Глава 16
В недалеком прошлом
Мелани проснулась, как от толчка, – ее правая рука дотронулась до куска мертвого тела в постели. Глаза мгновенно широко распахнулись, но ей понадобилась пара секунд, чтобы понять, что этот «кусок» – не что иное, как ее собственная рука. Которая ничегошеньки не чувствовала.
Мелани немного подождала. Иногда она видела сны, в которых просыпалась лишь для того, чтобы понять, преодолевая кошмар, что всё еще спит и видит страшный сон. Правой рукой подняла свою «мертвую» левую – жуткое и ни на что не похожее ощущение, потому что рука упала на подушку, стоило только ее отпустить.
Мелани глубоко дышала, хотя испытывала знакомый ужас – чувствительность может вообще не вернуться. Сердце гулко стучало, но очень медленно и постепенно в руке появилось покалывание, и побежали мурашки – верный признак того, что она, скорее всего, отлежала руку во сне.
Мелани села, чувствуя, как колотится сердце, хотя паника постепенно стихала. Один за другим она проделала все остальные упражнения и вытянула правую руку, прежде чем начать вращать ногами под пуховым одеялом. Сначала по часовой стрелке, потом против.
– У тебя всё в порядке, Мелани?
Голос, прозвучавший прямо за дверью, заставил девушку вздрогнуть. Она оглянулась вокруг, широко открыв глаза, и предметы в комнате постепенно стали обретать знакомые очертания. Стол со стопкой книг. Халат, брошенный на стул.
– Все хорошо, Синтия. Просто плохой сон.
– Тогда ладно.
– Я тебя разбудила, прости…
– Нет, нет, я вообще еще не ложилась, так что услышала, как ты закричала во сне. Только что закончила последнюю циновку. Ты уверена, что всё хорошо? Хочешь кофе?
Мелани откинулась на подушку, всё еще рассматривая свою левую руку, ощущая, какая она горячая и скованная. Затем быстро взглянула на будильник на тумбочке – цифры показывали 6:30 – и какое-то время не могла вспомнить, какой сегодня день.
– Кофе – это здорово.
Понедельник.
«Черт!»
Она обещала боссу доложить последние новости по делу в Тэдбери. Эксперты теперь были уверены, что на нее начали давить, чтобы она прекратила дальнейшее разбирательство и подала рапорт об освобождении ресурсов для других расследований. Если Джил Хартли придет в себя, у них имеется достаточно материалов, чтобы предъявить ей обвинение, – а будет это обвинение в предумышленном убийстве или убийстве по неосторожности, Мелани интересовало мало.
Но рутинные проверки финансовых документов несколько запутали ее, особенно в том, что касалось Эммы Картер. Правда, в офисе высмеяли заявку Мелани на дальнейшее изучение биографии Эммы, особенно периода ее пребывания во Франции. Где-то произошла утечка – возможно, ее организовал тот, кто хотел подсидеть Мелани, – которая добралась до Тэдбери и вызвала там серьезное брожение умов. Каким-то образом всё это бумерангом вернулось к ее боссу, который не стал подбирать слова:
– Вы что себе думаете, у нас есть деньги, чтобы оплачивать каникулы во Франции, когда расследуется дело о семейной разборке? Я приму вас в понедельник, Мелани. Эксперты высказались достаточно ясно, так что я хочу, чтобы вы закруглились. Это понятно? И чтобы больше я не слышал о ваших диких предположениях. Разговоры о зарубежных командировках тоже прекратите. Жду вас в понедельник. Это крайний срок.
На первом этаже на обеденном столе была разложена последняя циновка, рядом с которой лежал розовый футляр из хлопка, который Синтия сделала, чтобы при транспортировке сохранить все циновки в первозданной чистоте. Могло создаться впечатление, что циновка и футляр просто небрежно брошены на стол, но Мелани поняла, что они аккуратно выложены для того, чтобы она могла высказать свое мнение. Детектив улыбнулась. Ей не придется кривить душой.
Последнее творение Синтии оказалось для Мелани полной неожиданностью – это было изображение трепещущей тропической листвы разных оттенков зеленого цвета, а в самом центре был помещен попугай, раскрашенный в роскошные бирюзовый, желтый и лазурный цвета. Наверное, художнице понадобились часы на окрашивание хлопка, чтобы достичь такой чистоты красок.
– А мы не можем оставить ее себе, Синт? Она просто великолепна.
– Ты так думаешь?
– Я в этом уверена. Пока что это твое лучшее произведение. Я в него просто влюбилась.
Синтия вышла из кухни. Ее широкая улыбка контрастировала с глубокими темными кругами под глазами.
– А вот выглядишь ты просто ужасно.
Высунув кончик языка от усердия, Синтия передала Мелани кружку с кофе.
– Она ничуть не похожа на все остальные.
Мелани гладила сплетенные полосы хлопка.
– Точно. Я никак не могла придумать рисунок. И вот, когда время уже подходило к часу, на меня неожиданно снизошло озарение. Я устала, как гребаный…
– Попугай.
– Вот именно. Как раз закончила, когда ты стала стонать во сне. Так что же это было? Ночной кошмар?
– Да нет, скорее просто неудобная поза. Проснулась от того, что совсем не чувствовала руку. И это меня испугало.
– Почему?
Мелани сделала глоток кофе.
– Мел, пойми, что это не передается по наследству. Я о болезни твоей матери. Мы об этом много раз говорили.
– Я знаю. – Мелани не отрываясь смотрела на обжигающую жидкость, изредка дуя на нее, и думала о новых возможностях комплексных исследований. Болезнь ее матери все еще оставалась научной загадкой, так что с технической точки зрения риск для Мелани был минимален.
«Но это с технической точки зрения…»
– А, кстати, как она себя чувствует, твоя мама?
– Наверное, хорошо. Я говорила с ней на прошлой неделе. Тратит деньги папы на какой-то новый метод лечения за границей. По-моему, в Португалии.
– И насколько свободно она может сейчас передвигаться? – Синтия ободряюще улыбнулась.
– Вот что я тебе скажу… Я отдам тебе одну из своих комнат.
– Не поняла?
– За циновку. Но чтобы она была точно такой же.
– Не говори глупостей.
– А я и не говорю. Она мне жутко нравится. Работа просто великолепная.
Отец в телефонном разговоре все уши прожужжал Мелани о каком-то новом кресле на колесиках. Очень компактном и легком. А это значило, что передвигается мама с трудом.
– Тебе она действительно понравилась? Эта циновка? – Лицо Синтии смягчилось.
– Да. Только я надеюсь на цены для своих. А не на те заоблачные, которые ты выставляешь гостинице.
– У тебя никогда не будет рассеянного склероза, Мелани.
Пауза.
– Я это знаю.
Они продолжили спокойно пить кофе.
– Ну, хорошо, тогда расскажи мне, что происходит с твоим первым расследованием. Ну, того убийства.
– Лучше не спрашивай, – Мелани поставила кружку на стол и потянулась. – Эксперты не оставили мне никаких шансов. Исчерпывающие улики, такие как расположение капель и так далее. Все указывает на то, что муж пытался защищаться. Очевидно, он был левшой – подняв обе руки, отступал, пытаясь парировать ее удары. Все ножевые раны нанесены его женой, которая была правшой, включая рану на ее животе. – Мелани стала ходить по комнате и размахивать руками, наглядно показывая, как проходила борьба.
– Ни фига себе… Так она что, взрезала себе живот?
– Ну да. Его она убила в одной комнате, а потом перешла на кухню и там нанесла удар себе. Довольно страшный, хотя основные повреждения у нее появились в результате удара головой при падении. Кстати, по идее, мне запрещено рассказывать тебе об этом.
– А мотив? Я тогда угадала?
– Ага. Ни для кого не секрет, что он был большим шалуном. Избитая история – об этом знали все, кроме жены. Хотя мне так и не удалось разыскать его последнюю пассию. Лично я готова поспорить, что это одна из жительниц деревни. Странная женщина. Очень привлекательная. Информация из его телефона показывает, что в тот день он звонил ей на домашний, но она не сняла трубку. К сожалению, на работе никто не хочет продолжать расследование в этом направлении.
– Почему?
– Потому что тут нет никакой добавочной стоимости. У нас и так достаточно улик, чтобы предъявить обвинение. Экспертизы не выявили присутствия кого-то третьего, и мы даже не знаем, придет ли нападавшая в себя, чтобы можно было передать дело в суд. Людей у нас катастрофически не хватает, так что на меня давят, чтобы я переходила к следующему расследованию.
– Но что-то не дает тебе покоя.
– Да, эта женщина из Тэдбери. С ней связано что-то, чему я не могу найти определения. Есть здесь какая-то закавыка. И банковские данные какие-то странные, хотя я сейчас жду новых.
– Продолжай…
– Честное слово, я не знаю, Синт. Это инстинкт. А может быть, паранойя, но она была какое-то время во Франции, и, кажется, об этом никто ничего не знает. В деревне ходят слухи, что дом она купила на полученное наследство, но банковская выписка этого не подтверждает. Все это довольно странно, и мне хотелось бы немного над этим поработать.
– Так работай.
– Но у меня, честное слово, совсем нет на это времени – по крайней мере, официально. Если послушать моего босса, нам хватает нераскрытых преступлений, чтобы мотаться по заграницам в поисках новых.
– Тогда надо копать втихую.
– Это действительно отличный попугай, Синт.
Художница улыбнулась.
* * *
Спустя два часа по дороге на работу Мелани вновь заехала в больницу Дарндейла. Здесь она с облегчением узнала, что сейчас миссис Бэйнз находится в пансионате для родственников, расположенном неподалеку, так что у нее есть возможность впервые посидеть с Джил Хартли в одиночестве. Отделение состояло из трех разобщенных помещений, которые сестра, сидевшая на центральном посту, посещала регулярно. Куча мониторов, расположенных перед ней, была подсоединена к звуковым сигналам тревоги, на тот случай если с пациентом что-то случится в перерывах между посещениями. Большую часть времени рядом с пациентами находились родственники, так что Джил редко оставалась в одиночестве.
Когда Мелани отодвинула в сторону два журнала, чтобы присесть на кровать, раздался сигнал, известивший ее о том, что ей на телефон поступило сообщение. Мелани быстро просмотрела его. И была сильно удивлена, что сообщение было от Мэттью Хилла, ее хорошего друга. Они вместе учились в школе полиции и в начале службы были самыми близкими приятелями, практически никогда не расстававшимися. Но через несколько лет Мэттью пережил серьезный кризис и, разочарованный, ушел из полиции. Теперь он работал на «темной стороне» в качестве частного детектива.
«Кофе? Есть кое-какая информация».
Прочитав текст, Мелани покачала головой и улыбнулась. Подобные предложения обычно означали, что Мэттью от нее что-то нужно. Она глубоко вздохнула. Ее всё еще печалило то, что он решил стать гражданским. Мэт был хорошим полицейским – одним из лучших, с кем ей приходилось работать. Он обладал способностью видеть то, чего другие не замечали. Со своей эгоистичной точки зрения ей очень хотелось бы иметь его в своей команде, и прямо сейчас его помощь была бы очень кстати.
Мелани решила связаться с ним позже и убрала телефон. Она смотрела на то, как, подключенная к ИВЛ, поднимается и опускается грудь Джил Хартли. Детектив попыталась представить себе, как такая безобидная с виду женщина, лежащая сейчас перед ней на кровати и выглядящая такой обыкновенной, женщина, которая никогда в жизни не прибегала к насилию, могла столь внезапно превратиться в чрезвычайно рассерженную особу, сменить свой образ, как меняют перчатки, и схватиться за нож.
Мелани, случалось, тоже иногда испытывала ярость. Например, после того, как стал известен диагноз ее матери, она стала швырять фарфор в стену. Делала это методично, тарелку за тарелкой, а перед глазами у нее стояла сцена, в которой ее мама и папа танцевали по комнате, демонстрируя ей, еще ребенку, свои новые наряды, – ощущала шелест ее платья лимонного цвета, обвивавшегося вокруг ног, пока они кружились в вальсе и весело смеялись.
Да, тогда она тоже визжала. Орала. В бешенстве твердила, что это несправедливо.
Но применить насилие по отношению к живому? Кому-то, кого ты любишь? Как можно разозлиться до такой степени, чтобы внезапно перейти все границы?
– Что же все-таки тогда произошло? – Мелани наклонилась к кровати и прошептала свой вопрос, вспомнив, что говорила ей миссис Бэйнз. Что, может быть, Джил их слышит.
Появилась сестра, увидевшая их с центрального поста. На лице у нее было написано беспокойство, но Мелани было все равно, и она шепотом повторила вопрос:
– Что же там произошло в действительности, Джил? Тебе придется прийти в себя и всё мне рассказать.
