Мир номер два. Вымысел. Три желания
— Сдохнет она у тебя… — сказала Красная Шапочка и постучала пальцем по стеклу.
Рыбка не пошевелилась. Вид у нее и впрямь был неважнецкий. Чешуя поднялась дыбом, и Золотая Рыбка стала похожа на еловую шишку.
— Ты что, снова ей воду меняла?
Рыбка пошевелила ртом, и Шапочке показалось, что она выругалась. Матом.
— Ну так она ж роется! Всю муть подняла. Ищет незнамо что… Тварь неблагодарная! Корми ее… Пойду опять червей накопаю, что ли? Скотина прожорливая, весь сад из-за нее изрыла…
Клара нехотя взяла в руки со свежим маникюром лопату и вышла. Шапочка посмотрела в удаляющуюся спину, потом украдкой вытащила из корзинки небольшой пакетик с каким-то сероватым порошком и потрясла им перед аквариумом. Рыбка зашевелилась. Глаза ее смотрели страдальчески.
— Три! — сказала гостья раздельно. — Три же-ла-ния!
Рыбка с трудом развернулась в тесном узилище и встала к вымогательнице хвостом.
— Эй! — Шапка снова постучала пальцем. — Ты жить хочешь, нет?
— Дура, — с трудом шевеля губами, выговорила Рыбка. — Одно!
— Два! Два или ничего!
— Полтора. — Рыбка явно издевалась.
— Как это?
Красная Шапочка и впрямь была туповата. Всякий раз она загадывала одно и то же: чтобы бабушка воскресла. Нет чтобы Волк заблудился и ходил кругами по лесу, ничего не узнавая, плача и наталкиваясь на деревья. Рыбка представила себе эту картину и хмыкнула. Вода, проклятая пресная вода драла, словно наждаком, резала глаза. Рыбка задыхалась. Почему эта идиотка ни разу не попросила убить Волка? Впрочем, это было бы бесполезно. Волк, олицетворяющий Зло, был абсолютно бессмертен. Все в Лесу это знали.
— Ладно, — она шевельнула плавником. — Ладно! Два! Только скорее…
— Ага! — Шапочка подхватила со стола нечистую чашку с остатками кофейной гущи, зачерпнула ею из аквариума, всыпала содержимое пакетика и поболтала ложкой. Потом влила жидкость обратно в комнатный водоем.
— О-о-о…
Морская соль расходилась блаженными кругами, вода стала словно шелк. Рыбка в изнеможении закрыла глаза и привалилась боком к водорослям.
— Эй, эй! — забарабанили снаружи. — Ты не спи! Желания! Два! Два желания! Ты обещала!
— Говори… — пролепетала Рыбка. — Быстрее…
— Это… хочу, чтобы бабушка ожила!
— Готово! Давай второе.
— Ну и это… чтобы прыщей не было. Ни-ко-гда!
— Никогда, никогда… — пробурчала Рыбка. — Ничего не бывает никогда! Сладкого надо меньше жрать! Пирогов трескать! А чтоб никогда — замуж выходи! Вот тогда и полегчает!
— За кого ж мне выходить? — опешила Шапка. — Я это… не знаю!
— За принца! — бушевала воскресшая Золотая. — Вон их сколько шастает! Любого выбирай!
— Мне за принца не положено. — Глаза у Шапочки наполнились слезами. Слезы были солеными, совсем как вода, которая теперь не обдирала, не резала, не колола иголками, а струилась вокруг, словно атлас бального платья, и Рыбка смягчилась.
— Ты попроси, — посоветовала она. — Попроси в следующий раз! Я для тебя…
Она не договорила, потому что вернулась Клара с лопатой и жестянкой, полной червей.
— Вот сука, ты подумай! — воскликнула Клара, глядя на аквариум, в котором клубилась кофейная гуща. — Опять рылась! Опять воду менять! И чего она все время там ищет? Червей же я приношу! Я! Ты, скотина бессмысленная, — крикнула она Рыбке, тряся огромным розово-серым червем. — Жрать хочешь? Хочешь, а? Червяк! Еда! — надрывалась Клара, но Золотая надменно отвернулась и сделала вид, что спит. — Еда! Три желания! Три! Да повернись ты мордой, тьфу, лицом! К Лесу спиной, ко мне передом! Червяки! Много! Жирные! Три желания! Я ж тебя кормлю! Воду меняю!
Рыбка в бешенстве затрясла хвостом, закатила глаза и выплюнула попавшую в рот кофеинку.
— Не хочешь жрать? И не надо! Цаца позолоченная! Я за него все равно выйду! Потому что я тут самая умная! И красивая!
— Дылда ты недоученная! — взорвалась Рыбка. — Швабра! Доска, два соска!
— Что-о-о?! — задохнулась Клара. — Что ты сказала?! Да я… меня в модели звали! Два раза даже! Да что б ты понимала в красоте, селедка ты полудохлая! Воблядь! Ты ж еще при Рубенсе родилась! Лупоглазка ты целлюлитная с базедовой болезнью! Камбала с метеоризмом! Сдохнешь ты у меня теперь! Шиш тебе червей! Голодом заморю!
— Я пойду, — сказала Красная Шапочка. Делать у Клары было уже нечего. Бабушка воскресла, и ей надо было нести пирожки.
