Варвара Андреевская. В Спасов день
Катя вместе со своими родителями проводила весну и лето в деревне у бабушки.
У бабушки был прекрасный старинный дом, окруженный тенистым садом, и в этом саду бабушка отделила для Кати местечко, поросшее яблонями, одну из которых девочка почему-то полюбила в особенности и находила, что она больше остальных весною была покрыта ароматными цветами.
Девочке доставляло большое удовольствие любоваться этими цветами, а когда они осыпались и из них образовались крошечные зеленоватые яблочки, то она пришла положительно в восторг и дожидалась с нетерпением, когда яблочки вырастут и созреют настолько, что их можно будет кушать.
Наконец эта блаженная пора наступила в августе.
В Спасов день Катя намеревалась собрать яблочки, отнести в церковь для освящения (как у нас, русских, принято это делать), а затем угостить папу, маму, бабушку и даже маленького брата Володю.
— Ты, няня, разбуди меня завтра раньше, — просила она старушку Настасью, укладываясь спать накануне Спасова дня.
— Зачем? — спросила няня.
— Я хочу сама собрать мои яблочки, чтобы вовремя отнести в церковь, а потом после обедни угостить ими всех, не исключая и тебя, конечно.
— Спасибо, милушка, только, пожалуй, завтра тебе в церковь не придется идти.
— Как, почему?
— Видишь, какия тучи ходят по небу; дождь собирается.
— Не пророчь, няня, дождик; может быть, его не будет…
— Может быть.
Не успела старушка проговорить эти слова, как дождик полил целым потоком, и вместе с тем задул такой сильный ветер, что девочке даже сделалось страшно, в особенности когда еще, к довершению всего, вдруг блеснула молния и послышались удары грома.
— Няня, не уходи, — прошептала она, охватив ручонками шею старушки.
— Не уйду, не уйду, крошка, спи покойно.
И, присев к кроватке девочки, Настасья, чтобы несколько занять ее, начала рассказывать сказки.
Гроза продолжалась недолго; через полчаса все стихло. Катя заснула крепким сном, и когда затем проснулась на следующее утро, то о вчерашней буре, по-видимому, не было и помину. Солнышко светило весело, дорожки и трава в саду обсохли.
Катя проворно соскочила с кроватки, оделась, помолилась Богу и, взяв в руки с вечера приготовленную корзинку, отправилась с нею к своей любимой яблоньке, чтобы собрать собственноручно те яблоки, которые находились на нижних сучьях. Но каково же было сожаление и горе девочки, когда, придя туда, она увидела, что на яблоне больше нет ни одного яблочка. Заливаясь слезами, побежала Катя домой сообщить бабушке о случившемся.
— Это, должно быть, Гришутка, сын садовника, сделал, — сказала она, захлебываясь от слез и волнения.
— Почему ты так думаешь? — спросила бабушка.
— Потому что вчера я попросила его помочь мне полить цветы, он отказался. Я шутя пригрозила пожаловаться его матери, а он на это ответил, что собьет палкой мои яблочки и съест их все до последнего.
— Но, Катя, ведь он тоже сказал это, конечно, шутя.
— О нет, когда он говорил со мной, то смотрел такими злыми глазами.
Бабушка улыбнулась.
— Он, он, милая бабушка, — продолжала между тем Катя. — Я никогда не ошибаюсь.
— В самом деле?
— Наверное; но за мной не пропадет, я знаю чем отомстить гадкому мальчику и даже сделаю это сию минуту.
Рассуждая подобным образом, девочка, в высшей степени рассерженная, достала из шкафа небольшую книжечку с картинками и разорвала ее на несколько частей.
— Что ты делаешь? — вмешалась тогда в разговор находившаяся тут же в комнате мама, которая до сих пор молча пила кофе.
— Я, мамочка, обещала подарить Гришутке эту книжку; он ждал и надеялся, а теперь вот, чтобы огорчить его, отнесу ему порванные листы и картинки, и скажу: «Вот тебе за то, что ты съел мои яблоки!»
— А если он не виноват, Катюша, если он твоих яблок не трогал?
— Но, мамочка, кроме его некому.
— Как некому? Во дворе много других ребятишек.
— А я так предполагаю совершенно другое, — заметила бабушка.
Катя взглянула на нее вопросительно.
— Да, — продолжала она серьезно. — Я думаю скорее, что ни Гришутка, ни остальные ребятишки тут ни при чем и что всему виной вчерашний ветер.
— Как, бабушка, ветер? Разве он может скушать яблоки? — заметила Катя, улыбнувшись.
— Нет, друг мой, ты не поняла меня, — возразила бабушка. — Ветер не мог скушать твоих яблок, но так как он с силой качал вчера деревья, то яблоки вероятно попадали сами собой и теперь спокойно лежат в траве. Возьми-ка корзинку, оботри слезки, и пойдем посмотрим.
Взяв в руки корзинку, Катя с плохо скрываемым сомнением последовала за бабушкой.
Подойдя к яблоне, она начала пристально смотреть вниз, раздвигая зонтиком траву в тех местах, где она была повыше… И что же? Яблоки лежали там действительно целыми десятками. Понятно, что они были сброшены ветром, при некоторых даже находились еще поломанные ветки, что могло служить явным доказательством истины предположения бабушки.
— Вот, видишь ли, — строго обратилась она тогда к внучке, — никогда не следует торопиться делать заключение, и в особенности обвинять кого бы то ни было.
— Это правда, — тихо отозвалась Катя.
— Неужели тебе не совестно теперь против Гришутки?
Катя ничего не отвечала; на глазах ее выступили слезы; а Гришутка этим временем, конечно случайно, проходил мимо и, сняв шапку, низко ей поклонился.
— Гришутка! — окликнула его девочка, — поди сюда!
Гришутка подошел ближе.
— Прости меня, — продолжала Катя, — я перед тобою очень, очень виновата.
— В чем? — с удивлением спросил Гришутка.
— Я думала, что ты съел все мои яблоки, как хотел сделать это вчера.
Мальчик засмеялся.
— Ведь я шутил, барышня, — сказал он. — Неужели вы могли поверить?
— Во всяком случае, не сердись на меня за подозрение, — продолжала Катя и, желая хотя несколько загладить свою вину перед маленьким садовником, отобрала для него целый десяток самых крупных спелых яблок, а затем отправилась обратно в комнаты и, достав из своей библиотеки почти самую лучшую книжку, подарила ему и ее тоже, вместо той, которую в порыве несправедливого гнева разорвала на мелкие частицы.
