Чего? – Я убрал суазор.
– Чего-чего? – передразнил меня Виктор. – Куда пойдем-то?
– А куда идти? До конца все равно минут двадцать осталось. Давай здесь подождем.
Из-за вкрадчивой обволакивающей тишины мне было неудобно говорить в полный голос.
– Да ну, давай лучше в буфет. Чего здесь-то стоять? Думаешь, он обратно пустит?
– Разбежался.
– Вот-вот, – осклабился Виктор. – Я тоже не хочу обратно. Всю эту чушь и безо всяких голограмм можно в учебнике прочитать. Чего время-то тратить?
Я поддался на его уговоры.
Пока мы ждали лифта, я постоянно проверял новые сообщения, хотя и понимал, что ответа от Лиды нет – в противном случае, суазор непременно известил бы о том, что его цифровой вселенной требуется мое срочное внимание.
– Да не парься ты из-за этого придурка, – сказал Виктор, когда мы заходили в лифт. – За что он нас выгнал-то? Да его учебная часть на смех поднимет, если он и правда туда сунется.
– А я и не парюсь.
– Но как-то ты погрустнел.
– Устал просто.
– Опять она?
Мы стояли в кабинке, не нажимая кнопок. Поначалу лифт терпеливо ожидал команды, но потом двери стали закрываться, и Виктор, спохватившись, нажал кнопку первого этажа.
– Что у вас с ней происходит?
– Я и сам не знаю.
Лифт остановился. Двери открылись – и суазор взволнованно задрожал в кармане. Я остолбенел. Суазор быстро успокоился, погрузившись в чуткий электронный сон, но я не двигался с места.
Я боялся читать ее ответ.
– Чего стоишь? – поморщился Виктор. – Сейчас двери закроются.
На первом этаже сновали ошалелые студенты, которые, видимо, сбежали с лекций или же были изгнаны другим истеричным профессором, как мы. В автоматизированном буфете, точно по заказу, работала только кофейная машина. А за высоким столиком, у светлого, с отключенными шторами окна стояла Лида и пила кофе из пластиковой чашки.
Меня парализовало.
Лида щурилась от солнечного света. Волосы ее были распущены и падали на лицо. Она откинула прядь, пригубила кофе и – обернулась.
Лида смотрела на меня, не говоря ни слова. Она выглядела испуганной, пластиковая чашка с кофе чуть не выскользнула у нее из руки.
– Ты здесь? – произнесла наконец Лида. – Но я только что написала. Думала, ты на семинаре.
– Должен быть, да. Но вот из-за этого…
Я повернулся, но не увидел Виктора. Тот исчез – сгинул, как привидение. Столь внезапная тактичность была совершенно для него не типична.
– Так странно, что ты… – начала Лида и смутилась. – Ты получил мое сообщение?
– Еще не успел прочитать.
Я встал рядом с ней, облокотившись о круглую столешницу. Столик накренился.
– Значит, прогуливаешь?
– Не совсем. По правде, нас с Виктором выставили с семинара. Причем ничего не делали такого – Виктор мне новость одну по суазору показал.
– Так ты теперь местный хулиган? – усмехнулась Лида.
– Да уж, – кисло сказал я.
– Не переживай. Все последнее время на нервах.
Она приподняла чашку с кофе, поднесла ее к губам, но через секунду поставила на стол и демонстративно подула в чашку. Молочная пенка таяла, бледный пар от чашки быстро рассеивался в солнечных лучах, кофе остывал.
Мы замолчали.
– Да, я же хотел кофе, – сказал я.
Кофе-машина мучительно долго перемалывала зерна, издавая пугающий надрывный вой, а потом резко затихла, как будто ее закоротило и несваренный кофе застрял у нее в отверстом металлическом горле.
Я повернулся к Лиде.
Она почувствовала мой взгляд и виновато улыбнулась. Я раздраженно ударил по кофейному аппарату и еще раз нажал на длинную кнопку с надписью «Эспрессо». Машина гневно затряслась; послышался нарастающий утробный гул, и в недрах кофейного аппарата словно начала раскручиваться огромная турбина.
В буфет ввалилась толпа студентов.
Наверное, их отпустили пораньше с лекции. Послышались недовольные крики, смех. За мной выстроилась длинная суматошная очередь. Я потерял Лиду из вида и, бросив попытки получить кофе, стал проталкиваться к нашему столику через обступивших своенравный кофейный автомат студентов.
Лиды не было.
Недопитая чашка с кофе стояла на столе – как осторожное и невразумительное послание, которое у меня не получалось расшифровать.
Я открыл суазор.
«Извини, – прочитал я. – Конечно же, я помню, что обещала. Но пока я не готова. Еще раз меня извини».
Раздался звонок, извещающий о конце пары.
