День седьмой
Утро было тяжёлым. Липкий говорил, что иммунные ничем не болеют, но забыл предупредить, что к похмелью это не относится. Впрочем, могло быть и хуже. На табуретке возле кровати лежали постиранные джинсы, новое бельё и футболка большого размера. Ещё были две пары носков в упаковке, а на выходе я обнаружил тапочки. На тумбочке было записка: "Буду после обеда. В."
Когда я оделся и спустился в бар, застал там всё того же Димедрола. Бородач с интересом читал толстую книгу. Надо же, телевидения и Интернета нет, так народ в чтение ударился. Поглядев на меня и сморщившись от запаха перегара, он показал на столик и сказал:
— Садись уже, сейчас принесут.
И действительно, минут через пять из подсобки вынырнула всё та же Виола и поставила поднос с жареным стейком, овощным салатом и большой кружкой живца. Оказывается, волшебный напиток и для опохмела годится. Я посмотрел на теперь уже официантку. Рыжая красавица переоделась в джинсы и свитер, волосы собрала в хвост. От прежней распутной банщицы не осталось и следа.
— После двух подойду, не спеши напиваться.
Я и не спешил. Похмелье как рукой сняло, еда придала сил, в том числе тех самых сил, которые для Виолы нужны. Но долго расслабляться нам не дали. Скоро кто-то постучал и Рыжая засобиралась.
— Извини, там караван пришёл, девчонки не справляются, я пойду.
Что за караван и с чем не справлялись девчонки, которых я пока не видел, я интересоваться не стал. Не моё дело. Зато ближе к вечеру заглянул знахарь Демон. С бутылкой крепкого и разговором по душам. Караванщики осваивали бар, набросились на проституток, перетрясли оружейку, а до знахаря им дела не было, потому парень заскучал и сам зашёл ко мне. У него я тоже пытался выяснить пределы развития иммунного. Что потом? Когда человек, получив чуть ли не божественные способности, перестаёт быть человеком.
— Сложно сказать — Демон, хоть и пьяный, мысли старался формулировать чётко — самый старый у нас Димедрол. Он в Улье почти десять лет. Даров у него шесть, мне по должности знать положено. Убить его не то, чтобы невозможно, но очень трудно. Он говорит, что видел пятнадцати- и двадцатилетних. Но и они оставались людьми, хотя часто становились квазами.
— А как же белый жемчуг? — поинтересовался я, разливая коньяк.
— Во-первых, — ответил он, поднимая стопку — не всегда он есть даже у таких людей. Во-вторых, не все хотят его есть, предпочитая оставаться монстрами с разумом. А это уже довод в твою пользу, от человечества они отстраняются всё больше. Не хотят человеками быть.
Мы чокнулись, выпили и пару минут помолчали.
— И всё-таки я думаю дело не только и не столько в дарах, — снова начал Демон — главный дар, который мы получаем, — это бессмертие. Сколько человек обычно живёт? Лет сто максимум. А ведь мышление столетнего сильно отличается от мышления сорокалетнего. Тем более, что на образ мыслей не накладывается старческая немощь.
— Так значит, — я попытался сформулировать мысль, но она ускользала, алкоголь брал своё — прожив больше ста лет, независимо от даров, начинаешь отделять себя от окружающих? А потом…
— Потом — понятие мутное, были, например случаи, когда переразвитый кваз, после очередной порции жемчуга окончательно терял разум. Животным становился.
— Хреново, — только и смог добавить я.
Дальнейшее помню плохо, мы продолжали пить, курили сигары, снова пили, пытались продолжать разговор, но безуспешно. Разошлись далеко за полночь, когда уже стихли пьяные крики караванщиков и скрип кроватей в соседних номерах.
