Существует множество воспоминаний о том, что позже было названо Второй марсианской войной, однако они сильно различаются по качеству и достоверности – большая часть из них, насколько я могу судить, была написана «очевидцами», находившимися глубоко в тылу, и основана на свидетельствах, полученных через вторые или даже третьи руки. Но, чтобы получить правдивые сведения, нужно свидетельство очевидца, наблюдавшего битву своими глазами и при этом достаточно удачливого, чтобы избежать смерти в мясорубке тех майских дней, – и, конечно, достаточно честного, чтобы изложить события именно такими, какими он или она их видели, не приукрашивая правду из соображений коммерции или собственного возвеличивания.

И, на мое счастье и счастье историков будущего, такие очевидцы существуют.

Одна из них – Чери Гилберт, ныне достаточно известная фигура. На тот момент ей было двадцать четыре года, и во время высадки марсиан неподалеку от Лос-Анджелеса она работала личным ассистентом директора кинокомпании «Парамаунт». Чери уже тогда имела больше навыков, чем обычный офисный клерк, а в индустрии на тот момент царил такой хаос, что время от времени ей приходилось брать на себя самые разные задачи, включая и технические. В 1921 году она даже неожиданно для себя стала оператором на съемках «Любовницы кайзера» Гриффита, поскольку инфлюэнца вывела из строя половину команды.

– Именно поэтому тебе нужно пойти со мной, – говорил Гомер Гирднер, пока, задыхаясь, вел Чери вверх по Маунт Ли, покрытому зеленью холму, возвышающемуся над Голливудом, а потом еще выше, в горы Сан-Гейбриел. В Лос-Анджелесе было всего семь утра пятницы (а в Англии в это время – чуть позже полудня, и я была заперта в корпусе медленно ползущего по земле лэндшипа, о чем речь пойдет позже). Но ветер, дувший с материка к морю, уже успел принести слабый запах гари. Чтобы открылся обзор на восток, надо было подняться повыше. Однако все знали, что марсиане приземлились именно там, в глубине материка, в стороне Сан-Бернардино. И свидетельства войны уже были очевидны.

Все было точно так же, как и в Нью-Йорке. Две волны цилиндров: первые пятьдесят с чем-то – просто пустышки, которые воздвигли на земле Кордон, готовя плацдарм для второй волны. Та прибыла часом позже и принесла с собой экипажи и боевые машины. В следующие несколько часов этот же сценарий повторился по всей планете. Казалось, что в Голливуде никто не ложился, следя за обрывистыми радиосводками с первых боев: подразделения Национальной гвардии и регулярных войск встретили огнем марсиан, выбравшихся из цилиндров, но без какого-либо заметного эффекта. Позже, через несколько часов, примерно к рассвету – вновь точно так же, как и в Нью-Йорке, – боевые машины марсиан вышли за пределы Кордона и начали наступление.

Поэтому теперь, этим ранним летним утром, спустя всего шесть часов после того, как в Калифорнии приземлился первый цилиндр, в холмах уже ощущался запах гари.

Гомер шел впереди по тропе, задыхаясь и обливаясь потом. Его слова прерывались одышкой – хотя, как отметила про себя Чери, это она тащила на себе видеокамеру, а сам Гомер нес только легкие катушки с пленкой.

– Я знал, что ты согласишься, – говорил он.

– Неужели?

– Ну перестань. Фигурально выражаясь, ты самый смелый парень из всех, кого я знаю.

– Очень мило с твоей стороны.

– Я серьезно. Это ведь ты продолжала снимать, когда на площадке «Нерона» декорации загорелись по-настоящему, – все остальные убежали, поджав хвосты, а ты сделала великолепные кадры. И еще я видел, как ты врезала актеру, который распускал руки.

– Меня за это чуть не уволили, – гневно сказала она, сама начиная задыхаться – тропа стала еще круче. – Повезло, что его разбитую губу оказалось несложно скрыть при помощи грима.

– Он получил по заслугам. Послушай, Чери, мы сегодня станем свидетелями исторических событий – да черт побери, мы сами творим историю! Мы единственные, кто заснимет, как марсиане входят в Лос-Анджелес. Это будут просто потрясающие кадры, и однажды фильм снимут уже о нас с тобой.

– Подозреваю, в этом фильме мы будем любовниками.

Он шел по тропе к ней спиной, но Чери была абсолютно уверена, что в этот момент он залился краской. Гомер был редактором сценариев и мечтал снимать собственные фильмы – черт возьми, да об этом все вокруг мечтали, за вычетом тех, кто грезил об актерской карьере, – и еще она знала, что он в нее влюблен.

– Так или иначе, – сказал он, – мы заработаем кучу денег.

Но Чери уже не слушала его. Запах гари усилился, и ей показалось, что в утреннем воздухе разносятся какие-то звуки: словно бы отдаленный рев, ликующий или яростный, словно крик огромного зверя: «Улла… Улла…»

Чери продолжала карабкаться вверх. Они должны были все выяснить – а что еще оставалось?

Наконец они добрались до площадки, которая, по словам Гомера, подходила для съемки; он сказал, что заранее ее приметил. Пока Чери устанавливала камеру на штативе, Гомер бросил коробки с пленкой, вынул из рюкзака радиоприемник и стал его настраивать, пытаясь поймать сигнал. Потом они оба принялись рыться в рюкзаке в поисках бутылок с водой.

Чери окинула взглядом открывшийся вид.

Место действительно было выбрано удачно. Лос-Анджелес расположен в низине, обрамленной горами на западе и востоке, и отсюда, с этой высоты, в объектив попадало все: и бесстыдный блеск Голливуда, и серая груда зданий в центре города. Прямо под ногами виднелось зеленое пятно Пасадены, пригорода с лужайками, кустами роз и вьющейся геранью; Чери давно вынашивала мечту когда-нибудь туда переехать. А на западе, за городом, простиралась бесконечность Тихого океана, все еще покрытая утренним туманом. Этим утром океан усеивали суда: яхты, пассажирские лайнеры и продолговатые серые силуэты боевых кораблей.

Дорога, ведущая из города, тоже казалась запруженной – хотя даже самые крупные автомобили выглядели отсюда ползущими муравьями. Чери показалось, что она услышала пронзительный свист паровоза, почти такой же тревожный, как и те жутковатые крики с востока.

Прошлой ночью, когда наконец выяснилось точное место приземления марсиан, бо́льшая часть ее знакомых в Лос-Анджелесе сказали, что планируют собрать вещи и убраться из города. Если они действительно решились уехать, то их путь наверняка лежал на север, в сторону Сан-Франциско, по лучшим шоссе и по прибрежной железнодорожной линии. Ей стало интересно, поставят ли камеры на вокзалах и вдоль шоссе, чтобы запечатлеть этот великий американский исход, повторяющий то, что случилось на Лонг-Айленде и до этого дважды в Лондоне.

Впрочем, пора было приниматься за дело. Она установила камеру, зарядила ее пленкой и вручную перемотала несколько кадров, настраивая панорамную съемку. После она развернула камеру и сфокусировала ее на Гомере, который сидел на грязной земле, надев наушники, и возился с радио.

– Вот дерьмо, – вдруг сказал он.

Чери нахмурилась: он редко ругался.

– Что случилось?

– Марсиане… Я настроился на KDZF.

Он был заядлым радиолюбителем, и Чери знала, что это была его любимая станция – и одна из наиболее заслуживающих доверия, поскольку ею владел Автомобильный клуб Южной Калифорнии.

– И еще перехватил переговоры нескольких полицейских отрядов.

– И что же делают марсиане?

– Они разрушили акведук. Река Оуэнс… Как только они выбрались из своей ямы, то немедленно послали туда отряд.

Чери, конечно, знала об акведуке – широком канале, по длине сопоставимом с расстоянием от Вашингтона до Нью-Йорка, который доставлял в Лос-Анджелес воду. И теперь этот великолепный образец гражданской архитектуры был разрушен – вот так запросто.

– Значит, они хорошо подготовились, – задумчиво произнесла Чери. – Перерезали главную артерию. И где они сейчас?

Гомер вслушался в передачу, и его глаза округлились. Он снял наушники, встал, огляделся вокруг и ткнул пальцем на восток:

– Вон там.

И в этот момент боевые машины марсиан как ни в чем не бывало прошагали по холмам прямо позади них.

– Господи, – произнес Гомер.

– Помоги мне.

– Что?

– Помоги развернуть камеру. Подавай пленку. Скорее, Гомер, черт побери! Мы же залезли сюда именно за этим!

Нажимая на рычаг, она смотрела сквозь объектив на уменьшенные копии марсиан. Она увидела пять, шесть, семь машин, рассыпавшихся по холмам. Чери снимала то панорамно, то крупным планом, пытаясь ухватить самую суть их движения. Сейчас издалека они казались ей не столько машинами, сколько грациозными животными: высокие и длинноногие, наподобие жирафов, они расхаживали по склонам в поисках лучшей позиции.

Пять лет назад, в своем родном городе Мэдисоне, штат Висконсин, она постоянно пересматривала фильм Гриффита «Марсианское лето», выпущенный в честь десятилетней годовщины Первой английской войны. Этот фильм с Чарли Чаплином – в фирменном образе обаятельного артиллериста-кокни – и Мэри Пикфорд, игравшей спасенную им девушку, в которую он позже влюбился, был одной из главных причин, по которым Чери вообще решила отправиться в Голливуд. Теперь же у нее было чувство, что снятые Гриффитом сцены с высокими и шаткими боевыми машинами, поверженными отважными британскими войсками под началом еще более отважных американских добровольцев, не очень-то близки к реальности.

Со стороны залива раздался грохот, заставив ее подпрыгнуть. Она потеряла фокус, и камера зашаталась.

Гомер схватил Чери за плечо и закричал:

– Смотри! С кораблей стреляют пушки!

Чери увидела клубы дыма у бортов тех самых серых силуэтов. Снарядов она разглядеть не могла, но вскоре увидела на холмах, где обосновались марсиане, взметнувшиеся фонтаны земли и услышала звуки взрывов. Пушки выстрелили еще раз и еще. Война началась. Чери спешно повернула камеру.

Гомер сжал кулаки:

– Да! Размажьте этих дьяволов! Видишь, сперва был небольшой недолет, потом перелет – это они окаймляют огнем, а следующими залпами…

Но марсиане закреплялись на своих позициях, и Чери увидела, как они поднимают свои ужасные механизмы, которые с виду так сильно напоминали кинокамеры, но на самом деле были чем-то совершенно иным. Некоторые, казалось, стреляли по снарядам, которые выпускали с кораблей, и те просто взрывались в воздухе, не причиняя марсианам ни малейшего вреда. Другие машины спускались по склонам, совершенно не обращая внимания на снаряды, которые продолжали врезаться в землю вокруг них.

– Я думаю… – начала Чери.

Гомер вдруг охнул:

– Снимай панораму, ради всего святого. Снимай! Город! Взгляни на город!

Она повернулась, продолжая вращать ручку.

И увидела, что наступающие марсиане поливают огнем Лос-Анджелес. Тепловые лучи, ровными линиями прорезавшие воздух, были невидимыми – объективу ее простенькой камеры они совершенно точно были недоступны, да и вообще их вряд ли удалось бы запечатлеть на пленку, – но не заметить их эффект было сложно. Город, который только что мирно спал в утреннем свете, теперь был охвачен пламенем, и в воздух вздымались столбы дыма. Через несколько минут Чери показалось, что она слышит звон пожарных колоколов и отдаленные крики. Она машинально уменьшила масштаб, чтобы захватить панораму.

– Боже, – сказал Гомер. – Это как Фриско после землетрясения. И где эта чертова армия?

– Примерно там же, где и чертов флот?

Чери указала на воду: одно из серых судов накренилось и горело.

– Боже, боже… Какая дальнобойность у этих тепловых лучей?

– Англичане утверждали, что по меньшей мере несколько миль. Гомер, ты думал, мы с тобой снимем, как марсиане маршируют к центру города, а Национальная гвардия героически сопротивляется? Но в этом же нет никакого смысла. Они могут так и оставаться на холмах и перестрелять всех прямо отсюда.

Грянул еще один колоссальный взрыв – на сей раз не похожий на раскат грома: казалось, будто какой-то исполин в гневе топнул ногой. Чери показалось, что земля под ней дрогнула.

Гомер в возбуждении указал на север. Там поднимались клубы черного дыма.

– Ты только посмотри! Они атаковали нефтеочистительные заводы!

Чери снова сняла панораму и затем приблизила кадр.

– Сперва акведук, теперь нефть.

– Это все летательные машины, которые производили разведку с английской территории, – сказал Гомер. – Они облетели весь мир и все изучили. Знают, куда бить.

– Да, – сказала Чери. – Город погибнет от жажды, потому что нет воды, а потом мы потеряем возможность сопротивляться, потому что не будет топлива.

Она огляделась и добавила:

– Они снова движутся.

Огромные машины шагали сквозь редевший туман, уверенно спускаясь вниз по склону, и теперь их невидимые тепловые лучи ударили по близлежащим пригородам у подножия холмов. Когда тепловой луч пронесся над Пасаденой, Чери зафиксировала камеру, снимая, как загораются зеленые лужайки, а дома разлетаются на куски, словно дешевые декорации.

– Надо убираться отсюда, – сказал Гомер.

– Я буду делать то, за чем мы пришли. Снимать, пока пленка не кончится.

Он потянул ее за рукав:

– Чери…

– Подай пленку или оставь меня в покое.

Он мгновение поколебался и нагнулся за новой коробкой.

А тем временем в Англии я сама шла в бой.