Некий отшельник, кроткий, благочестивый, добродетельный, день и ночь молился Богу, чтобы просветил разум его познать судьбы Промысла Небесного; но Господь не внимал его молитве. Пустынник, почитая себя грешником, недостойным принять откровение свыше, решился идти к ветхому старцу, который жил довольно далеко, и от него узнать то, что постоянно занимало его ум. Взяв с собой пищу и питье, он отправился в путь.

Вдруг встретился с ним черноризец и спросил: «Куда идешь, раб Христов?» — «К такому-то старцу», — отвечал пустынник. «Я иду туда же», — сказал черноризец. Спутники, обрадовавшись друг другу, пошли вместе.

Когда настал вечер, странники остановились у одного богатого человека, который принял их с сердечной радостью и угощал ужином из серебряной посуды… Как скоро вышли они из-за стола, черноризец взял одно блюдо, вышел из дома и бросил в близтекущую реку. Хозяин не сказал ни слова, а пустынник не знал, что думать о том.

Поутру странники продолжали путь свой далее и на другой вечер пришли ночевать к другому странноприимцу, который оказал им всевозможное почтение. Что же сделал черноризец? При наступлении утра, когда должно было благодарить за гостеприимство, хозяин привел к ним единородного сына и просил ему благословения. Вдруг черноризец схватил его за гортань и задушил. Пустынник ужаснулся, хотел закричать, но голос его пресекся. А отец сказал только: «Буди воля Господня!»

Таким образом, пешеходы пошли далее, но на третий вечер не нашли никого, кто бы их принял и упокоил: почему и вошли в один ветхий, опустевший дом и тут препроводили ночь. Утром, когда должно было идти, черноризец начал разрушать дом и, разломав до основания, начал созидать снова. Пустынник вышел из терпения и воскликнул: «Заклинаю тебя, скажи мне: Ангел ли ты или дьявол? Дела твои для меня непостижимы!» — «А что сделал я?» — возразил черноризец. «Третьего дня, — отвечал ему пустынник, — ты утопил серебряное блюдо у добродетельного странноприимца, вчера задушил сына у того, кто так ласково угостил нас, а сегодня без всякой причины разломал дом и начал строить снова, не зная сам для кого». — «Не дивись этому, добродушный старец, — сказал ему спутник, — и не соблазняйся в рассуждении моих поступков, но послушай, что я скажу тебе… Первый страннолюбец — человек совершенно богоугодный, но блюдо, которое мной утоплено, он приобрел неправдой. Знай же, что я, невзирая на его ласковость, из благодарности за гостеприимство истребил оное, чтобы через эту ничтожную вещь добрый человек не потерял награды на Небесах. Другой странноприимец также богобоязлив, но малолетний сын его, достигнув совершенного возраста, сделался бы злодеем, посрамлением человечества, и тем отцу своему нанес бы стыд и смертоносное сокрушение. Сверх того, несчастный отец тогда бы должен был дать за сына своего ответ на Суде Страшном. Итак, знай, что я, благодаря за добродетель отца, умертвил сына». — «Но здесь, в пустом месте, — возразил старец, — какую имеешь причину разрушать дом и снова сооружать оный?» — «Не соблазняйся и в этом случае, — отвечал спутник. — Господин этого дома был хищник и человекоубийца, но он обнищал и оставил дом свой; дед его, строя дом, скрыл в стене золото: знай же, что дом разрыт для того, чтоб кто-нибудь, ища клада, не погубил души своей. Итак, возвратись, добродушный старец, — присовокупил он, — в твою келью и впредь не принимай на себя безрассудного труда испытывать судьбы Господни: Сам Святой Дух говорит, что они — глубина непостижима и недоведома для человека. Не старайся понапрасну узнать их, ибо нет в том никакой пользы». Сказав это, черноризец мгновенно стал невидим. Старец ужаснулся. Он узнал, что этот пустынник был Ангел, посланный к нему от Бога для того, чтоб дать ему спасительный урок; покаялся в неразумии своем и дал обет Господу никогда не испытывать судеб Его.