Дональд Бервик жил и двигался во вневременном пространстве. Он осознал, что его нечто куда-то притягивало, как магнит – и, так как он был не более чем мыслью, прозябавшей в необъятном сочетании всех когда-либо существовавших мыслей, он откликнулся.

Его звала Айвали Трембат. Она сидела с Джиной в гостиной старого дома Марсайла.

Дон взглянул в лицо колеблющейся души, ступни которой коренились в телесном гомункуле Айвали. Душа произнесла: «Освободи меня, Дональд, и займи мое место на какое-то время, а я стану блуждать вокруг – когда ты захочешь удалиться, я вернусь…»

Это было странно – говорить устами Айвали, слышать ее ушами. Координация зрения и мышечных движений при этом казалась невозможной.

«Привет, дорогая моя!» – сказал Дон.

«Привет, Дон. Как у тебя дела?»

«Очень неплохо. Здесь все именно так, как я ожидал. У меня есть снимки для Келсо».

«Дон! Мне тебя ужасно не хватает».

«Мне тебя тоже не хватает, Джина…»

«Ты помог нам спастись от пожара. Ты воплотился».

«Да».

«Это очень трудно?»

«Тогда это было нетрудно. Я был на гребне интенсивности. Сейчас я уже не так силен».

«Не понимаю, Дональд».

«Я тоже не понимаю. Но чем я сильнее, тем легче для меня материализоваться».

«Ты ослабел потому, что люди больше не думают о тебе так часто?»

«Да. Кажется, что так оно и есть, более или менее».

Голос Джины задрожал: «Значит, Хью очень силен в загробном мире?»

«Да, – отозвался Дон. – Я его видел. От него исходит эманация могущества. Ты бы его не узнала».

«И он… остался таким же негодяем, каким был на Земле?»

«Он изменился. Он все еще – воплощение зла. Но в нем стало меньше мелочности, меньше характерной отвратительной низости. Теперь Хью превратился, я сказал бы, в величественного негодяя».

«Что происходит, когда вы встречаетесь?»

Дон помолчал, после чего обронил, как ни в чем не бывало: «Он пытается меня убить».

«Убить?»

«Звучит странно, не правда ли? Я уже мертв. Но таково положение вещей».

«Как он может тебя убить? Ты бесплотен, ты – мысль!»

«Мысль можно утопить, задушить другой мыслью, превратить в ничтожество, в ничто – или в нечто презренное, пугливо скрывающееся».

«Хью пытается это сделать – с тобой?»

«Да».

Джина размышляла несколько секунд, потом спросила: «Тебе известно, чтó у нас происходит?»

«Не совсем. Я был… как бы это выразиться? Далеко, в других местах».

Джина объяснила ситуацию, и Дон несколько минут молчал.

«Дон! Ты все еще здесь?» – робко спросила Джина.

«Да. Я думаю».

Еще одна минута прошла в тишине. Джина напряглась, наблюдая за расслабленной фигурой Айвали, за тем, как руки медиума перекручивали и переплетали ленту.

«Джина?»

«Я слушаю, Дон».

«Конфликт между нами – борьба двух идей. Хью олицетворяет одну идею, я – другую. Я обязан драться с Хью. Обязан убить его – убить идею Хью».

«Но как же… У тебя хватит сил?»

«Не знаю».

«Как ты будешь с ним драться?»

«Так, как дерутся на Земле. Руками, ногами и зубами».

«А если он победит, я тебя больше никогда не увижу?»

Голос Дона становился слабым и неразборчивым: «Не знаю, Джина. Пожелай мне удачи. Кстати, я вижу Хью… Он приближается».

Айвали Трембат вздрогнула, что-то пробормотала и затихла.

В гостиной раздался внезапный рев, подобный шуму проносящегося рядом поезда. Рев превратился в рокот, в ворчание – и замер.

«Айва! – осторожно позвала Джина. – Айва?»

Ответа не было. Джина прислушалась. Воздух был неподвижен, но почему-то казался напряженным, потрескивающим, как целлофановая пленка.

Джина медленно поднялась на ноги и направилась к телефону.

Хью Бронни стоял над Дональдом Бервиком. Они пребывали в однообразном пространстве, на бесконечной равнине – это могла быть украинская степь или перспектива сюрреалистической картины.

Хью надел черный двубортный сюртук. Его огромные мускулистые руки плотно заполняли рукава до самых плеч, глаза горели, как дуги электрических разрядов, лицо было размером со щит, ноги бугрились от неистраченного напряжения.

«Дональд Бервик! – сказал Хью. – Я ненавидел тебя в жизни и ненавижу тебя в загробном мире».

«У тебя нет выбора, – ответил Дон, – потому что здесь ты – олицетворение ненависти, и таким же был на Земле».

«Нет! – отрезал Хью. – Я – великий духовный вождь. И теперь я – святой».

«Словами невозможно скрыть факты».

Хью угрожающе шагнул вперед: «Я изгоню тебя, зловредное, пискливое, трусливое ничтожество!»

Джина позвонила Годфри Хеду: «Годфри! Мне нужно вас видеть».

«Прошу прощения, Джина, в данный момент это невозможно… Я должен присутствовать на совещании профессорской ассоциации. Поверишь ли? Два члена правления нашего университета стали крестоносцами!»

«Годфри! Я только что говорила с Дональдом. Он дерется с Хью Бронни – сейчас, сию минуту. Мы должны ему помочь».

В трубке раздавались только шорохи – Хед молчал. Затем он спросил: «Помочь ему? Как?»

«Позволь мне придти на совещание… Надо полагать, все участники настроены против Бронни?»

Годфри Хед фыркнул: «Разумеется. Но что ты можешь сделать?»

Джина горько рассмеялась: «У меня есть миллионы долларов. Я многое могу сделать».

Хью резко наклонился, вытянув правую руку, и схватил Дона за плечо. Пальцы впились в плоть, как вилы в кипу сена.

«Шпага!» – подумал Дон, и у него в руке появилась шпага. Он ударил с размаха – клинок зазвенел, ударившись о шею Хью. Хью схватил клинок левой рукой и вырвал шпагу.

«Изрублю тебя в лапшу! – говорил он нараспев. – Превращу тебя в дым, уничтожу память о тебе на веки вечные…» Хью замахнулся шпагой – Дон отпрыгнул назад. Клинок просвистел вдоль его груди, оставив кровавый след.

Дон опять подумал о шпаге – у него в руке возникла другая шпага.

Хью разразился издевательским хохотом и снова шагнул вперед, размахивая клинком.

Годфри Хед сдержанно обратился к собравшимся членам профессорской ассоциации университета: «Моя хорошая знакомая хотела бы выступить перед ассоциацией. Должен предупредить: ее выступление станет для вас большой неожиданностью. То, что вы услышите, может показаться беспрецедентным и вызвать беспокойство. Тем не менее не забывайте, что мы рассматриваем себя как интеллектуальную элиту и обязаны взять на себя ответственность, связанную с таким представлением о себе – в противном случае мы останемся не более чем краснобаями и очковтирателями…»

Лицо Хеда раскраснелось, он широко открыл глаза, глядя на удивленных слушателей – так, как если бы они бросали ему вызов: «Мы созвали совещание, чтобы определить нашу позицию по отношению к Христианскому Крестовому Походу. То, что сообщит Джина Бервик, непосредственно связано с этим вопросом». Он пригласил Джину подойти к трибуне: «Перед вами Джина Бервик. Внимательно выслушайте то, что она скажет, и хорошенько подумайте – потому что я считаю, что для нас и для всех разумных людей настало время сделать выбор».

Джина стояла на подиуме – хрупкая, напряженная: «Меня зовут Джина Бервик. Мой муж, Дон Бервик, недавно умер в результате нападения, которое можно назвать первым случаем насилия со стороны агрессивно настроенных «крестоносцев». Дон умер, но его дух вступил в борьбу – в духовную борьбу, – Джина бледно улыбнулась. – И его дух нуждается в вашей помощи.

Я хотела бы кое-что вам предложить – нечто гораздо большее, чем то, что вы ожидали сегодня услышать. Почему я к вам обращаюсь? Потому, что вы – первая многочисленная группа влиятельных и образованных людей, с которой я смогла связаться, а также потому, что вы понимаете возможные последствия Христианского Крестового Похода. Я хочу сокрушить это фанатическое движение, хочу предать его забвению. Недостаточно посадить в тюрьму одного или двух демагогов, подстрекателей насилия: Христианский Крестовый Поход – это прежде всего идея. Мы должны сформировать идею противодействия, более убедительную, более вдохновляющую, позволяющую подавить противника.

Что такое, в сущности, так называемый «Христианский Крестовый Поход»? Это ненависть, это принуждение к подчинению, призыв к диктатуре, к торжеству расовых предрассудков. Можно ли называть современных крестоносцев христианами? Они совершают обряды поклонения злобному, мстительному Богу, вознаграждающему приверженцев подобно главарю вооруженной банды и осуждающему противников на вечные муки в аду. Христос отвернулся бы с отвращением от такого Бога. Какова идея противодействия их средневековой догме? Встречный крестовый поход во имя человеческого достоинства и права – даже обязанности – не подчиняться толпе, крестовый поход нонконформистов, такой же страстный, как поход правоверных кликуш! Декларация независимости от религии, демонстрация убежденности в том, что люди – сами хозяева своей судьбы. Такова сущность конфликта: человечная система ценностей против предрассудков, гордость и уверенность в себе против смирения у ног идола, реального или воображаемого, цивилизация против варварства, вера в человека против веры в теософическую догму.

Чего я могла бы ожидать от вас сегодня? Я хочу, чтобы вы поняли, что перед нами волей-неволей поставили задачу: пользуясь всеми своими знаниями, определить, чтó допустимо и чтó недопустимо. Хочу, чтобы вы поддержали мой манифест и подняли штандарт, вокруг которого могут сплотиться гордые, разумные люди.

Мы на пороге завоевания космоса. Мы уже получили доступ к неисчерпаемому источнику энергии. Извне нам угрожает коммунизм – хотя внутренняя угроза, символизируемая Христианским Крестовым Походом, еще опаснее. Мы столкнулись с проблемой – но у нас есть возможности. Как мы решим эту проблему? Как воспользуемся возможностями? Повесив мельничный жернов себе на шею? С руками, связанными за спиной? Или как гордые, неукротимые, способные полагаться на себя люди будущего?

Каков будет ваш ответ? Если вы мне поможете, аплодируйте… Если нет, – Джина улыбнулась, – можете свистеть и шипеть».

Она ждала. Десять секунд в аудитории царила тишина; напряжение мыслей было почти осязаемым – искренний энтузиазм боролся с привычной осторожностью.

Разразился внезапный взрыв аплодисментов, все нараставший и заполнивший лекционный зал.

Джина слегка расслабилась, опираясь на трибуну: «С вами говорила не я. Я – не оратор. С вами говорил Дональд Бервик. Хью Бронни символизирует прошлое. Дональд Бервик – символ нашего будущего».

Хью издевался: «Ударь! Ударь меня! Ты не можешь нанести мне рану. Твоя шпага затупилась».

Дон взглянул на клинок. Шпага превратилась в прут из тускло-серого олова. Краем глаза он заметил, как сверкнул металл, и пригнулся. Клинок Хью просвистел у него над головой.

«Пистолет!» – подумал Дон, и у него в руке появился автоматический пистолет 45-го калибра.

Шпага Хью превратилась в чудовищной величины револьвер, стрелявший желтыми снарядами величиной с ручную гранату.

Дон прицелился и выстрелил.

Началось обсуждение. Деловитый человек с острым носом и выпяченным подбородком сказал: «Вы предлагаете опубликовать „Манифест атеистов“? Это невозможно. Многие из нас – христиане, а также иудаисты и мусульмане, есть даже несколько буддистов и ортодоксальных индуистов – в дополнение к свободомыслящим, унитариям, агностикам и атеистам».

«Нет, – ответила Джина, – я не прошу вас декларировать атеизм или какую-либо другую систему убеждений. Потому что я не знаю, какая система лучше. Такова фундаментальная тайна Вселенной: почему и откуда она взялась? Каждый может предлагать свое толкование. Я призываю не к атеизму, я призываю к борьбе с теологическим принуждением, с навязыванием какой бы то ни было догмы».

«Понятно. В таком случае вы можете рассчитывать на мою безоговорочную поддержку».

Годфри Хед обратился к председателю: «Предлагаю распустить совещание с тем, чтобы немедленно создать и созвать Общество интеллектуальной свободы и подготовить проект той декларации, о которой упомянула Джина Бервик»

Дон нажал на курок. Пуля попала в дуло громадного револьвера-гранатомета Хью и расплющилась. Желтый снаряд прожужжал мимо головы Дона и взорвался где-то у него за спиной.

Хью бросился вперед, они схватились врукопашную. Одна из огромных рук обвилась вокруг шеи Дона. Хью нажимал на Дона всем весом, стараясь повалить его на спину.

Отчаянно размахнувшись, Дон ударил противника кулаком в нос и почувствовал, как хрустнул хрящ – но Хью продолжал наваливаться, и Дон не удержался на ногах. Он упал на спину плашмя – так, что у него затрещали кости и перехватило дыхание. Хью нагнулся, протягивая руки к шее Дона.

«Оторву тебе башку! – шипел Хью. – Четвертую тебя голыми руками…»

Общество интеллектуальной свободы приобрело национальную известность, а на следующий день – всемирную известность. Оно подвергалось бешеным нападкам представителей организованных религий, в особенности «христианских крестоносцев» – но заслужило радостные похвалы тех, кто сознавал, что только тревожная неуверенность в себе заставляла их признавать сомнительные догмы.

И кто такая была основательница общества, Джина Бервик? Супруга Счастливчика Дона Бервика, которого убили обезумевшие от ненависти христианские крестоносцы!

Приложив неимоверное, болезненное усилие, Дон сбросил с себя тяжелого противника. Теперь они поднялись на ноги и встали лицом к лицу. Хью в какой-то мере лишился непреодолимой самоуверенности, но это, по-видимому, только прибавило ему ярости. Дон, однако, становился больше и плотнее.

Оба они озарились изнутри холодным голубым светом. Ландшафт изменился: они стояли в долине между двумя грядами пологих черных холмов.

«Хью! – сказал Дон. – Я мог бы задушить тебя голыми руками… Но предпочитаю уничтожить тебя умом».

Джеффри Ханневельт, президент Ассоциации унитариев и исполнительный председатель Общества интеллектуальной свободы, говорил с репортерами: «Мы могли бы вызвать Уолтера Спеделиуса, Каспера Джонсона и Джералда Хенрика в суд, обвинив их в сговоре с целью подстрекательства к насилию. Но этого недостаточно. Их необходимо дискредитировать. Мы – современные люди, хозяева своей судьбы. Наступает новая эра цивилизации, формируется новая система культурных представлений. Последствия этого переходного процесса зависят от нас. Чего мы хотим? О каком мире мечтают люди, на что они надеются? Хотят ли они жить в мире униженного подчинения властям – политическим, церковным, каким угодно? Вы знаете ответ на этот вопрос. Мы можем сформировать государство, в котором люди смогут с гордостью взять на себя и демонстрировать ответственность за свои поступки, в котором каждый человек станет индивидуальностью, свободно выражающей свою волю».

«Можно ли сказать, что с вашей точки зрения имеет место конфликт рационального мышления с нерациональным? – спросил журналист. – Добра со злом?»

«Противостояние слишком велико и сложно, чтобы его можно было выразить несколькими словами, – ответил Джеффри Ханневельт. – Но с известной степенью приближения его можно назвать конфликтом научных знаний с предрассудками и суевериями».

Хью мысленно создал у себя в руках шиповатую боевую палицу и бросился вперед, чтобы смести с ног ненавистного врага. Дон отступил и мысленно создал покрывший Хью стеклянный купол.

Купол быстро сжимался, облегая контуры фигуры Хью, пока тот не потерял способность двигаться. Началась умственная борьба; Дон создавал второй, более прочный слой стекла вокруг противника, а Хью мысленно сопротивлялся этому. Стекло затрещало и разлетелось осколками; Хью выступил из заточения, широко разводя руками, как расправляющий крылья мотылек, освободившийся из заточения в куколке.

Хью придумал огнемет, но за долю секунды до того, как его настигла струя пламени, Дон придумал металлическую стену. Пламя растеклось по металлу.

Только то, что Хью поднял глаза, послужило Дону предупреждением: он тут же мысленно переместился километра на полтора дальше по долине. Огромный кусок чугуна, размером с небольшой астероид, врезался в землю там, где он только что стоял.

С правой стороны от Хью Дон мысленно создал тяжелую урановую болванку, формой напоминавшую ведро; с левой – плотную массу, похожую на пробку. Ведро и пробка стали быстро совмещаться. Хью их заметил, но так как их движение не было направлено к нему, лишь презрительно отступил на шаг.

Пробка вставилась в ведро. Дон мысленно перенесся километров на тридцать.

Мысль распространяется быстрее излучения, быстрее ударной волны. Чудовищная вспышка временно ослепила Дона; во всех остальных отношениях взрыв не нанес ему никакого вреда. Там, где стоял Хью, дымился раскаленный кратер.