Меднокрылый дракон кружил на облачной высоте. На западе и на востоке высились серые угловатые пики. За восточным гребнем узким лоскутом синело море.

«Конг,– думал Унгат с неудовольствием.– Конг – это плохо».

Конг не Хурида. В Конге есть настоящие маги, которые могут осложнить жизнь Алчущему Силы. В Конге он не сможет преследовать дичь так свободно, как здесь. А если Рус ускользнет в Конг… Будет плохо. Совсем плохо. Тогда его придется убить. Чтобы забрать послание и не допустить худшего. Но все равно плохо. Трудно, очень трудно найти человека, имеющего право встретиться с Императором глаза в глаза. И суметь убить прежде, чем его самого изрубят на куски мечи телохранителей. Значит, Рус не должен спуститься по другую сторону гор.

«Люди, найди людей,– передал он дракону. И, очертив мысленно десятимильной ширины полосу, от Засова через хребет, показал дракону.– Здесь. Найди их».

Дракон взмахнул хвостом, сложил крылья и сорвался вниз. Ветер ударил в лицо Унгата. Чародей вцепился в передний шип, желудок прыгнул к горлу. Полусложенные крылья с шипением вспарывали холодный воздух. Голые, серые, лишь кое-где испятнанные синью выносливых трав склоны приближались с невероятной медлительностью. Глаза Унгата видели лишь серые плоскости, выступы скал, более светлые языки осыпей. Но дракон видел все. Крысу, застывшую на задних лапках, серую змею, подползающую к крысе…

Паруса крыльев развернулись с оглушительным хлопком. Сила оборванного движения вжала Унгата в горячую драконью шею. Медленные плавные круги. Каждый – на полсотни локтей выше предыдущего. И новое падение.

Спустя два часа от дракона пришла лаконичная мысль.

«Людей нет».

Унгат не усомнился. Драконы не лгут. И не ошибаются.

«Поднимись к седловине»,– попросил маг.

Если человека нет на поверхности, значит, он забрался внутрь горы. Что ж, рано или поздно дичь выберется наружу. И змея схватит крысу.

Дракон висел в восходящем потоке над отполированным ветрами перевалом. Крохотный между подпирающими небо вершинами. И еще более крохотный человек у него на шее…

Приземистое существо размером с крупного пса вбежало в пещеру, затопталось, оказавшись на открытом месте. Тощие, оттопыренные в стороны лапы, точечки глаз, рассыпанные по бочкообразному туловищу. Ниминоа взвизгнула и инстинктивно поджала ноги. Паук!

Все три парда зашипели, как змеи. Зашипели и попятились. Только Данил остался спокоен. Он видел пауков и покрупнее. Честно говоря, воин даже почувствовал облегчение. Паук куда лучше, чем неизвестная угроза. Хорошо бы этот оказался не из тех, что плюются ядом.

Паук боком просеменил в одну сторону, затем тем же манером – в другую.

«Ищет»,– подумал Данил.

– Стоять! – крикнул светлорожденный пардам. Вроде бы пауки плохо видят неподвижное.

Тварь нашла, что искала. Труп уродца. От головы паука отделились серповидные жвала, воткнулись в мертвое тело. Паук замер, только задняя часть обросшего щетиной туловища мелко тряслась. Данил ждал. Знал: за одной тварью последуют другие.

Второй оказался раза в два крупнее. И устремился прямо к людям. По счастью, на пути его оказался костер. Паук шарахнулся в сторону, наткнулся на кучу трупов и последовал примеру первого.

Третий паук оказался совсем маленьким, зато сразу после него выскочило штук шесть… и словно плотину прорвало. Не меньше полусотни тварей – мелкие, размером с крысу, и здоровенные, в человеческий рост,– выкатились в пещеру, рассыпались, мгновенно заполнив ее мелькающими лапами и бугрящимися волосатыми спинами. Данил прыгнул в седло.

– Держись! – крикнул он и звонко шлепнул по крупу парда Ниминоа. Тот с места сиганул шагов на пятнадцать и стрелой помчал по темному коридору. Небольшой паук сбоку прыгнул на Данила. Тот отмахнулся мечом – плашмя. Клинок спружинил об хитиновый панцирь, отброшенный паук плюхнулся на сородича, а тот не долго думая запустил в него жвала. Еще два чудовища прыгнули на Коротышку. Пард взвился на дыбы, сбросил их, ушел высоким прыжком от третьего. Но когда оказался на земле, не меньше полудюжины тварей повисли на бедняге. Пард завизжал, но Данил уже не мог ему помочь. Светлорожденный сжал колени, и его зверь дал волю своему страху: понесся огромными прыжками, мигом оставив позади и пещеру, и пауков. Данилу оставалось только надеяться, что они не врежутся в стену на скорости сорок миль в час. По счастью, коридор шел прямо. Двойное счастье – спустя четверть часа Данил услышал впереди топот.

– Стой! – закричал светлорожденный, и голос его громом раскатился в замкнутом пространстве коридора.

Пард Данила тут же затормозил всеми четырьмя лапами. А вот зверь Ниминоа и не подумал остановиться. Несколько мгновений – и стук его лап растаял впереди.

– Марш,– скомандовал воин, послав парда вперед. Но уже не сумасшедшим галопом, а размеренной рысью.

Ниминоа они нагнали только через четверть часа. Девушке потребовалось время, чтобы остановить своего зверя. Обрадованные встречей парды потерлись мордами. Их бока соприкоснулись, Данил ощутил коленом ногу Ниминоа и неожиданно для самого себя потянулся и обнял девушку. Ними прижалась к нему, но тут парды разошлись, и Данилу пришлось разжать объятия.

– Сейчас я разожгу огонь,– проговорил Данил, постаравшись, чтоб голос его звучал спокойно.– Мой светильник приторочен к седлу. Ты в порядке?

– Я жутко испугалась, когда пард понес,– призналась Ниминоа.– Но с тобой, господин, я ничего не боюсь!

– Меня зовут Данил,– мягко напомнил светлорожденный, высекая искру.

Через минуту желтый свет лампы раздвинул темноту.

– Что ж,– произнес Данил.– Вообще, я намеревался вернуться, но раз уж Судьба распорядилась иначе, тогда вперед! Будем надеяться, что проложившие этот тоннель не оставили впереди ловушек! – И засмеялся, дав понять,– шутка.

Впрочем, у шуток такого рода есть скверная особенность обращаться в реальные неприятности.

Интересно, как эти мелкие уродцы-земляхи ухитряются избегать пауков? Не иначе как не без помощи магии…

Спустя час они наткнулись на первое серьезное препятствие. Вода.

Данил поднял лампу повыше. Коридор был залит насколько хватало света. Данил спешился, промерил хлыстом глубину. Мелко, меньше полулоктя. Однако, если тоннель и дальше пойдет вниз, через сотню шагов придется плыть. Светлорожденный задумался. Камнепас говорил: пройдем верхами до самого Конга. А с пути они сбиться не могли – все пройденные ответвления тесноваты для пардов. Собственно, думать было не о чем. Путь назад отрезан.

– Держись за мной в пяти шагах,– сказал Данил Ниминоа и вскочил в седло.

Пард заартачился, не хотел в воду. Но светлорожденный силой и лаской его заставил. Зверь Ниминоа пошел без понуканий. За вожаком.

Плеск воды порождал многоголосое эхо. Ними казалось, кто-то крадется за ними. Или, наоборот,– едет впереди. Но тренированный слух Данила с легкостью вычленял отраженные звуки. Его больше беспокоила сама вода. И еще те, кто мог обитать под покрытой маслянистой пленкой поверхностью. Пард, разделяя опасения всадника, двигался очень осторожно.

Когда вода смочила брюхо парда, Данил оглянулся.

– Они здесь проходят,– сказал он.– Значит, и мы пройдем. Ты умеешь плавать?

– Нет.

– Тогда, если что, держись за упряжь. Или лучше оставайся в седле. Ты легкая, пард справится.

От воды шел запах земляного масла. Того, что используют при изготовлении огненного зелья. Данил старался держать светильник подальше от воды и стен. Он вспомнил об умении спутницы гасить пламя, но ничего ей не сказал. Хватит бедняжке и того, что есть. Перспектива сгореть заживо вряд ли укрепит ее силы.

Пожара не случилось. А вода, смочив верховые сапоги всадников, пошла на убыль. Спустя четверть часа они миновали залитый участок. Данил сжал коленями бока парда, и зверь с охотой перешел на рысь. Потому что замерз.

Коридор расширился, и Ниминоа поравнялась со светлорожденным.

– Ты как? – спросил он.

– Все хорошо.

Голос девушки дрогнул. Данил вспомнил, какими хрупкими показались плечи Ними, когда он обнимал ее, и нежность к этой маленькой отважной девочке перехватила горло. Он хотел сказать ей, что восхищен, что самообладание ее потрясающе, а отвагой и терпением она не сравнится ни с кем. Но сказал только:

– Ты молодец! – И послал парда вперед, не дожидаясь ответа.

Не умел он показать женщине, как много она для него значит.

Но Ниминоа и эта краткая похвала согрела сердце.

Внезапно тоннель разделился. На три совершенно равновеликих прохода. Данил смочил ладонь о шерсть парда и попытался уловить дуновение ветра. Не уловил, зато Ниминоа успела разглядеть более верный знак.

– Данил, крест!

Точно, над одним из ходов углем был намалеван полустертый пятиконечный крест.

Новый коридор сначала забрал круто вверх, затем еще круче – вниз. Пардам приходилось приседать на задние лапы и выпускать когти, чтоб удержать равновесие. А когда пол выровнялся, потолок стал настолько низок, что Данилу пришлось спешиться, а Ниминоа – припасть к холке парда. Еще полмили. А потом – новое разветвление. И никаких значков. По счастью, в одном из тоннелей Данил заметил высохший комок хрума. Следующий отрезок преодолели за полчаса… и оказались в пещере, размерами не уступающей той, где погиб Камнепас. С тринадцатью выходами.

– Всё,– решительно произнес Данил.– Привал.

Развели костер (осталось еще четыре вязанки хвороста), поели.

– Можешь поспать,– предложил Данил.

– Не хочу,– обхватив колени, Ниминоа смотрела на огонь.– Данил…

– Да?

– А что они сделают с нами, когда мы выберемся?

– Кто – они?

– Конгаи.– Отсветы огня пульсировали в рубинах сережек Ниминоа.– Мама говорила: конгаи ненавидят хуридитов. Я хуридитка, а ты… чужеземец.

– Я не чужеземец, а светлорожденный Империи,– напомнил Данил.– Законы Конга строги, но власть Тилода Зодчего тверда. Так же, как и дружба Конга и моей страны. Никто не осмелится свершить над нами насилие.

Дело обстояло не совсем так. Его – да, никто не посмеет тронуть, а вот в отношении уроженцев Хуриды правила другие. Ни один из них не имеет права ступить на землю Конга вне оговоренных для торговли мест. Наказание – смерть. Но уж если Данил сумел уберечь ее в проклятой Хуриде, то всяко сумеет защитить и в благословенном Конге.

– Отец шутил: нас, хуридитов, в Конге сначала убивают, а потом допрашивают.

– А тебе никто не говорил, что ты очень похожа на конгайку?

– Да, я похожа на маму,– согласилась Ниминоа.– Но и на отца тоже. И одета я по-хуридски.

– Я – светлорожденный Империи,– еще раз повторил Данил.

– Но они могут не поверить…

– Поверят! – усмехнулся Данил.– При мне – гербовый перстень Русов. Но главное доказательство – мое лицо.

Ниминоа внимательно посмотрела на него, брови ее приподнялись.

– Никаких знаков! – Данил засмеялся.– По матери я Асенар. А кровь Асенаров сильней любой другой. Любой, кто видел Эйрис, жену Тилода Зодчего или ее сына Сантана-мага, тут же признает наше сходство. Без всяких верительных грамот. Хотя по наследному праву я не Асенар, а Рус.

– Какой он странный, большой Мир…– невпопад прошептала девушка.

– Ты всю жизнь прожила в Кариомере?

– Нет. Раньше мы жили в Морне. Потом переехали. Чтоб до меня не добрались монахи. Отец говорил: в большом городе легче спрятаться, но в маленьком – проще откупиться. Мой брат до сих пор живет в Морне.

– У тебя есть брат?

– Единокровный. Отец поддерживал с ним связь, но втайне. Чтоб брату легче было унаследовать дело, когда отец погибнет.

– Почему обязательно погибнет?

– В нашей семье уже много поколений мужчины не умирают своей смертью. Так говорил отец. Ты видишь – он прав.

– Не будем говорить об этом,– сказал Данил.– Тебе больно.

– Мне не станет больней от разговора,– возразила Ниминоа.– Я привыкла, что люди умирают. В Кариомере умирают чаще, чем рождаются. Говорят, из-за того, что Величайший любит хуридцев больше других народов и чаще призывает к себе.

– Вздор,– сказал Данил.

– Надеюсь. Боги моей мамы нравятся мне больше. Я хотела бы попасть к ним после смерти. Но по закону Хуриды монахи отправили бы меня к Величайшему. Как колдунью.

– В Мире много богов,– сказал Данил.– Есть достаточно омерзительные, вроде конгайского Равахша или урнгурского Хаора. Мой наставник слышал от фьёль, что это и не боги вовсе, а превзошедшие смерть и свою землю волшебники Махд-Шагош.

– Монахи говорят: нет богов, кроме Величайшего.

– Смелое утверждение,– усмехнулся Данил.– Мой наставник вряд ли согласился бы с ним, поскольку видел воочию самого Потрясателя Тверди. И не только его. Но не очень-то любит распространяться об этом. Он и выжил-то лишь благодаря Сантану-магу. Тому, кого конгаи называют Освободителем.

– Мама рассказывала о нем,– кивнула Ниминоа.– Говорят, он погиб.

– Говорят,– Данил охотно свернул с темы богов на более близкую ему по духу.– После свержения Великого Ангана Сантан уплыл на Красную Твердь. А через год в горах Хох разразилась магическая битва. Чудовищная. Целого куска хребта – как не бывало. Скалы текли, как вода. Я думал, мифы преувеличивают, когда читал подобное. Но потом я побывал там и сам видел последствия. Один огромный оплавленный кратер. И серый пепел на мили вокруг. Говорят, там Сантан и погиб. Жаль. Конг ему обязан свободой, а очень многие – жизнью. Потомки Асхенны могут им гордиться. Он – нашей крови. Первый великий маг нашей крови.

– Ты говоришь так, словно магический дар – выше благородного происхождения,– осторожно проговорила Ниминоа.– Но отец говорил: светлорожденные ставят благородство крови превыше всего.

Она с волнением ждала ответа, и Данил не разочаровал ее.

– Глупости! Честь – выше. Благородство духа – выше. Благородный по крови обязан встать выше других. Высота рождения обязывает его. Равное мужество, проявленное простолюдином и светлорожденным, для первого – честь, для второго – обычай. Мой наставник Нил Биоркит. В нем ни капли благородной крови. Да и человеческой только половина. А мой отец, светлейший, не раз говорил, что взирает на него снизу вверх. Правда,– Данил улыбнулся,– Нил выше него на полный локоть. И не только отец. Светлейший Эрд, Наследник Асенаров лично представлял его Императору и настоял, чтобы, вопреки церемониалу, мой наставник занял место выше его собственного. И Император согласился, хотя кое-кто из благородных и морщил нос. Особенно тайдуанцы. Но рта не открыли. У желтокожих ловко ткут шелк и интриги, но скрестить меч с Эрдом или Нилом – кишка тонка. Так что мы, аристократы Империи, ценим человека, а не подвиги его прадедушки. А магический дар, Ними,– не пустая игрушка. И сродни благородству крови. Кому даровано больше, с того больше спрос.

– Магический дар…– чуть слышно проговорила Ниминоа.– Моего магического дара не хватит, чтобы вывести нас отсюда. Я чувствую, что могла бы… Но не знаю, как. Не умею.

– Иногда достаточно одного желания,– мягко произнес Данил.

– Желания? – Ниминоа чуть заметно улыбнулась.– Если желания достаточно, то…

Голубое сияние возникло в одном из коридоров. Данил вскочил, выхватив меч, загородил девушку, бросил быстрый взгляд на пардов. Животные и ухом не вели. Это успокаивало.

– Оставайся здесь,– бросил светлорожденный и двинулся навстречу таинственному свету.

Еще полчаса назад, до последнего разговора, Ними не осмелилась бы ослушаться. Но теперь проигнорировала приказ Данила. В самом деле, если с ним что-нибудь случится, много ли будет стоит жизнь хуридской девушки?

Данил осторожно вошел в коридор. Он слышал за спиной шаги Ниминоа, но не отправил ее назад. Коридор узок. Чтобы напасть на девушку, врагу придется перешагнуть через вагарский клинок.

Впереди – светлое пятно. Камень. Белый, как турский мрамор. Белый камень, вмурованный в черную стену коридора. Еще три шага, поворот – Данил поднял левую ладонь. Знак Ниминоа: остановись.

И еще шаг.

Голубой свет ударил в лицо. Но свет этот не нес опасности. Впереди, в овальном вырезе коридора, висел огромный дымчатый, потрясающе близкий шар луны.

Они остались в пещере. Спускаться ночью по незнакомому склону Данил счел слишком опасным. И еще: там внизу – люди. Много людей. Целая страна. А здесь только они двое.

Расстелив одеяла, они сидели рядом у угасающего костра. Только стук капель в одном из тоннелей да глубокий вздох спящего парда нарушали абсолютную тишину подземного мира. Данил чувствовал, как расслабилось нечто у него внутри. Словно ослабили тетиву лука. Тишина, покой, Ниминоа. От девушки пахло дымом и ею самой. Лучшего запаха Данил не знал.

– Данил, помнишь, ты пел утром? Про вьюгу? Ты сам придумал ту песню?

– Нет,– светлорожденный улыбнулся.– Это хольдская песня. Старая.

– Спой ее еще раз.

– Из меня неважный певец.

– Разве здесь есть другой? – Шутка вышла неудачной.

Ниминоа прикусила губу. Другой уже никогда не споет.

– Есть,– сказал светлорожденный после паузы.– Ты.

– У нас в Хуриде не поют песен. Мама пела одну песню, мелодией похожую на твою, но я помню только кусочки…

Мама знала много песен, но в последние годы редко пела. Она была очень красивая, моя мама.

Данил придвинулся ближе, обнял ее, подбросил в огонь несколько веток. Некоторое время оба смотрели, как оживает пламя.

Данил пел так, как учил его когда-то певец-странник, три месяца проживший у них в доме, пришедший ниоткуда и ушедший в никуда. Пел, восполняя чувством недостаток голоса, словно бы выдыхая сердцем каждое слово.

Голова Ними склонилась на его плечо. Когда последние слова песни растворились в тишине, девушка уже спала. И теплое дыхание ее ласкало шею Данила. Светлорожденный откинулся немного, оперся спиной на седло. Спустя несколько минут он тоже задремал, но сон его был чуток, а слух бодрствовал. Впрочем, никто их не потревожил в эту последнюю из тихих ночей.