Глава 3

После того, как император ушел… на этот раз окончательно… меня попросту вырубило. Причем мгновенно, так что я даже не успела сообразить, что произошло. А когда пришла в себя, то оказалось, что обстановка вокруг разительно изменилась, и вместо богато убранной спальни меня забросило в небольшую, скупо обставленную комнатушку с одним-единственным крохотным окном и рассохшейся деревянной дверью.

Окно, кстати, было зарешеченным. За мутным стеклом угадывалась куцая полоска неба и расплывчатый желтый круг, который я опознала как местное солнце. Однако в самой комнате было не жарко. Пол и стены здесь оказались каменными, словно меня заточили в темнице. Вместо постели обнаружился деревянный топчан со свежим, но далеко не новым бельем, и крохотной подушкой, набитой, как вскоре выяснилось, обычным сеном.

Сходство с темницей усиливалось еще и потому, что возле окна на стене виднелись характерные царапины. До надписей типа «здесь был Вася» мой предшественник не опустился, но ряд вертикальных черточек, расположенных группами по семь штук и зачеркнутых поперечными линиями, наводил на мысль, что кто-то здесь отсчитывал дни и недели. Причем делал это никак не меньше нескольких лет, потому что царапины занимали большую часть стены и спускались вниз до самого пола.

Кроме меня, в комнате никого не оказалось. На стуле аккуратной стопкой лежала чистая одежда: грубые холщовые штаны, такая же холщовая рубашка. Рядом стояли короткие сапожки, причем гораздо большего размера, чем требовались на детскую ногу. Но даже такая одежда была очень кстати, потому что ничего другого не имелось: в комнату меня доставили в том же виде, в каком я отключилась. То есть, голышом. Зато, пока я была в отключке, кто-то обрил мне голову, избавив от необходимости возиться с прической. Магическая печать тоже исчезла, однако кожа на груди все еще саднила, будто после ожога. А стоило ее потереть, как на ней тут же проступили красные линии, сложившиеся во вполне узнаваемую звезду.

Значит, ритуал действительно имел место быть. Уже хорошо. Но что произошло потом, и куда подевался Тизар, которому его величество поручил заняться моим обучением?

Так. И еще один вопрос: где тут туалет?

Ага, вижу. Ниша в дальнем углу — это вовсе не ниша, а проход в соседнюю, совсем уж крохотную комнатушку, где нашлась не только дыра в полу вполне понятного назначения, но и бочка с водой. На низенькой скамейке лежало полотенце и стояла плошка с жидким мылом, а вот вода в бочке оказалась ледяной. Что, впрочем, не помешало мне вымыться и разобраться с другими потребностями, попутно задаваясь вопросом, кто тут будет убирать и менять воду.

Отвечать на него никто не спешил. Однако стоило мне вернуться и потереть отчаянно ноющую грудину, как дверь с тихим скрипом отворилась, а на пороге возник одетый во все черное незнакомец. Он был один. Среднего роста, худощавый, смуглокожий, отчего на мгновение показалось, что в комнате неведомым образом появился японский ниндзя. Правда, разрез глаз у него оказался нормальным, брови выгорели почти до белизны, а радужки были светло-серого, совсем нехарактерного для южан, цвета. Но это, собственно, и все, что можно было сказать о визитере, потому что большая часть его лица оказалась закрыта черной повязкой.

— Одевайся, — сухо велел «ниндзя», обратив на меня бесстрастный взор. А когда я исполнила приказ, с непривычки путаясь в незнакомой одежде и с трудом сообразив, что же делать с портянками, так же сухо добавил: — Меня зовут мастер Зен. Я буду твоим учителем.

— Вы — тень? — осторожно уточнила я, но наткнулась на острый взгляд льдисто-серых глаз и осеклась.

— Никаких вопросов. Я говорю — ты делаешь. Понял?

Я молча кивнула. Хотя, наверное, правильнее было бы сказать «кивнул». Пора бы уже привыкать к новому телу, потому что в ближайшие лет десять-пятнадцать мне точно ничего другого не светит, даже в том случае, если этот мир знаком с понятием «смена пола». А если такую магию еще не придумали, то обживаться следовало тем более, ведь иных перспектив попросту не имелось.

— Идем, — велел мастер, удивительно плавным движением отступив в коридор. А затем развернулся и двинулся прочь, не озаботившись проверить, следую ли я за ним. На ногах у мужчины были надеты мягкие «тапочки» вроде теннисных, поэтому шума мастер Зен не производил вообще. А двигался он, несмотря на легкую хромоту, настолько плавно, что я поневоле позавидовала… то есть, позавидовал, конечно. Надо почаще повторять, что я больше не Марина, а Мар, иначе вляпаюсь по полной программе.

Пройдя через узкий коридор и оказавшись перед развилкой, учитель свернул в правое ответвление и вскоре привел меня в большой полукруглый зал с двумя оружейными стойками по обе стороны двери. Справа оружие было деревянным, начиная от коротких палок и заканчивая копьями. Слева, соответственно, настоящим: мечи, булавы, сабли… Тренировочные или боевые, не знаю. Я в этом мало что понимаю, но выглядели они внушительно.

— Здесь ты должен будешь появляться в то время, когда я скажу, — сообщил мастер Зен, остановившись в центре зала и развернувшись ко мне лицом. — И уйдешь отсюда лишь после того, как получишь разрешение. Зал для стрельбы находится чуть дальше по центральному ответвлению. Комната для остальных занятий — по левому. Когда придется время, тебя туда позовут. Ты хочешь задать какой-то вопрос?

Перехватив острый взгляд учителя, я поспешила… тьфу ты, черт, поспешил!.. мотнуть головой.

— В ближайшее время тебе придется проводить здесь большую часть времени. Сколько — зависит исключительно от тебя. Когда я посчитаю тебя готовым, ты уйдешь. Если по прошествии положенного срока ты не будешь готов, ты тоже уйдешь, но тенью уже никогда не станешь.

Хм. Это как раз понятно. Но хотелось бы поточнее знать, где мы, сколько конкретно времени займет обучение, что такое в понимании учителя «остальные занятия» и где, чтоб его, бродит Тизар, которого можно озадачить накопившимися вопросами.

— Раздевайся, — оторвал меня от размышлений бесстрастный голос мастера Зена, и я принял…ся (угу, уже привыкаю) послушно разоблачаться, гадая про себя, зачем было заставлять меня одеваться, если одежда на занятии не понадобится. Обувь, естественно, тоже снял, а исчезновению портянок даже порадовался: полагаю, что стер бы себе ноги до крови, если бы продолжил тренировку в сапогах. — Стой.

Я так же послушно замер, держа в руках примитивного покроя рубашку и чувствуя себя не слишком уютно босиком и в одних коротких подштанниках.

— Оставь одежду у входа и подойти.

Пришлось исполнить и это. И даже выдержать откровенно изучающий взгляд учителя, который раза три прошелся по мне с ног до головы и при этом оставил стойкое ощущение недовольства. Впрочем, мастер ничего больше не сказал, а вот я обратил внимание, что все это время из его ноздрей потихоньку сочился пар. Тогда как мое дыхание было практически незаметным, словно с новым телом и впрямь творилось что-то неладное.

Видимо, учитель тоже об этом подумал, потому что подошел вплотную и тщательно меня ощупал. Предплечья, плечи, спина, грудь, ноги… он все мои мышцы промял железными пальцами. И это было больно. К тому же, у мастера Зена руки хоть были и горячими, но не вызывали даже толики положительных эмоций. Они не согревали, а просто жгли. Грубо. Равнодушно, что ли?

Это было не очень понятно, но задавать вопросы мне запретили, поэтому пришлось довольствоваться догадками. Поскольку осматривал и изучал меня учитель довольно долго, а затем принялся без особых церемоний гнуть и выворачивать под всевозможными углами, то времени подумать было достаточно. И к тому моменту, как мастер Зен закончил издеваться, а недовольная складочка на его лбу слегка разгладилась, я пришел к выводу, что отличаюсь от других людей не так уж сильно. Пожалуй, лишь нечувствительность к холоду вызвала у мастера недоумение. Тогда как все остальное, если верить ощущениям, его вполне устроило.

Кстати, в процессе осмотра я запоздало сообразил, что снова упустил из виду магические нити. Усилием воли вернул эту полезную способность, тем самым подтвердив первоначальное предположение, что нити видны лишь вот в таком, слегка измененном состоянии, когда мир кажется серым и размытым. Заодно потренировался, меняя фокусировку с обычного на «второе» зрение. И почти сразу обнаружил еще одну любопытную вещь: оказывается, магии в тренировочном зале практически не было. Нити заклинаний… а надо полагать, это и впрямь они… я видел, но здесь они оказались вплавлены в камень. Примерно на высоте полутора-двух человеческих ростов, так что дотянуться до них у меня бы при всем желании не получилось. А вот вокруг мастера Зена я обнаружил сразу несколько беспорядочно вьющихся ниточек и, мысленно сравнив их с аурой того же Тизара, пришел к выводу, что мой учитель, скорее всего, не маг.

Хорошо это или плохо, было неясно. Но от заманчивой мысли до них дотронуться я решил отказаться. Хотя бы из тех соображений, что не знал, известно ли учителю о моем даре, и не получится ли так, что я по неосторожности его покалечу.

Наконец, мастер Зен оставил меня в покое, отошел в центр зала и выдал самое странное распоряжение, какое я только слышал: бежать… бежать до полного изнеможения, пока не упаду.

Зачем ему это понадобилось, он не сказал, а я не спрашивал. Просто побежал по кругу, считая про себя шаги и гадая, насколько меня хватит. Хватило, конечно же, ненадолго — минут через пятнадцать я споткнулся в первый раз. Еще через десять — во второй. А затем считать шаги стало неудобно, и мне, чтобы не зацикливаться на отвратительно медленно идущем времени, пришлось считать количество падений, которые стали происходить все чаще.

Само собой, возможности нового тела оказались смехотворными. Будучи в здравом уме и трезвой памяти, я прекрасно сознавал, что долго не выдержу. Натруженные мышцы, кому бы раньше ни принадлежали, ныли и болели по-настоящему. Заставлять себя бежать с каждой минутой становилось все сложнее. Будь я и в самом деле мальчишкой, то давно бы уже сдался, но воля взрослого — это совсем не то, что воля ребенка. Да и сохраняющаяся во мне эмоциональная пустота позволяла отстраниться от неприятных ощущений. Однако даже с ее помощью меня хватило всего на двадцать четыре падения, после чего я распластался на полу и лишь жадно хватал ртом воздух, гадая про себя, достаточно ли я себя вымотал, и как это аукнется на следующий день.

Учитель, вопреки ожиданиям, снова ничего не сказал. Не похвалил, не поругал. Подняв с пола мое обмякшее тело, он просто вернул его в выделенную комнату и, сгрузив на топчан, ушел, оставив меня растерянно моргать в попытке сообразить, что же это было.

Одежду он принес чуть позже. Так же молча положил на стул и ушел, на этот раз — насовсем. Но мне понадобилось почти полчаса, чтобы снова обрести способность двигаться. И еще час, чтобы заставить себя сползти с топчана, дотащиться до бочки и плеснуть в лицо холодной водой. Вода, кстати, уже была чистой. А полотенце, которым я вытерся в прошлый раз, сухим. Видимо, над ними все же поработала магия, потому что следов чужого присутствия в комнате не осталось.

Именно в этот момент я обнаружил, что одна-единственная ниточка из великого множества заклинаний, опутывающих место моего временного заточения, осталась на свободе. Похоже, какой-то ротозей не убрал ее в камень полностью, поэтому крохотный кончик дразняще торчал из стены прямо у меня перед носом. Да, именно здесь, в уборной, рядом с криво стоящей скамейкой, на которую мне пришлось опуститься, чтобы не упасть.

Цвет у ниточки оказался ярко-зеленым, поэтому мне показалось, что прикосновение к ней должно быть безопасным. В старом мире я всегда переходил дорогу на зеленый свет светофора, отдыхал на фоне зеленой природы, мне годами прививали привычку воспринимать именно этот цвет как разрешающий. И даже здесь, в новом мире, серьга Тизара загорелась зеленым светом, когда у него получилось настроить магический переводчик. Поэтому я посмотрел на ниточку и подумал: «какого черта»?! А затем цапнул ее сразу всей пятерней. Вздрогнул от ощущения, какое бывает, если неосторожно сунуть пальцы в розетку. Рвано выдохнул, когда меня с ног до головы окатило бешеным жаром, и все-таки навернулся с криво стоящей скамейки. Но даже ударившись виском об стену и словив целое облако разноцветных звездочек, успел подумать:

— «А все же ты обманул меня, Тизар!»

И только после этого потерял сознание.

 ***

 Сказать, что именно с этого дня началась моя учеба, было бы самонадеянно — по-настоящему мастер Зен занялся мной гораздо позже. Но первый шаг я сделал именно тогда. Сам. И, полагаю, именно поэтому процесс обучения пошел немного не по тому пути, который уготовил для меня Тизар.

Пожалуй, стоит оговориться, что мага я в первый раз увидел лишь через несколько месяцев после того, как оказался в тренировочном зале. Но его незримое присутствие ощущал почти постоянно, потому что каждый вечер, строго в одно и то же время, на столе в моей комнате появлялся небольшой магический шар, который я с удовольствием поглощал и лишь после этого чувствовал настоящую сытость.

Распорядок дня был предельно прост: с восходом солнца меня будил мастер Зен. Я быстро умывался, одевался, проклиная про себя неудобные портянки. Затем одна за другой следовали две тренировки — одна попроще, вроде затянувшейся разминки, вторая уже настоящая, сперва двух-, а затем и трехчасовая, в процессе которой учитель со знанием дела наращивал моему телу мышечный корсет. Затем следовал короткий отдых. Легкий завтрак. Еще один перерыв для усвоения пищи. За ним — уже большая тренировка с упором на силу или же выносливость, на усмотрение мастера. После этого снова следовал отдых. Скромный, но сытный обед, которым, впрочем, я все равно не наедался. За ним, как следовало догадаться, очередная тренировка, только уже на растяжку, которую учитель обычно с совмещал с теоретической частью. Наконец, ужин. Еще немного теории перед сном. Порция магии, которая, по задумке, должна была держать мои резервы заполненными. Наконец, следовал короткий сон и новый рассвет, после чего все повторялось сначала…

Уже через неделю стало ясно, что, если не вести учет времени, я быстро потеряю ориентиры. С погодой за окном творилось что-то непонятное: стекла в комнате оказались мутными до безобразия, различить что-либо за ними не представлялось возможным, поэтому я по-прежнему не знал, где именно нахожусь, мог лишь догадываться, какая погода за окном, и чаще всего ориентировался на наличие или отсутствие света. Но и это не всегда помогало, потому что нередко мои ощущения не совпадали с тем, что «показывалось» снаружи. Так что в конце концов пришлось последовать примеру предшественника и начать рисовать отметки на стене, чтобы иметь хоть какое-то представление о времени.

С часами все оказалось сложнее. Хронометра мне, разумеется, никто не предоставил, поэтому в течение дня было нелегко определить, сколько времени осталось до перерыва. Когда наступит утро, а когда, наоборот, нужно готовиться ко сну. Но через несколько недель однообразных, утомительных, практически не отличающихся друг от друга дней я все же начал улавливать границы временных отрезков. К примеру, научился просыпаться за несколько минут до того, как учитель откроет дверь в мою комнату. По сосущему чувству под ложечкой прикидывал, что вскоре настанет время обеда. По трясущимся поджилкам мог точно сказать, сколько длится та или иная тренировка. И выработал в себе ценную способность отрубаться в тот самый миг, когда голова коснется подушки.

На тренировках мастер Зен требовал полной отдачи и, как правило, не выпускал из зала, пока не убеждался, что больше не сумеет выжать из меня ни единого лишнего движения. Он не был жесток. Никогда не повышал голос и не требовал невозможного. И лишь когда становилось ясно, что прежний темп меня уже не выматывает, постепенно увеличивал нагрузку.

Почти полгода он гонял меня по залу, заставляя делать простейшие, известные всем с детства упражнения для укрепления мышц и связок. Полгода однообразных прыжков, бега, подтягиваний и растяжки. И только когда мое тело достаточно окрепло для следующего этапа, мастер взял самую легкую и тонкую палку и начал добавлять в процесс обучения стойки, связки и удары.

На то, чтобы запомнить их все и научиться выполнять без ошибок, у меня ушло почти полгода. Еще год — чтобы отработать движения до полного автоматизма. Быть может, будучи взрослым, я справился бы с задачей гораздо раньше, но от природы гибкое, податливое, легко запоминающее новую информацию тело обладало и рядом отрицательных качеств. В частности, у него были трудности с точными, особенно мелкими, движениями, проблемы с координацией и полностью отсутствовала наработанная база рефлексов. Практически все их приходилось создавать заново, из-за чего порой казалось, что я не учусь, а отлаживаю работу чертовски сложного механизма. Тут надо было притереться шестеренкам, там запаздывал сигнал, здесь не хватало мощности…

Это было очень утомительное время. Даже с моей способностью отключать эмоции собственная неуклюжесть порой раздражала. Но к концу второго года стало полегче. «Шестеренки», по-видимому, притерлись, мощности моему телу учитель прибавил, базу для дальнейшей работы ему тоже удалось создать. И вот тогда пришел черед не палок, а предельно точной имитации настоящего оружия, после чего для меня настал форменный ад.

Я быстро осознал, мастер Зен был не просто мастером своего дела, но и очень жестким человеком. Нет, он по-прежнему не кричал, не матерился, не обзывал меня бестолочью или болваном… он просто каждый день доводил меня до изнеможения. До полнейшего, порой даже иссушающего бессилия. И если раньше мои промахи заканчивались безобидными ссадинами и шишками, то теперь за каждый неправильный поставленный блок или дыру в защите я получал полноценный удар. А вместе с ним — огромные гематомы, ушибы, растянутые связки, мышцы… и это при том, что серьезных увечий учитель стремился не допускать.

Как он однажды сказал: цена создания тени высока, однако цена даже одной ее ошибки намного выше, поэтому в отношении учеников недопустимы жалость, сочувствие и даже крохотные поблажки. У тени не бывает второго шанса. Ее первая же ошибка, как правило, становится последней, и именно поэтому мастер Зен занимался со мной так плотно.

Он учил меня всему: быстро бегать, высоко прыгать, проворно лазать, сражаться с оружием и без, делая максимальный упор на два направления — стрелковое оружие, в том числе метательные ножи, лук и арбалет, особенно скрытого ношения. А также на ближний бой, потому что для тени именно эти вещи были наиболее актуальны.

С дистанционными оружием особых проблем не возникло: у моего нового тела оказался хороший глазомер, так что научиться правильно целиться и спускать тетиву было делом техники. А вот с ближним боем все оказалось сложнее: учитель, несмотря на хромоту и некоторую неловкость в левой руке, оказался невероятно, просто нечеловечески скор, сила его ударов была такова, что он с легкостью пробивал кулаком деревянный щит. А еще он был вынослив как дьявол и уставать, по-моему, не умел вообще. И это не преувеличение: учитель, как знаменитый ведьмак из известной саги, обладал рядом необъяснимых, но весьма специфических свойств, которые попросту не могли возникнуть естественным путем. Но спрашивать было по-прежнему запрещено, поэтому я молча терпел и ждал, когда же мастер Зен снизойдет до объяснений.

Он, к слову, не любил этого делать. Он вообще крайне мало говорил. А как только убедился, что я запомнил не только время начала занятий, но и выучил набор его любимых жестов, то по утрам уже не приходил меня будить. А все наше общение свелось к командам в тренировочном зале и едва заметным знакам одобрения или недовольства, которыми наставник сопровождал мои успехи и неудачи.

Сказать, что я проникся к нему уважением, значило не сказать ничего. Учитель стал, что называется, центром моего мира. Хромой мастер день за днем выковывал из меня то, что считал нужным. Он так легко угадывал мои намерения и с такой легкостью пресекал даже маленькие хитрости, что становилось ясно: я был у него не единственным учеником. Однако со мной он проводил так много времени, что не оставалось сомнений: конкретно сейчас я у него один. Правда, учитель не сообщал, куда исчезает после окончания тренировки, а главное, не говорил, как именно это делает, если выхода на улицу мне при всем своем упорстве до сих пор обнаружить не удалось.

Собственно, я и понятия не имел, что же это такое — моя тюрьма. Какие у нее размеры. Где она находится. Сколько в ней этажей. И есть ли тут хотя бы одна лестница. Окон в ней имелось на удивление мало, и они оказались закрыты все тем же мутным стеклом, отчего было непонятно, горы вокруг или море, лето сейчас или зима. В том числе и поэтому в первое время мой мир сжался до размеров спальной комнаты, где я проводил всего несколько часов в день, и тренировочного зала, откуда я практически не вылезал. Собственно, если бы появилась такая возможность, я бы пожертвовал даже сном, отказался от еды, лишь бы не тратить силы на транспортировку изнывающего от нагрузок тела. Но в спальне у меня оставался ма-а-аленький секрет, о существовании которого я не сказал ни мастеру Зену, ни даже Тизару.

Да, та самая зеленая ниточка…

Однажды Тизар сказал, что мне недоступна магия, но потом оказалось, что это не совсем так. Я понял это, когда вспомнил встречу с принцем Каррианом и то, как сумел дотронуться до его ауры. Тогда я сделал это интуитивно. Более того, она отозвалась на прикосновение, хотя Тизар утверждал, что такого не бывает. Получается, он все-таки солгал? Ну, или слукавил, что в принципе одно и то же, потому что на самом деле я мог пользоваться магией. Не создавать заклинания, нет, тут меня не обманули. Но воспользоваться чужими нитями мне было вполне по силам!

Более того, насчет зеленой ниточки я не ошибся, и она действительно оказалась полезной. Чем-то похожая на высоковольтный провод, она содержала в себе такую прорву энергии, что ее хватало, чтобы полностью гасить периодически возникающее во мне чувство иррационального, но очень сильного голода. Нить стала для меня альтернативным источником питания. С ее помощью я мог долго обходиться без пищи и воды. После «подключения» у меня с невероятной скоростью затягивались раны. Я ощущал прилив сил, как и тогда, когда Тизар «кормил» своей магией. Правда, в первый раз меня знатно тряхнуло, но путем проб и ошибок я вскоре нашел безопасную дозу и каждый вечер, перед сном, потихоньку выкачивал из нити энергию, с удовлетворением подмечая, что с каждым разом это удается все легче.

По мере того, как я изучал свободную нить, как-то незаметно выяснилось, что я могу видеть не только ее, но и энергию, которую оттуда забираю. Более того, способен менять ее потоки внутри себя, усилием воли сосредотачивать полученную энергию в тех местах, где она больше всего требовалась. Задерживать, ускорять, разворачивать ее движение вспять. И даже сбрасывать вовне обратно излишки, если они успевали образовываться.

В отсутствии зеркала наблюдать за собой было не слишком удобно, но даже так не оставалось сомнений, что изначально во мне существовали точно такие же нити-каналы, как у других магов, только по какой-то причине они не были заполнены. Вернее, они не могли самостоятельно наполнять себя энергией извне. Наверное, дефект развития. А может, врожденная недостаточность какого-нибудь магического клапана. Черт его знает. Но именно по этой причине они были не видны, так что, если аура того же Тизара походила на разноцветное веретено, и даже у мастера Зена имелись единичные ниточки вокруг тела, то я в этом плане выглядел невидимкой. Пустым местом. Ровно до тех пор, пока не подключался к нити напрямую. Да и потом, оборвав с ней связь, энергия примерно с полчаса циркулировала в моем теле… ну, в ауре, естественно… и лишь после этого окончательно растворялась. Если, конечно, я не расходовал ее на какой-нибудь синяк или царапину.

С регулярно появляющимся на столе кусочком магии дело обстояло таким же образом. За тем лишь исключением, что он исчезал в моей ладони мгновенно, и я никак не мог изловчиться, чтобы использовать его по собственному усмотрению. Куда он при этом девался, я не понимал — визуализировать свои резервы мне почему-то не удавалось. И даже зная, что внутри меня содержится некоторое количество магии, было непонятно, почему я не могу ее увидеть. И тем более непонятно, почему не получалось ее использовать.

Несложно догадаться, что, когда с первой нитью все стало ясно, мне до зарезу понадобилось добраться до какой-нибудь еще. Хотелось выяснить, на что они способны. Какие возможности могут подарить и можно ли ими управлять так же, как первой. Но для этого следовало раздолбить хотя бы часть стены и высвободить нити, что оказались там замурованы.

Работа эта была долгой, нудной, утомительной, а мне очень не хотелось, чтобы о ней узнал мастер Зен. Соответственно, крошить стену приходилось ночами, медленно и осторожно, грамотно распределяя время между сном и целенаправленной порчей чужого имущества. Подходящих инструментов, само собой, под рукой не имелось. Взять было негде, а спросить не у кого. Пользоваться магией я толком не умел, да и не подходила для этого зеленая нить, поэтому по большей части приходилось действовать наобум и сто раз все перепроверять, прежде чем что-то сделать. В итоге, я потратил больше полугода, чтобы выцарапать ложкой узкую выемку в неподатливом камне. А затем принялся так же осторожно высвобождать нити, которых в прямом доступе оказалось всего три: синяя, красная и желтая. Белая залегала слишком глубоко, прямо под красно-сине-желтым пучком. А до фиолетовых я и вовсе не мог добраться, потому что они проходили под самым потолком.

Собственно, рино Тизар аль Ро решил навестить меня в то самое неудобное время, когда работа уже близилась к завершению. И я, признаться, испытал весьма противоречивые чувства, когда в один из вечеров дверь моей комнаты со скрипом отворилась, а на пороге возник статный блондин в серебристом балахоне и, как ни в чем ни бывало, произнес:

— Здравствуй, Мар. Надеюсь, ты меня не забыл?