#Эпилог

Бен проворно спускается по витой лестнице, пропуская пару скрипящих ступенек. Их давно следует заменить, но он каждый раз откладывает скучное занятие и находит себе отговорки – словом, повторяет поведение Теодора, который всегда ругался на раздражающий скрип, но ни разу не предпринял попытки что-либо с этим сделать.

Бен напевает себе под нос незамысловатую песню, стягивает с деревянных перил пиджак и выходит в зал, переполненный гостями.

– И кто придумал проводить аукцион в крохотной лавочке? – смеется Клеменс, минуя его с подносом закусок. Бен смотрит ей в спину – девушка приветливо машет Саймону Маккоулу, который в лавке антикварных вещичек среди нескольких видных богачей переминается неуклюже, словно слон, кивает стервятнику Стрэйдланду и подходит к отцу.

В самом деле, кто надоумил их ввязаться в эту авантюру?

Бена не оставляет в покое мысль, что маленькая ведьма Клеменс – теперь лишь на словах, хвала всем кельтским богам! – задумала какую-то пакость. Он почти уверен, что в ее заготовленной для гостей речи сегодня не один раз прозвучит имя Персиваля, Гвиона Баха или Талиесина. Лучше бы она послала всех к праотцам и успокоилась…

– Мы наживем врагов, – обреченно говорит Бен сам себе, пока Генри улыбается и машет ему через весь зал.

Он идет к дверям магазина, чтобы открыть их настежь – в зале становится душно и слишком уж громко для частной вечеринки в честь прерафаэлитов: скряга Стрэйдланд продает наскучившую ему «Леди из Шалотт», мистер Давернпорт избавляется от нескольких полотен своей погибшей жены, и руководит всем этим прерафаэлитским безумием дочь смотрителя галереи.

«После этого вечера, – думает Бен, – можно будет закрывать лавочку до следующего года».

И распахивает двери, впуская внутрь прохладный влажный ветер и человека в темном длинном пальто явно не по погоде.

– В Исландии сейчас нежарко, – отвечает тот на немой вопрос изумленного Бена и стягивает верхнюю одежду.

– Дж… Джеймс? – выдыхает Паттерсон, на автомате принимая из рук пришельца зеленый шерстяной шарф. Гость насмешливо окидывает его, ошарашенного, внимательным взглядом и усмехается.

Очень знакомо, очень по-свойски.

– Ну, если тебе угодно, можешь звать меня Джеймсом, – говорит он. Шумный зал его не смущает, но в толпе он выискивает знакомую фигуру и потому на мгновение отвлекается от Бенджамина. Паттерсон не находит слов.

– Но мне, вообще-то, привычнее откликаться на Теодора, – добавляет мужчина.

Бен неверяще ему улыбается, отходит в сторону, пропуская в зал, и шарф вместе с пальто падает из его онемевших рук.

– Она у кафедры, – выдыхает Паттерсон. – Рядом с Генри.

Теодор усмехается и смело шагает в гудящий рой знакомых ему людей.