Глава 25

Предполагая, что «Кенсингтон Мьюс» – это первый пункт в планах Роланда Хеманса на день, я хотел дождаться, когда он выйдет. Но продолжить слежку мне помешало сообщение от Элисон: Мне нужно тебе кое-что сказать, но с глазу на глаз. Ты не мог бы приехать домой?

Сказать кое-что с глазу на глаз. Обязательно было писать так туманно? Но торчать здесь проку тоже не было. И если она действительно хочет со мной поговорить…

В ответ я написал:

Бросив последний взгляд в сторону любовного свидания, которое имело место в этом доме прямо сейчас, я завел двигатель, развернулся и поехал домой.

Через сорок ничем не примечательных минут я уже въехал на нашу подъездную дорожку, вздымая за собой столб пыли, который клубился в зеркале заднего вида. Сэм лежал на лужайке перед домом, подперев худенькой рукой свою белокурую голову.

Выбравшись из машины и подойдя ближе, я увидел, что он со своим фирменным «сердитым лбом» на лице копает палкой небольшую ямку, рядом с которой быстро росла горка земли.

До похищения я мог назвать Сэма приятным и уравновешенным ребенком. Он был как моторчик, которому требуется лишь нужная комбинация определенных элементов, чтобы продолжать и дальше жизнерадостно тарахтеть, только масло, бензин и кислород ему заменяли еда, сон и Эмма.

Сестра являлась неотъемлемым условием его счастья. Они были постоянными спутниками буквально с момента зачатия, и ночь со среды на четверг стала первой в их жизни, которую они провели не вместе.

Поэтому сейчас, когда ее не было рядом, он не знал, куда себя деть.

– Привет, малыш, как дела?

– Нормально, – буркнул он.

– Думаешь об Эмме, да, сынок?

– Ага, – сказал он, по-прежнему не поднимая глаз.

– А что бы ты делал, если бы Эмма сейчас оказалась здесь?

– Наверное, поиграл бы в желуди.

Я никогда не понимал до конца смысла игры в желуди, главным принципом которой был какой-то замысловатый обмен, но все равно предложил:

– Давай я сыграю с тобой в желуди.

– Не хочу, без Эммы не получится. Ты не умеешь.

Не поспоришь.

– Хочешь, пойдем побродим? – спросил я.

«Бродить» для Сэма означало гулять по лесу вокруг нашего дома. Мы называли друг друга бродягами, потому что у нас не было определенной цели. Мы просто ходили кругами, исследовали поваленные деревья, пересохшие русла ручьев и разглядывали зверушек или их следы, попадавшиеся на пути.

Обычно Сэм это очень любил. Но сегодня он ответил только:

– Не-а.

Я вспомнил слова Элисон о том, что Сэму надо помогать приятно проводить время.

– Ну хорошо. Я сейчас пойду и поговорю немного с мамой, а ты тем временем подумай, чем бы мы с тобой потом могли заняться, договорились?

– Ага, – ответил он.

Я оставил его копать дальше свою ямку, а сам вошел в дом. Мне не хотелось нарушать тишину в доме, поэтому я не стал ее звать, а просто тихо пошел по комнатам. Я нашел Элисон в прачечной. Она смотрела в окно на Сэма, сжимая в руках розовое платье Эммы, которое, видимо, только что достала из стиральной машины. Эмма питала к нему особенную привязанность и отказывалась отдать на благотворительность, хотя оно стало ей так коротко, что едва доходило до попы.

Эта сцена как будто заставила меня заглянуть в будущее, в котором мы превратились в одну из тех достойных сочувствия семейных пар, которые, с трудом преодолевая остаток жизненного пути, превращают комнату умершего ребенка в храм, будто он в любую минуту может вернуться, и не желают признать очевидного. Окружающие тем временем ходят вокруг нас на цыпочках, не осмеливаясь сказать правду – что нашей дочери больше нет и что надо как-то жить дальше, – но не понимают, что и мы тоже превратились в покойников. Наши тела упрямо продолжают существовать по инерции, хотя внутри мы уже мертвы.

Пока я невидящим взором смотрел на платье, Элисон подняла голову.

– Привет, – сказала она, резко встряхивая его и вешая сушиться.

– Привет, – ответил я.

Она подошла к стиральной машине, чтобы вынуть новую партию мокрого белья.

– Ты хотела со мной поговорить? – спросил я.

– Что?

– Я получил сообщение. Ты написала, что хочешь поговорить.

Она резко вскинула голову.

– Я ничего тебе не писала.

Я уже потянулся за телефоном, чтобы показать ей сообщение и убедить в обратном, но понял, что в этом нет смысла.

– Что в нем? – спросила Элисон.

– Ничего особенного. Просто чтобы я вернулся домой, потому что ты хочешь что-то сказать мне с глазу на глаз.

– Нет, это точно не я.

– Значит, они, – сказал я, понимая, что нет нужды объяснять, что за «они». – Но зачем?

Не успела Элисон выдвинуть какое-нибудь предположение, как ответ стал мне очевиден.

– Боже мой, они, наверное, узнали, что я слежу за Хемансом, и решили мне помешать.

– Что значит «слежу за Хемансом»? Так это и есть твоя «догадка»?

Я рассказал жене, как провел утро, и она сделала недовольное лицо.

– В чем дело? – спросил я.

– Не знаю. Ты ведь даже не умеешь этого делать. У тебя нет специальной подготовки. Что, если тебя заметили?

– Я был осторожен.

– И все равно риск слишком велик. Если они об этом узнали и наказали за это Эмму…

– Да-да, ты права, – сдался я, – я больше не буду, просто… Просто я устал сидеть и ничего не делать.

– Понимаю. По правде говоря, мне за это время удалось кое-что сделать. Помнишь, я говорила тебе о лаборатории в Уильямсбурге?

– Да, есть новости?

– Да. Они сказали, что ДНК будет пустой тратой времени, но пообещали снять отпечатки пальцев с предметов, которые мы нашли в присланных похитителями коробках. Для сравнения я отвезла им ключи от «Хонды» и тостер, на которых точно есть отпечатки Джастины. Но им, чтобы исключать тебя и меня, нужны наши отпечатки. Все необходимое стоит на кухне, я заехала в лабораторию вчера после зоопарка.

Элисон тяжело вздохнула.

– Что такое?

– Да так, вспомнила о Карен и Дженни… В общем, я понимаю, что они просто хотели меня отвлечь и вести себя как обычно (в кавычках), но Дженни без конца жаловалась на график работы, потому что в ее идеальной жизни, в которой ничего не происходит, больше жаловаться не на что, а Карен завела свою обычную песню – как у них в доме все вверх дном, как Марк не может быть мужиком и потребовать прибавки, как все изменилось в сфере социального страхования и никто не хочет брать ее на работу после такого большого перерыва, как несправедлив мир к женщинам с детьми и так далее и так далее.

Да, может, они и хотели отвлечь меня от мыслей об Эмме. Но… я просто… чуть не сказала: серьезно? Вы серьезно? Это что, все и правда так важно? Вот я перед вами сижу и как будто не могу даже дышать, как будто готова просто зарыть себя в землю прямо сейчас. Но не могу, потому что у меня еще есть сын и я должна сделать так, чтобы он не сошел с ума, и…

Отрывистым смешком она выразила свое презрение.

– Карен, правда, сегодня утром позвонила и извинилась. Поняла, видимо, что они не проявили вчера ни капли чуткости, – сказала она, – но все-таки.

– Ну да, – сказал я, глядя, как она вешает на сушилку еще одно платье. – А Сэмми хотя бы хорошо провел время?

– Да. Кстати, пока не забыла, сегодня утром Карен высказала одну мысль, и я хотела тебе рассказать.

– Да?

– Она считает, что если нам уже доставили две посылки, то вскоре последует и третья.

– Так, и что?

– Она предлагает наблюдать за домом по ночам. Считает, что можно поймать за руку того, кто доставит коробку, а потом хорошенько его прижать и заставить рассказать, где они держат Эмму. Говорит, что она, Дженни и Джейсон могут дежурить по очереди.

– Как ты себе это представляешь? Сидеть на крыльце с дробовиком в руках?

– Ну не так явно, но примерно да. Ну, что скажешь?

Я прислонился к дверному косяку, пытаясь понять, могут ли у этого быть какие-то последствия. Сразу на ум ничего не пришло.

– Ну, думаю, это будет правильно.

– Я тоже ей так сказала. Кажется, они планируют начать уже сегодня.

– Отлично, – сказал я.

– Вот и хорошо. Кстати, сними у себя отпечатки пальцев. Я хочу уже сделать это и забыть.

– Конечно.

– Делай все по инструкции, запасных материалов у меня нет.

Сняв с каждого пальца по отпечатку и разложив по соответствующим коробочкам, я вновь вышел на улицу. Сэм закапывал ямку обратно, ровняя землю все той же палкой.

– Ну что, малыш, – сказал я, – решил, чем мы с тобой сейчас займемся?

– Можно пойти ловить рыбу, – сказал он, не поднимая глаз.

Я посмотрел в сторону реки. Стоял полдень, прилив поднялся только до половины, и от ветра река подернулась рябью. В такую погоду клева не будет. С таким же успехом удочки можно было забросить на лужайку перед домом. Но тот, кто думает, что на рыбалку со своим ребенком нужно ходить ради улова, не понимает смысла этого занятия. Особенно в такой день, как сегодня.

– Отличная идея, – сказал я, – пойдем собираться.

Сэм поднялся на ноги.

Взяв все необходимое, мы спустились к воде. У нас есть небольшой пирс, который за все эти годы не смели многочисленные шторма и бури. Встав на самый край, можно было забросить удочку на глубину и поймать умбрину, крокера, красного горбыля, иногда даже окуня, если, конечно, погода была не такая, как сегодня.

Я отрезал маленький кусочек кальмара, который Сэм тут же выхватил у меня из рук. Это было большим достижением этого лета: они с Эммой научились без моей помощи насаживать наживку на крючок и забрасывать удочку. В итоге его поплавок закачался на волнах еще раньше, чем мой.

Потом мы сели и стали ждать. В последнее время Сэм стал терпеливее, чем раньше, и научился не дергать удочку при малейших признаках поклевки.

– Чем занимался утром? – спросил я.

– Да так, – пожал плечами он.

– Телевизор смотрел?

– Ага.

– А что ел на завтрак?

– Французский тост.

Сэм неподвижно смотрел на реку. Ветер трепал его тонкие волосы.

– Правда? А вчера в зоопарке тебе понравилось? – спросил я.

– Ага.

– Акул видел?

В зоопарке Вирджинии есть большой аквариум с соленой водой, в котором содержатся несколько некрупных акул. Сэм мог простоять полчаса – для шестилетнего мальчика это вечность, – наблюдая за тем, как они нарезают круги. Элисон каждый раз делала вид, что боится акул, а Сэм ее успокаивал, убеждая, что они все равно за стеклом.

– Ага.

– Маме сказал не бояться?

И Сэм бесхитростно, как все маленькие мальчики, ответил:

– А мамы с нами не было.

– Она, наверное, пошла выпить кофе? – спросил я.

– Нет. Она вообще не пошла. Меня водили тетя Карен и тетя Дженни.

– Ты хочешь сказать, что мама вообще не пошла в зоопарк?

– Ну да, – ответил он с облегчением, как будто до меня наконец дошло.

– Где же она была?

– Ушла по делам, – сказал он.

– По каким еще делам?

Сэм пожал плечами и невнятно буркнул «не знаю».

– Ты уверен, малыш, что мамы с вами не было?

– Ага, – только и сказал он.

Я вновь уставился на воду и неподвижно застывший поплавок. Но думал уже не о рыбалке.