124
Вторник, 3 ноября, наше время
Небольшой кортеж из трех автомобилей съезжает с рампы и покидает паромный причал, когда только занимается утренняя заря. В Ростоке холодно и ветрено. Кортеж держит путь в поселок, что в паре часов езды от города. Хесс сидит за рулем последней машины, и хотя предсказать успех предстоящего предприятия невозможно, ему все равно приятно отключиться от суеты только что минувших дней. В управлении, как и в прочих полицейских органах, в последнее время царили смятение и стремление отмазаться. А здесь над немецким автобаном светит неяркое солнышко, и он вполне может включить радио, не опасаясь, что его в принудительном порядке заставят слушать, как дома все поливают друг друга грязью и занимаются поисками козлов отпущения.
Разоблачение Генца как Каштанового человека повергло в шок всех без исключения. Будучи шефом экспертно-криминалистического отдела, он являлся примером для подражания своим коллегам. У него в «улье» по-прежнему оставались ученики и последователи, которым сложно было поверить, что он злоупотреблял служебным положением и на его совести несколько человеческих жизней. Критики из противоположного лагеря напирали на то, что Генц заимел слишком большую власть и их возражения должны были быть услышаны давным-давно. Впрочем, оппоненты не ограничились призывами к покаянию и самокритике. А что уж тогда говорить о медиа-пространстве!.. Отдел по расследованию преступлений против личности, который пользовался услугами талантливого криминалиста, но не разглядел его подлинной сути и ни в чем не заподозрил, подвергся жесточайшему осуждению. Как и, разумеется, руководство Департамента полиции Дании, ведь оно в свое время поддержало кандидатуру Генца на пост начальника ЭКО. Впрочем, министр юстиции, этот опытный старый волк, раздачу слонов в связи с допущенными в ходе расследования ошибками пока что отложил – по крайней мере, до окончания выяснения всех обстоятельств жизни и деятельности Симона Генца.
Пока в прессе ходуном ходили штормовые волны, Хессу и другим сыщикам предстояло свести все концы с концами и выстроить цельную картину произошедшего. Хесса поразило, насколько хитро и умело Генц уводил следствие по делу об убийствах с верного на ложный путь. Сперва он навел Тули́н и Хесса на след каштанового человечка с отпечатками пальцев и таким образом вовлек в игру министра соцзащиты Розу Хартунг. Затем вынудил их заняться бандеролью с мобильным телефоном Лауры Кьер, посланной Эрику Сайер-Лассену, а сам в это время напал на его жену в их доме в Клампенборге. Потом взломал базу данных детского отделения Центральной больницы и нашел основания, чтобы в подробностях изучить дела детей Лауры Кьер, Анне Сайер-Лассен и Йесси Квиум – да, как выяснилось, Оливия Квиум тоже лечилась в стационаре после полученной в домашних условиях травмы. Затем стал рассылать анонимные заявления в муниципальные органы, чтобы привлечь внимание к недостаткам в системе соцзащиты. А как ловко он сумел добыть сведения о готовящейся ловушке в Урбанпланен?! И как, почувствовав угрозу после беседы Хесса и Тули́н с Линусом Беккером, подбросил отчлененные фрагменты тел убитых в дом, где жили Сканс и Неергор, куда прибыл для исполнения служебных обязанностей. Ну и наконец – хотя это не менее важно, – как он с помощью видеорегистратора в арендованном на фирме «Хертц» автомобиле выследил молодую пару в лесу, по всей вероятности, убил обоих и только потом позвонил Нюландеру и сообщил о местонахождении парочки. Каждое из этих открытий вызывало неприятные ощущения, а сколько таких находок наверняка их еще ожидает… Особенно в связи с тем, что до сих пор не выяснено, какую роль Генц играл в деле с исчезновением Кристине Хартунг в прошлом году.
Что же до личной истории жизни Генца, то полученные Хессом сведения о нем в спецреестре были тщательно проштудированы и дополнены. После пребывания у Эрумов сирот-близнецов разлучили, и так как власти впоследствии не сумели найти для Токе Беринга подходящей временно замещающей семьи, его в семнадцатилетнем возрасте определили в школу-интернат в Западной Зеландии. Там-то фортуна, по всей видимости, и повернулась к нему лицом. Пожилой бездетный предприниматель по фамилии Генц, ранее учредивший фонд помощи неблагополучным в социальном отношении ученикам этого интерната, взял да и усыновил юношу. Приемный отец дал ему шанс начать совершенно новую жизнь в элитной гимназии в Сорё, где тот учился под именем Симона Генца. Однако социальный эксперимент пожилого бизнесмена увенчался успехом лишь на бумаге. В двадцать один год Генц был принят в Орхусский университет, где начал изучать применение информационных технологий в микроэкономике и где, наверное, познакомился с лаборанткой, жертвой убийцы в Рисскове в 2001 году. Из дела в архиве орхусской полиции следовало, что «студент Симон Генц, проживающий в общежитии напротив, был допрошен в связи с тем, что, возможно, видел бывшего сожителя жертвы в день убийства». Иными словами, Генц жил напротив жертвы и предложил свою помощь в раскрытии убийства, которое, с определенной долей вероятности, сам же и совершил.
Когда вскоре после этого его мецената свел в могилу сердечный приступ, Генц унаследовал значительную сумму денег и, воспользовавшись вновь обретенной свободой, переехал в столицу, где сменил род занятий и поступил в школу полиции с целью стать простым скромным криминалистом. Способности его и заинтересованность в учебе были быстро оценены по достоинству. Только вот первым делом он научился, как взломать базу данных государственного реестра гражданского состояния и изменить в ней кое-какие сведения о себе, чтобы никто и никогда больше не смог бы идентифицировать его с Токе Берингом. Читать о последующем его подъеме по карьерной лестнице было весьма занимательно, но в то же время и не очень-то приятно. Ведь по двум другим, нераскрытым делам об убийствах женщин за период 2007–2011 годы следствие возобновили, поскольку на фотографиях с мест этих преступлений были обнаружены каштановые человечки.
С 2014 года Генц, пользовавшийся доброй славой истинного профессионала, сотрудничал с Федеральной полицией Германии и Скотланд-Ярдом, однако оставил обе эти должности около двух лет назад, чтобы стать начальником экспертно-криминалистического отдела в Копенгагене. Подлинной же причиной его стремления оказаться именно на этом посту послужила, по всей вероятности, возможность использовать свое служебное положение для реализации планов мести Розе Хартунг, которая незадолго до этого стала известна всей стране, заняв пост министра соцзащиты. Сразу после своего назначения Генц выкупил «Каштановую усадьбу» и на оставшиеся от наследства деньги отреставрировал ее. И вот осенью прошлого года, когда деревья стали опадать, он приступил к осуществлению задуманной операции. Будучи шефом экспертно-криминалистического отдела, Генц без проблем мог контролировать ход расследования и быть в курсе всех отрабатываемых сыщиками версий. Сначала тех, что направили следствие на ложный путь в деле о похищении Кристине Хартунг, а затем и тех, что могли привести к разоблачению Линуса Беккера. Тули́н за выходные проштудировала хранящиеся в памяти компьютера Генца в его лаборатории материалы и выяснила, что тот узнал о хакерской атаке Линуса Беккера на архив фотографий с мест преступлений задолго до того, как это стало известно полиции. И, что примечательно, никого об этом не преупредил. Генц, видимо, понял, что Линус Беккер прекрасно подходит на роль козла отпущения, чем и воспользовался. Для него, разумеется, было чисто делом техники поместить мачете со следами крови Кристине Хартунг в гараж дома, где жил Беккер, и навести на него полицию. То, что Беккер решил признаться в совершении преступления, стало для Генца дополнительным бонусом, лишь потешившим его самолюбие. Ведь в самооговоре Беккера никакой нужды не существовало, ибо доказательная база и так была достаточно велика.
* * *
Хесс же считал самой главной проблемой отсутствие среди весьма и весьма скудного «наследия» Генца материалов, позволяющих ответить на вопрос, что же на самом деле случилось с Кристине Хартунг. Такого рода документы были, по всей вероятности, стерты, уничтожены или сожжены, как «Каштановая усадьба», превратившаяся в пепелище. По этой причине Марк связывал большие надежды с двумя мобильными телефонами, найденными в разбитом в хлам автомобиле в лесу, однако оба они оказались новехонькими: Генц пользовался ими лишь в последний день своей жизни. Зато по данным его приемника GPS удалось установить, что за последнее время он несколько раз побывал в одном районе Северной Германии к юго-востоку от Ростока. Поначалу этот факт не привлек к себе особого внимания, ведь Генц ранее сотрудничал с германской полицией. Однако вчера, когда Хесс получил ответ на свои запросы на паромные переправы на Фальстере и Лолланде, которыми пользовался эксперт, он заинтересовался этим следом. Выяснилось, что предназначавшийся в аренду для Генца автомобиль темно-зеленого цвета, заказанный вечером в пятницу, когда он погиб, напоровшись на ветку каштана, до сих пор дожидается его возле паромного причала в Ростоке. Обратившись в немецкую автопрокатную фирму, Хесс выяснил, что автомобиль арендован женщиной.
– Der Name der Mieterin ist Astrid Bering, – сообщил сотрудник компании по телефону.
С этого момента следствие резко активизировалось. Хесс окольными путями связался со своими знакомыми в германской полиции и выяснил, что сестра-двойняшка Генца зарегистрирована нынче по немецкому адресу, который можно локализовать в районе небольшого поселка Бугевитц, что находится в двух часах езды от Ростока и неподалеку от границы с Польшей. Хесс вспомнил, что, по данным спецреестра, следы генцевской сестры теряются после ее выписки из психиатрической лечебницы чуть менее года назад. Так что если Генц поддерживал с нею контакт – а на такую возможность указывали данные его приемника GPS, – то сестра могла оказаться единственным человеком, располагающим сведениями о судьбе Кристине Хартунг.
– Тули́н, проснись!
Зазвонил мобильный телефон на соседнем сиденье, и Найя высунула сонное лицо из-под укрывавшей ее пуховой куртки.
– Это, наверное, немцы звонят. Я ведь за рулем, вот и попросил их в случае чего набрать твой номер. Но можешь не отвечать.
– Ладно, чего там, я ведь не совсем инвалид. И, кстати, прекрасно говорю по-немецки.
Хесс улыбается про себя, пока недоспавшая свое Тули́н с трудом достает мобильник из кармана пуховой куртки. Сломанная в двух местах левая рука у нее на перевязи, все лицо в синяках и ссадинах – да, видок у нее тот еще. Впрочем, Марк выглядит не сильно лучше, так что красивую же парочку они собой являли, когда полчаса назад вкушали яства шведского стола за завтраком на пароме. Потом спустились вниз и расселись по машинам, и когда Хесс спросил, не лучше ли ей подремать в пути, Найя ничего не имела против. Начиная с полудня субботы, они вкалывали как лошади, стараясь раздобыть хоть какие-то новости о судьбе Кристине Хартунг. Начальники дали им несколько дней, чтобы они завершили дело и пришли в себя, вот Хесс и подумал, что у Тули́н недосып. Ну и, конечно, он был ей бесконечно благодарен – ведь если б она не врезала Генцу по башке в машине, тот, скорее всего, сбил бы его насмерть. Хесс нашел Тули́н лежащей на снегу без сознания чуть позади дерева, на котором повис Генц, не представляя, насколько серьезны у нее повреждения. Когда стали приближаться звуки сирен, он вынес ее к дороге и с первой же остановившейся машиной быстрого реагирования отправил в ближайшую больницу.
– Yes… Gut… I understand… Danke, – Тули́н заканчивает разговор, глаза у нее оживают.
– Что они говорят?
– Опергруппа ожидает на парковке в пяти километрах от адреса. Кто-то из местных сказал, что в том доме действительно живет женщина, и по описанию вроде бы возраста Астрид Беринг.
– Ну и?.. – По лицу Тули́н Хесс догадывается что она выложила не все новости, вот только ему невдомек, хорошие они или плохие.
– Женщина по большей части держится особняком. Но пару раз ее видели на прогулке в лесу с ребенком лет десяти-двенадцати. Правда, местные считают, что это ее сын.