Ариане, раскол которых господствовал на Востоке и Западе почти восемьдесят лет в царствование Феодосия Великого, не только лишились всех преимуществ, но и почитались не иначе, как заразой государства. Принужденные оставить все церкви в Царьграде, они потеряли средоточие, из которого столь удачно распространяли заблуждение. Их лжеепископ жил за городом; проповедь арианская умолкла, даже не позволено им было сооружать зданий, которые бы имели подобие храма. Это-то и стало причиной того, что некоторые из ариан, приписывая все несчастия свои Григорию, архиепископу Царьградскому, как первому поборнику Православия, вознамерились погубить его.

Они подкупили одного возмутительного, предприимчивого и дерзкого молодого человека, который взялся убить архиерея Божия в епископском доме. Быть близ него нетрудно было в то время, когда множество народа стекалось к нему для поздравления с благополучным успехом в делах, касающихся веры. Злодей с прочими посетителями вошел в комнаты архиерея, который, будучи тогда болен, сидел на постели, и, в то время как другие, засвидетельствовав усердие и почтение, выходили, остался один.

Не было удобнейшего времени для злодейства, но молодой человек вдруг задрожал и повергся к ногам святого Григория, рыдая и как будто испрашивая у него милости. Страх овладел им так, что он в этом положении пробыл несколько минут, не имея силы промолвить ни одного слова. Святитель, испугавшись столь нечаянного явления, наклонился, чтобы поднять его, и долго спрашивал, кто он и чего требует, но, услышав только беспорядочные слова, воплем и рыданием прерываемые, пришел в сожаление о нем и сам начал плакать.

Люди сбежались на шум и, не сумев уговорить молодого человека, чтобы он вышел вон, насильно вынесли его в переднюю. Там он пришел несколько в себя, воздел руки к небу и, исповедуя зловредный свой умысел, обнаруживал знаки величайшего сокрушения. После того повели его опять к епископу, и один из келейников в страхе и ужасе сказал: «Этот незнакомец есть убийца, хотевший погубить тебя, владыка святой! Один Господь мог привести его к раскаянию». Григорий велел ему к себе приблизиться и, обнимая его, с кротостию сказал: «Бог да помилует тебя, сын мой! И как Он сегодня спас мою жизнь, так должно и мне спасти твою жизнь. Все мздовоздаяние, которого от тебя требую, состоит в том, да оставишь ересь и попечешься о своем спасении». Этот поступок, пример кротости и милосердия, привел в удивление даже неприятелей Григориевых.